Форум » КУЛЬТУРА » РБК//К 2008 году должна быть завершена приватизация основной части НИИ (с полным переходом в частные руки или оставлением значительного пакета у государства) » Ответить
РБК//К 2008 году должна быть завершена приватизация основной части НИИ (с полным переходом в частные руки или оставлением значительного пакета у государства)
Прохожий: Науку поднимут “поближе к звездам” Спасут ли ее технопарки и удвоение ВВП – вопрос без ответа Нужны “серьезные усилия государства” для того, чтобы обеспечить подъем российской науки. Об этом на встрече со студентами и преподавателями МГУ заявил президент России Владимир Путин. Отвечая на вопросы из зала, глава государства говорил о том, что “самое главное – обеспечивать темпы развития экономики и решать социальные проблемы работников научной сферы”. Похвалив руководство университета за эффективную работу технопарка, Путин говорил о том, что такие же технопарки в еще больших масштабах необходимо создавать для поддержки науки и в других регионах. В этих зонах будет установлен особый налоговый, правовой и таможенный режим. Подобные меры, по мнению президента, будут способствовать решению указанных проблем, в частности, проблемы утечки мозгов, лучше, чем административные барьеры. Последние Путин считает неэффективными. О поддержке науки глава государства говорит уже как минимум четыре с половиной года. Летом 2000 г. эта тема специально обсуждалась на совещании с членами РАН в Сочи, где было решено создать научный совет при президенте. Тогда Путин сокрушался о той же утечке мозгов за границу, об оттоке научных кадров в другие сферы, о том, что зарплата в научной сфере на 15% ниже, чем в промышленности, и т.д. Основная проблематика с тех пор не изменилась, за исключением, может быть, того, что отпало сопоставление уровня окладов в промышленности и науки и появилась тема технопарков. Последние объяснимо относительно свежими впечатлениями Путина от пребывания в индийском Бангалоре, южноазиатской “Силиконовой долине”. Что касается сравнения с ситуацией в промышленности, то оно считается уже неактуальным. Президенту уже давно докладывают о том, что меры приняты и средний уровень окладов научных работников сравнялся или даже начал превышать таковой в индустрии. Доклады эти, конечно, грешат определенным лукавством, о чем в прошлом году президенту в открытом письме попыталась сказать внушительная группа представителей научной общественности, – фундаментальная наука, которая в развитых странах в буквальном смысле служит “фундаментом” всего остального и на которую расходуются многие миллиарды долларов, финансируется у нас из рук вон плохо: уровень зарплаты сотрудника государственного гражданского НИИ не превышает 2300 руб., что почти вдвое ниже прожиточного минимума по Москве, где сосредоточены основные из этих НИИ. Примерно тогда же министр образования и науки Андрей Фурсенко упомянул в числе главных “признаков стабилизации” в подведомственной отрасли то, что “в науке стали создаваться негосударственные структуры, которые оказались способны выпускать высокотехнологичную продукцию”. Из этих слов понятно, где собака зарыта. Наука прикладная, как сказал министр действительно “приспосабливается” к новым условиям, а вся остальная – вузовская, фундаментальная – только “выживает”. Или, точнее, пробует выжить. Как – другой вопрос. Преподаватели вузов – платных и якобы бесплатных – зачастую берут мзду со студентов и сотрудничают с западными коллегами. “Фундаментальщики” выкручиваются разными путями, но чаще эмигрируют за рубеж, где отношение к ним много лучше. Чем, как не нищетой 90-х, можно объяснить факт, что ученые продавали “за бугор” свои разработки (как теперь вдруг спохватились компетентные органы), не всегда имевшие только гражданское значение? Ранее на такое сотрудничество смотрели сквозь пальцы, едва ли не поощряя его – государству, возможно было неудобно перед учеными за то, что оно само поставило их в такие условия, когда они вынуждены “продавать родину”. Между тем, как утверждала комиссия по образованию Совета Европы, от утечки научных кадров (внутри страны и вне ее) в 90-е годы РФ теряла до 50 млрд долл. в год. Цифра, сопоставимая с нынешними поступлениями от нефтегазового экспорта. В материалах