Форум » Рунет и вопросы по форуму » ЕЖ//Уголок Шендеровича » Ответить
ЕЖ//Уголок Шендеровича
BNE: Уголок Шендеровича: Часть 1 [14 ФЕВРАЛЯ 2005, 20:09] ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ У нашего более или менее постоянного автора Виктора Шендеровича скоро выйдет новая книжка. Он просит не пугаться, но это опять мемуары: оказывается, ему есть что вспомнить и помимо истории с НТВ. Книжка будет называться «Изюм из булки» и должна выйти в издательстве «Захаров» до конца весны. А пока что – выбранные мемуарные изюмины – на электронных страницах «Ежедневного журнала». И не про Путина, не про Путина, не про Путина! В конце концов, есть вещи и поинтереснее. На коленях Однажды в нашу музыкальную, имени Игумнова, школу №5 пришел композитор Кабалевский. Самого этого прихода я не помню, а помню последствия в виде фотографии: сидит, стало быть, Кабалевский в окружении девочек в белых парадных фартучках, а на коленях у Кабалевского сижу я. Эта фотография некоторое время была предметом моей тайной гордости. Шутка ли – автор всенародно любимой песни «То березка, то рябина…» Добрый высокий седой дедушка с ребенком на коленях… Много лет спустя я узнал, что Кабалевский травил Шостаковича, доносительствовал, чинил расправы в Союзе Композиторов… Потом я услышал скрипичный концерт Сарасате и ясно различил в нем тему «То березка, то рябина…» Нельзя оставлять детей без присмотра. Посадят на колени к кому ни попадя – вздрагивай потом… Болельщики Мы снимали веранду в доме у пары старых латышей – думаю, на двоих им было полтора века. Сыну их, моему тезке, было под пятьдесят. В доме имелся телевизор, но смотреть чемпионат мира по футболу 1966 года мы с дедушкой ходили за тридевять земель, в пожарную часть. Там, под каланчой, я и переживал за Игоря Численко и Ко. Я не понимал, почему нельзя попросить хозяев пустить нас на время матча к ним. Вместе бы и поболели за наших… Но болеть вместе нам было– не судьба: старики-латыши болели за ФРГ. Это мне, восьмилетнему, было разъяснено однажды без лишних подробностей – и поразило довольно сильно. Я спросил у дедушки, почему они болеют за немцев, но внятного ответа не получил. Я спросил у бабушки – бабушка почему-то разозлилась. Это было ужасно и совершенно необъяснимо. Советские люди должны болеть за СССР! И мы с дедом ходили на каланчу. Штандер Играли так: вверх бросался мяч, и все бежали врассыпную. Водящий, поймав мяч, диким голосом кричал: – Штандер! И все должны были застыть там, где их заставал этот крик. «Штандер» - «stand hier» - «стой здесь»… Игра-то была немецкая! Но нас это по незнанию не смущало. Выбрав ближайшую жертву, водящий имел право сделать в ее сторону три прыжка – и с этого места пытался попасть мячом. Причем жертва двигаться с места права не имела, а могла только извиваться. Я был небольших размеров и очень быстренький, что давало преимущество в тактике. Исчезла эта игра и канула в Лету вместе с диафильмами про кукурузу – царицу полей и подстаканниками со спутником, летящим вокруг Земли. Кукурузы не жаль, подстаканников не жаль – штандера жаль. Хорошая была игра. Ночь Мы живем в одной комнате впятером, мое место – за шкафом. Шкаф сзади обклеен зажелтевшими обоями. Потом поверх них появилось расписание уроков. А до того – ничто не отвлекало от жизни. Пока засыпаешь, смотришь на обойный рисунок, и через какое-то время оттуда начинают выглядывать какие-то лица, пейзажи… Из-за шкафа шуршит радиоприемник ВЭФ. У него зеленый изменчивый глаз, а на передней панели написаны лесенкой названия заманчивых городов. Перед радиоприемником до полночи сидит отец и, прижавшись ухом, слушает голос, перекрываемый то шуршанием, то гудением. В Америке убили президента Кеннеди. Вот бы здорово не лежать, а посидеть ночью рядом с папой и послушать про убийство. Но если я встану, убьют уже меня… Непонятно только, почему ночью так плохо слышно? – утром снова ни гула, ни хрипов. – Вы слушаете «Пионерскую зорьку!» Ненавистный, нечеловечески бодрый голос. Надо вставать. Училка В школе я учился хорошо – думаю, что с испугу: боялся огорчить родителей. Каждая