Национального совета по разведке США, посвященных будущему России, говорилось о том, что хотя размеры эмиграции ученых не столь уж велики, их “внутренняя эмиграция” велика и имеет разрушительные последствия для страны в целом: из 900 тысяч научных работников к началу нового столетия в стране оставалось не более 100 тысяч активно занимавшихся наукой (как прикладной, так и фундаментальной). Сколько останется в этой сфере после 2008 г., когда, по правительственным планам, должна быть завершена приватизация основной части НИИ (с полным переходом в частные руки или оставлением значительного пакета у государства), – вопрос сложный. Как заметил на одной из недавних конференций мэр Москвы Юрий Лужков, по опыту видно, что первое, от чего отказывается приватизированное предприятие, – это от науки (если вложения в таковую не приносят отдачи хотя бы через полтора года). Понятно, что именно здания этих самых НИИ и, главным образом, территория, на которой они стоят, вызывают глубокий интерес потенциальных победителей будущих аукционов. Этим победителям уже странно, что эти самые НИИ не только сдают свои площади в аренду (что понятно), но при этом еще и занимаются какой-то ерундой вроде науки. В то самое время, когда на этой (чаще всего столичной) земле можно нагрохать нового элитного жилья или офисных центров. Так что очередная волна приватизации грозит лишить Россию еще каких-то остающихся в ней ученых – во всяком случае, “фундаменталистов”. В этой связи все разговоры чиновников о подъеме российской науки пока, увы, больше напоминают слова Емельяна Пугачева, который, спросив пойманного звездочета Ловица о роде его занятий, велел его поднять “поближе к звездам”, то есть повесить. Последний же серьезный стимул в этом направлении, видимо, придаст реформа образования. В 2003 г. Россия присоединилась к т.н. Болонскому процессу, в рамках которого должна унифицировать свою систему образования с европейской. Отвечая на вопрос, зачем это нужно, тогдашний министр образования Владимир Филиппов откровенно говорил: “Российские дипломы должны быть понятны западному работодателю”. Лучше не скажешь: раньше утечка мозгов еще как-то сдерживалась “непризнанием” наших дипломов, теперь и этот барьер будет снят. Тем более что барьеры административные, как мудро заметил президент РФ, тут, дескать, бессмысленны. Западные же научные центры получат очередной прилив кадров – правда, этот прилив будет, похоже, последним. При сохранении обозначенных тенденций в скором будущем в России, чье общее население быстро сокращается, научное население уцелеет разве что под сенью технопарков. Если таковые еще будут кому-то нужны. Отдел общества Алексей Виноградов, 26.01.2005
Ответов - 5
BNE: Слава и трагедия российской науки Йоахим Мюллер-Юнг ИТЭС – за этой аббревиатурой скрывается не только научная слава России, но и ее трагедия. Институт теплофизики экстремальных состояний одним из первых приходит в голову, когда речь заходит об исследованиях материалов, энергии и плазмы. Гигантский оплот науки. Один из пяти крупнейший исследовательских центров РАН, в котором работают 1400 сотрудников, занимает площадь размером с городской район. И руководит им не кто иной, как академик Владимир Фортов, уважаемый и красноречивый ученый, который во второй половине 90-х годов был заместителем премьер-министра, а также министром науки и вот уже девять лет входит в руководство АН. Читая все это, кто-то может подумать, что институт процветает. Но нет, процветание существует лишь в головах российских ученых. Кто ищет его за пожелтевшими фасадами институтских зданий, должен по безлюдным обветшалым коридорам на ощупь пробираться к лабораториям, в которых на оригинально свинченных полках стоит аппаратура совсем другой эпохи. Блестящее новизной хромированное оборудование здесь искать бесполезно, так же как и молодых ученых. «Мы теряем молодое поколение», – такие фразы, как эта, произнесенные такой личностью, как Фортов, который олицетворяет одновременно политику и науку в России, свидетельствуют о российской дилемме. От 100 до 200 евро в месяц получает молодой российский ученый, и это при затратах на жизнь, которые, по крайней мере в Москве, не ниже среднеевропейского уровня. Средний возраст работающих в РАН составляет сейчас 72 года. А научный бюджет, жалуется Фортов, с начала перестройки сократился в двадцать раз. «Наши расходы на науку сегодня такие же, как в Чехии». Что это, объявление о банкротстве? Финансовое и политическое банкротство – определенно. Но неужели и интеллектуальное? С последним не согласен Вальтер Крелль, председатель Общества германских исследовательских центров имени Гельмгольца, который по приглашению Фортова смог посетить этот институт на окраине Москвы: «Головы – вот российский капитал. Так было всегда, так есть и сейчас». Для германского гостя короткий визит в ИТЭС был если не кульминацией многодневного пребывания в Москве, то как минимум знаменательной возможностью познакомиться с научной культурой, о которой имеют истинное представление лишь немногие из 24 тыс. сотрудников в пятнадцати центрах Гельмгольца в Германии. Господин Крелль приехал с визитом в научную сверхдержаву, которая уже давно по горло в воде. И старательно добивался ее расположения. Вместе с министром науки госпожой Бульман в прошедшие дни он разыскивал в Москве главных представителей российской науки – с целью углубить «стратегическое партнерство», как называется новая правительственная инициатива, между исследователями двух стран. Вот уже тридцать лет германские научные институты, такие как Общество по исследованию тяжелых ионов (GSI) в городе Дармштадт или Германский электронный синхротрон (Desy) в Гамбурге, сотрудничают с российскими физиками. В целом каждый пятый иностранный ученый в пятнадцати центрах Гельмгольца – россиянин. С явной гордостью госпожа Бульман рассказала о работе, проведенной в последние годы, которая привела к тому, что Россия вышла на первое место в международном научном сотрудничестве, имея 550 вузовских партнерских программ и 6300 академических обменов в год. В Российско-немецком доме в Москве общество Гельмгольца открыло свое третье зарубежное представительство (после Брюсселя и Пекина). По случаю визита госпожи Бульман между Институтом внеземной физики имени Макса Планка в городе Гархинг и Институтом физики высоких энергий РАН был запущен проект под названием «Германо-российская виртуальная лаборатория». Уже в этом году в Москве будет открыт совместный лазерный исследовательский центр. Как все это будет финансироваться, учитывая тягостную ситуацию в России, должно быть согласовано в ближайшие месяцы. Для начала Бульман обещала 40 млн евро. Что касается российской стороны, то добиться от своего российского коллеги Фурсенко чего-то большего, чем обещание стать «равноправным партнером» и агитировать за сотрудничество перед лицом президента Путина, она пока не смогла. Переведено 11 февраля 2005
BNE: ЗНАТЬ, ЧТОБЫ СТАТЬ ЭЛИТОЙ Нам жизненно необходимо другое, более целостное образование. Но «реформа», предлагаемая правительством, нам его не даст В продолжение темы «Деление ВВП» («Новая» № 8) Юрий Афанасьев прислал в редакцию свою статью. В ней нет ни слова о Финляндии! Но именно образование как государственный приоритет позволило Финляндии стать одной из самых благополучных стран мира. «Почему Россия не Финляндия» — мы под этой рубрикой намерены продолжить дискуссию. Редакция К национальному образованию можно относиться по-разному: можно видеть в нем инструмент развития нации, можно — сферу услуг и даже бизнес. Какой бы ни была модель образования, все эти аспекты будут присущи ей в той или иной степени — неважно, хотели этого создатели модели или нет. Однако качество социума зависит именно от того, какой из них, из этих возможных аспектов, — ведущий. Перед обновлением модели национального образования в переломные моменты своего бытия оказывались многие страны. И хотя основания для пересмотра ценностей, заложенных в основной инструмент общественного и государственного воспроизводства, были различны, единая значимость проблемы делает неизбежной общность некоторых существенных черт подобного реформирования. Я приведу несколько довольно пространных цитат, проясняющих, как воспринимали образование в наиболее процветающих странах Запада на переходе от «индустриального» к «постиндустриальному» обществу. Эти высказывания демонстрируют, во-первых, именно повсеместное общенациональное осознание проблемы и повсеместный общенациональный размах дискуссий по реформам образовательных систем. Во-вторых, результатом дискуссий и реформ повсюду стало кратное (даже на порядок) увеличение доли национального продукта, предназначенной для подъема совокупного национального интеллекта. В-третьих, весьма значительные результаты подобных дискуссий и реформ сегодня налицо — тогда как понимание вопроса и «замах» российских «реформаторов» попросту ничтожны. Известный знаток нравов отечественной бюрократии М.