тройка, даже по самым отвратительным предметам вроде химии, была драмой. Одну такую драму помню очень хорошо. Дело было на биологии. Биологичка Прасковья Федоровна вызвала меня к доске отвечать, чем однодольные растения отличаются от двудольных. Ну, я, хорошист заморенный, ей все сразу и доложил: у этих корни стержневые, а у этих – мочковатые, у тех то, у этих – то… Когда я закончил перечисление отличий, Прасковья Федоровна спросила: – А еще? Я сказал: – Всё. – Нет, не всё, – сказала Прасковья. – Подумай. Я подумал и сказал: – Всё. – Ты забыл самое главное отличие! – торжественно сообщила учительница. – У однодольных – одна доля, а у двудольных – две. И поставила мне тройку. Правильные ответы Тупизна – вещь, видимо, наследственная. Это обнаружилось много лет спустя, когда у меня подросла дочка и жена повела ее на тест в спецшколу. Дочке было шесть лет – училке, проверявшей дочкино развитие, примерно тридцать. И вот она (в порядке проверки развития) спросила: – Чем волк отличается от собаки? Дочка рассмеялась простоте вопроса (как-никак ей было целых шесть лет) – и, отсмеявшись, ответила: – Ну-у, собаку называют другом человека, а волка другом человека назвать никак нельзя. И снова рассмеялась. – Понятно, – сказала училка. И нарисовала в графе оценки минус. Моя бдительная жена это увидела и поинтересовалась, почему, собственно, минус. Тестирующая ответила: – Потому что ответ неправильный. Жена поинтересовалась правильным ответом – и была с ним ознакомлена. Ответ был написан на карточке, лежавшей перед училкой: «Собака – домашнее животное, волк – дикое». Жена спросила: – Вам не кажется, что она именно это и сказала? Тестирующая сказала: не кажется. Жена взяла за руку нашу шестилетнюю, отставшую в развитии дочку и повела домой, подальше от этого центра одаренности. Через год в соседнее пристанище для вундеркиндов привели своего сына наши приятели, и специально обученная тетя попросила шестилетнего Андрюшу рассказать ей, чем автобус отличается от троллейбуса. Андрюша ничего скрывать от тети не стал и честно ей сообщил, что автобус работает на двигателе внутреннего сгорания, а троллейбус – на силе переменного тока. Оказалось: ничего подобного. Просто троллейбус с рогами, а автобус – без. И не надо морочить тете голову! Страшные слова Первый раз в жизни я услышал слово «жид» классе примерно в четвертом – от одноклассника Саши Мальцева. В его тоне была брезгливость. Я понял, что во мне есть какой-то природный изъян, мешающий хорошему отношению ко мне нормальных русских людей вроде Саши Мальцева, – и одновременно понял, что это совершенно непоправимо. А мне хотелось, чтобы меня любили все. Для четвертого класса – вполне простительное чувство. Полная несбыточность этого желания ранит меня до сих пор. Вздрагивать и холодеть при слове «еврей» я перестал только на четвертом десятке лет. В детстве, в семейном застолье, на этом слове понижали голос. Впрочем, случалось словоупотребление очень редко: тема была не то чтобы запретной, а именно что непристойной. Как упоминание о некоем семейном проклятье, вынесенном из черты оседлости. Только под самый конец советской власти выяснилось, что «еврей» – это не ругательство, а просто такая национальность. Было еще одно страшное слово. Я прочел его в «Литературке». Дело было летом, на Рижском взморье; я уже перешел в шестой класс и читал все, что попадалось под руку. Но значения одного слова не понял и спросил, что это такое. Вместо ответа мои тетки, сестры отца, подняли страшный крик, выясняя, кто не убрал от ребенка газету с этим страшным словом. Слово было – «секс». Так до сих пор никто и не объяснил, что это такое. Уголок Шендеровича: Часть 2 [18 ФЕВРАЛЯ 2005, 11:24] ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ Только «Правда»… В Рейкьявике идет матч за шахматную корону: Спасский – Фишер! Иногда мы даже разбираем с отцом партии. Я люблю шахматы, на скучных уроках играю сам с собой на тетрадном листке в клеточку. Делается это так: в тетради в клетку шариковой ручкой рисуется доска (половина клеток закрашивается той же ручкой), а