Е. Салтыков-Щедрин по схожему поводу заметил: «Его прислали кровопролитие учинить, а он чижика съел…». Запад и СССР «…В конце 50-х годов, когда существенно сократились размеры империи и английские политики обратили внимание на внутреннюю жизнь страны, образование приобрело общенациональное значение. Расходы на просвещение возросли с 3,2% валового внутреннего продукта в 1954 г. до 6,5% в 1970 г. Впервые нация тратила на образование больше, чем на оборону. Деятели просвещения оказались в центре различных общенациональных дискуссий, а проблемы образования стали животрепещущим политическим делом, яблоком раздора между партиями и внутри них. И это было неудивительно: раз нация принялась изучать себя (как ей и надлежало это делать), то кому, как не учителям, следовало поставить перед собой вопрос: какими людьми должны стать англичане? Школы могли заложить основы новых профессий, привить умение приспособиться к новым условиям и новым идеалам. Перемены в области просвещения были ускорены благодаря тому, что мы стали лучше понимать, как дети усваивают знания. Постановка дела во многих начальных школах была капитально перестроена. ‹…› Теперь английские начальные школы являются местом паломничества иностранных деятелей просвещения. Но наряду с новыми возможностями и открытиями педагоги и политики все еще сталкиваются с неизбежным вопросом: должна ли новая система образования создавать благоприятные условия обучения элиты самых способных детей или предоставлять равные возможности для всех учащихся? ‹…› Центральная роль в этих дискуссиях по вопросам образования принадлежит Маргарет Тэтчер, министру просвещения в кабинете Хита. Как и премьер-министр, она служит своеобразной рекламой селективной системы образования тридцатилетней давности. ‹…› Система просвещения становится основным полем битвы за участие в управлении государством». (А. Сэмпсон. Новая анатомия Британии.) «Чего стоят все средства, которыми нас оснащают естественные науки и техника, если мы не можем использовать их на благо человечества и общего блага? Не есть ли наша высшая цель — культура и цивилизация? ‹…› Гуманитарные науки — это такая территория на карте человеческой культуры, где она изучает и познает себя. Изучение ведет к самопознанию и к знанию, которое крайне необходимо для понимания культурных регуляторов человеческой жизни во всех сферах (в экономике, политике, отношениях к окружающей среде и т.д.). Насколько важно правильное понимание культуры, учит страшный опыт, приобретенный нами, немцами, на свой лад, и русскими — на их особый лад в условиях ложной культуры и идеологии, презирающей человека». (Из доклада министра образования и науки Земли Северный Рейн — Вестфалия (ФРГ) Х. Кребса.) Жизненно необходимо другое, более целостное образование; слишком недостаточно только профессионального образования. Универсальное образование невозможно без рефлексии, т. е. самопознания, поскольку ставит целью не прикладные качества современного научного знания, а его общекультурную, общечеловеческую ценность. Это и определяет его гуманитарную направленность в самом высоком понимании слова «гуманитарный». Создание содержания такого образования рассматривают в Германии как вызов научному сообществу. Во Франции реформу образования обсуждали все слои общества. Обсуждение выплеснулось на улицы и шло с поразительным вниманием к деталям реформы. Одним из главных вопросов оказалась глубина пропасти, разделяющей во Франции элитарное высшее образование («Гранд эколь») и высшее образование для всех (Сорбонна). Такое разделение, по мнению некоторых участников дискуссий, совершенно определенно ведет к национальному вырождению — ни больше, ни меньше! Сократить эту пропасть очень непросто, но жизненно необходимо. Кроме того, французы ставили и ставят задачу сделать франкоязычное образование привлекательным на международном уровне, чтобы конкурировать с англоязычной культурой. Они вкладывают в это средства… «Мы в кризисе, не русские спутники положили ему начало. Американский «Эксплорер» не положил ему конец. Кризис носит не только военный характер. Величайшая опасность, угрожающая нам, не ядерное нападение. Голая правда такова: мы подвергаемся величайшей опасности проиграть титаническое соревнование с Россией, причем при этом не будет запущена ни одна ракета. Год назад при обсуждении внешних дел, вероятно, не упомянули бы просвещения. Сегодня мы не можем избежать этого. Я не знаю, верно ли, что битва при Ватерлоо была выиграна на площадках для игр в Итоне. Однако не будет преувеличением сказать, что битва, которую ведем мы сейчас, может быть выиграна или проиграна в школьных классах Америки. ‹…› Мы должны положить конец такому положению, когда только четверо из пяти наших лучших школьников оканчивают школу и только двое из пяти идут в колледж. Мы не можем позволить себе платить преподавателям в колледжах и школах, развивающим умы наших детей, меньше, чем мы платим слесарям и водопроводчикам, обслуживающим наши дома… Если согласиться с нашим бывшим министром обороны в том, что в теоретических исследованиях «нельзя заранее знать, куда идешь», тогда наши ученые будут заниматься только прикладными вопросами. Если вы презираете интеллектуалов, мешаете ученым и вознаграждаете только спортивные достижения, тогда наше будущее действительно мрачно». (Из речи сенатора Дж. Ф. Кеннеди 24 февраля 1958 г. в конгрессе США.) Тогда, в 1958-м, будущий президент США сломил яростное сопротивление «рыночников», и закон «Об образовании в целях обороны» был-таки принят. Впервые за всю историю США появились нерыночные инструменты, предназначенные повысить качество образования и сделать его более доступным для способной молодежи. И это было только начало. Далее деятельность Кеннеди уже как президента по развитию национального образования приняла еще больший размах: помимо одобренных конгрессом ассигнований, его администрация находила и организовывала дополнительные и весьма значительные источники средств на эти цели. Как конгрессмен, сенатор и президент Кеннеди все свое жалованье передавал на благотворительные цели, а часть средств, полученных от отца, вложил в развитие национальной образовательной инфраструктуры. Гражданам бывшего СССР результаты образовательной стратегии, заложенной семьей Кеннеди, известны не понаслышке: в схватке политических элит победили не мы. Уместно спросить: совершалась ли эта самая главная битва ХХ века в школьных классах? Если допустить, что это в чем-то именно так, выявление этого «чего-то» неизбежно приведет к возникновению пятен на светлом облике «лучшего в мире советского образования». Противостояние элит мы проиграли не всюду. Наши научно-технические достижения в некоторых областях значительнее достижений Запада. Возможно, поэтому именно от специалистов из этих областей часто доводится слышать о «лучшем в мире» образовании, и они не лукавят: об этом свидетельствует и их личный опыт, и все еще имеющийся в мире спрос на выпускников данной части отечественного образования. Но если всмотреться в упомянутые «пятна» на лике отечественной системы образования, можно увидеть присущие ей пороки. Они нисколько не умаляют ее достижений, но позволяют выявить возможности развития и улучшения. Этот аспект проблемы отечественного образования можно назвать проблемой обновления элит. Он отражает качества образования как инструмента национального развития: речь ведь идет не об обеспечении экономики и рынка умелыми специалистами, а о наличии гибких, универсальных и творческих мозгов в общезначимых сферах жизни. Потому-то и не подходит к нему доминирующее представление о цели образования как о подготовке специалистов для народного хозяйства. «Специалист по общему благу» звучит так же дико, как и «спрос на элиту» на рынке труда: под «элитой» подразумевают скорее работодателя, нежели наемного работника. Поэтому вопрос о национальной политической элите согласуется не с потребностями рынка как такового, а скорее с привнесением свежей и, главное, универсальной интеллектуальной энергии в научные, политические, экономические и другие институты, аккумулирующие национальный интеллект для благотворного развития сферы общего бытия. Давно замечено, что с задачей обновления элит аристократия и имущие классы не справляются. Сократ по этому поводу говорил, что сыновья Перикла — достойные, прекрасно образованные юноши, но, увы, не Периклы. Способность к мыслительной самостоятельности и творчеству, равно как и соответствующая энергия, дворцов от хижин не отличает. Поэтому уже тогда было понятно, что искусство организации целостности (политике? те?