карандашом, тоненько, рисуются фигуры. Ход делается в два приема: фигура стирается ластиком и рисуется на новом месте. Но я отвлекся, а в Рейкьявике Спасский – Фишер! Какое-то время этот матч – чуть ли не главное событие в прессе: через день публикуются партии с пространными комментариями… Потом комментарии помаленьку скукоживаются, потом исчезают тексты партий. А потом однажды я читаю (петитом в уголке газеты): вчера в Рейкьявике состоялась такая-то партия матча на первенство мира. На 42-м ходу победили черные. А кто играл черными? И кого они победили? И что там вообще происходит, в Рейкьявике?.. Так я впервые был озадачен советской прессой. О, это умение сказать и не сказать! Уже много лет спустя, в андроповские времена, всей стране поставило мозги раком сообщение ТАСС о южнокорейском лайнере, нарушившем наше воздушное пространство: «На подаваемые сигналы и предупреждения советских истребителей не реагировал и продолжал полет в сторону Японского моря». Как это: продолжал полет в сторону Японского моря? По горизонтали или по вертикали? Стреляли по нему или нет? Военный был самолет или все-таки пассажирский? Понимай как хочешь. А еще лучше не понимай. Напрягись вместе со всем советским народом – и не пойми. Галич Дорога в стройотряд: плацкартное купе, оккупированное молодежью семидесятых с гитарами в руках и либерализмом в башках. Человек, наверное, двадцать набилось. А на нижней полке, свернувшись калачиком, спит бабка – полметра той бабки, не больше... Ну и бог с ней. Поехали! Взяли чаю, накатили какой-то спиртной ерунды, расчехлили гитары, и началось вперемежку: Высоцкий да Ким, да какой-то самострок, да Визбор с Окуджавой… Допелись до Галича. А что нам, молодым-бесстрашным!.. А бабка спит себе – глуховатая, слава богу, да и, мягко говоря, не городская. Спели «Облака», дошли до «Памятников». Пока допели, поезд как раз притормозил и остановился. – И будут бить барабаны! Тра-та-та-та! Бабка зашевелилась, приподнялась, мутно поглядела вокруг и сказала: – А-а… Галич… И снова легла. Тут нам, молодым-бесстрашным, резко похужело. Бабка-то бабка, а в каком чине? Нехорошая настала тишина, подловатая... В этой тишине поезд, лязгнув сочленениями, дернулся, и мимо окна проплыло название станции. Станция называлась - Галич. Уголок Шендеровича: Часть 3 [23 ФЕВРАЛЯ 2005, 07:57] ВИКТОР ШЕНДЕРОВИЧ «Моралка» и «аморалка» А моего приятеля Володю Кара-Мурзу в те же годы исключали из комсомола за «аморальное поведение». «Аморалка» состояла в том, что он пел песни Окуджавы. Через пару лет комсорг, исключавший Володю, прославился тем, что развелся с женой, брат которой был арестован по диссидентским делам. В заявлении о разводе этот прекрасный человек прямо написал, что не хочет жить с родственницей врага народа. Это у них, стало быть, «моралка». Сейчас он полковник ГРУ. Но это так, к слову. Вставай, проклятьем заклейменный… В конце спектакля «Большевики» по случаю того, что Ленин еще не умер, Совнарком в полном составе вставал и пел «Интернационал». Вставал и зал. А куда было деваться? Впрочем, я, молодой дурак, вставал, помню, совершенно искренне. А отец моего друга Володи Кара-Мурзы не встал. Спустя несколько минут уже на площади Маяковского к нему подошли двое и поинтересовались: а чего это он не встал? Кара-Мурза объяснил – и его арестовали. Вот такая волшебная сила искусства… Где мак? В станционном буфете у столика стояла женщина и разглядывала кусочек, оставшийся от съеденной булочки. – Где же мак-то? – наконец она спросила. – Чево? – не поняла буфетчица. – Я говорю: где же мак-то? Я уж почти всю булочку съела, а мака так и нету… – Не знаю, – отрезала буфетчица. – У меня все булочки с маком! – Так вот мака-то нету. Я-то ем, ем, все думаю: мак-то будет когда? – А ты посмотри, может, он в конце там, – обнадежил кто-то из сочувствующих. – Да чего ж смотреть, уж ничего не осталось! – в сердцах крикнула женщина. – Нету мака-то! Этот диалог дословно записал отец, при сем присутствовавший. Год на дворе стоял семьдесят девятый. Что мака не будет, было уже, в общем, понятно.
Ответов - 0
полная версия страницы