хне) — это то, к чему следует приобщать всех — «каждую кухарку», как сформулировал значительно позже советский вождь: нужно широко «забрасывать невод», чтобы выбрать наиболее одаренных. Профессиональное же образование не только не способствует интеллектуальному обеспечению сферы общего, а, напротив, препятствует. Оно направляет лучшие умы проторенной дорогой, лишая их универсальности и широты. «Опасность, возникающая из этой стороны профессионализма, велика, особенно в наших демократических обществах. Направляющая сила разума ослабевает. Ведущие умы утратили баланс. Они видят тот ряд обстоятельств или этот, но не оба ряда вместе. Задача координации оставлена тому, кому не хватает либо силы, либо характера достичь успеха в определенной области. Короче говоря, специализированные функции общества представлены лучше и более прогрессивно, но в то же время утрачено общее направление развития. Прогрессивность в деталях только увеличивает опасность, порождаемую слабостью координации». (Из лекций А.Н. Уайтхеда «Наука и современный мир»; Гарвард, 1924 г.) Оно и понятно: не имея опыта серьезно обдумывать проявления бытия вне сферы своей деятельности, даже очень умный и заслуженный человек легко становится жертвой даже не очень изощренных средств манипуляции сознанием. Считалось и считается, что противоядием от этой слабости действующей системы подготовки специалистов смогут стать: – введение в высшее образование несколько более общего, в чем-то более универсального компонента (чаще говорят о межпредметных связях); – внедрение таких способов овладения предметным знанием, в которых бы значительное место занимало творческое соучастие студента (так называемый проблемно-ориентированный подход). В США поиск способов культивировать общую и целостную картину знания (the Big Picture или the Big Picture of Science) уже давно обсуждается в университетских кругах. Что касается метода Сократа как способа активизации самостоятельности мысли в предмете, то в элитных учебных заведениях США он скорее правило, чем исключение. В целом задача универсального развития личности в процессе освоения научного знания еще далека от решения, ему препятствует научность форм, которая, если исходить из нее, непременно направляет мысль проторенным путем. Поиск же эвристических оснований для самостоятельной мыслительной активности — очень трудная задача. Болонская модель и потребности рынка Если начало этим поискам положила проблема обновления элит (поскольку характерными чертами политической элиты должны быть самостоятельность и универсальность мысли), то к концу ХХ века ситуация изменилась. Возросшая скорость перемен сделала социально опасной неизменную личность с фиксированными обязанностями, которая в предшествующие времена была находкой для общества. Возникла потребность в иной, более массовой личности с большей мыслительной универсальностью и, следовательно, в более широком внедрении в высшее образование общего и целостного компонента. Решение этой задачи означает согласование в рамках единой системы двух кардинально противоположных тенденций современного мира: потребности в относительно скорой и достойной социализации на рынке занятости и потребности в навыках универсального синтетического мышления. Эту цель и преследует болонская модель двухуровневого образования. В ней бакалавр — это специалист, прошедший ускоренную, обязательно практико-ориентированную, достаточную для трудоустройства по специальности подготовку. Магистр же или, лучше, мастер — это человек с опытом самостоятельного синтеза целостной картины знания в рамках какого-то набора модулей и, как следствие, с более фундаментальной и одновременно не абстрактно-теоретической подготовкой, в принципе способный погружаться в любую область знания. Нетрудно заметить, что различие в уровнях непосредственно отражает различие в потребностях: в одном случае человек прагматично ориентируется на внешнюю деятельность, в другом — на удовлетворение внутренней потребности познания, уже не столь прагматичной. Связана ли как-то болонская конструкция с рынком и его потребностями? Помимо формальной унификации образования и повышающейся мобильности трудовых ресурсов, у нее есть и другой «рыночный» аспект. Почти объединившаяся Европа пытается рыночно конкурировать с США. В связи с этим они не могут не заметить, что предпринимательский потенциал, стремление к хозяйственной самостоятельности у европейской молодежи заметно ниже, чем в Штатах. Такой самостоятельности молодежь Европы предпочитает стабильность и социальную защищенность, тогда как рыночные стихии требуют самостоятельности, готовности рисковать и не испытывать панического ужаса от весьма возможных на этом пути неудач. Таким образом, речь опять-таки заходит о качестве человека, нужного Европе для успешной рыночной конкуренции с США. Именно такой оказывается «потребность рынка» в Европе; ее можно назвать потребностью в рыночно-творческих людях. Ориентация образования на ее удовлетворение делает его опять-таки в первую очередь инструментом развития (в данном случае рыночных стихий Европы) и только во вторую очередь — сферой образовательных услуг населению. В связи с этим уместно провести аналогию между рыночной и познавательной активностью. Среди людей, связывающих себя с наукой как с социальным институтом, часто встречается отказ от творчества в научно-познавательной деятельности. Так, видение неблагополучия в основаниях той или иной науки — а это удается многим — ставит ученых в ситуацию выбора: направить свои усилия на решение задач, существенных с точки зрения социализации в рамках некоторой социальной машины, или заняться серьезным, всепоглощающим исследованием оснований, где трудно рассчитывать на гарантированный, плановый и быстрый результат. Выбор очевиден (исключения чрезвычайно редки), при этом самооправдание, если его еще требует душа, таково: «Надо занять некое положение и уж потом…». Но для функционирования социальной машины «Наука» значим не смысл познания, а локальные цели ее бытия, поэтому «потом», как правило, не случается. Этот выбор в пользу социально гарантированной «синицы» в науке, в сущности, той же природы, что и отказ от творческой и рискованной самостоятельности в бизнесе. Такой устойчиво воспроизводимый социальный феномен приводит к безусловному доминированию эпигонов: творцы оказываются «белыми воронами». Это, конечно, препятствует развитию наук, но — «троллейбусы от этого ходить не перестанут…». Однако для понимания и моделирования рыночных стихий эпигоны чрезвычайно опасны, ибо видеть область применимости тех или иных апробированных форм возможно, только если самостоятельно выстраивать их ab initio. Такая реконструкция — всегда творчество. Эпигоны же будут пытаться применять то, что для конкретной ситуации может оказаться принципиально неприменимым. Г.А. Явлинский, экономист по профессии, в одном из интервью заявил, что ему неизвестны люди, имеющие заслуги перед отечественной экономикой. Неудивительно: воспитанным ползать трудно летать. Юрий АФАНАСЬЕВ, профессор, президент РГГУ 10.02.2005
BNE: Элиты и демократия в России Россия объявила рынок в качестве модели лучшего будущего. Если отнестись к этому всерьез, то для нее, как и для Европы, особенно важной становится проблема производства людей, способных всесторонне развивать рынок. Однако, в отличие от Европы, в России делать это нужно с нуля, ввиду полного отсутствия у населения и опыта рыночной самоорганизации, и рыночного мышления, и способствующих возникновению всего этого рыночных форм жизнеустройства. Ведь на протяжении нескольких столетий в России культивировали совершенно иной образ человека. Политехническая средняя школа, специальное высшее образование, комсомольская, партийная и профсоюзная школы вкупе с практикой коридоров власти сформировали ту политическую элиту, которая не выдержала противостояния с политической элитой Запада. Это, разумеется, неслучайно. Так же, как неслучайно, что принципы саморазвития личности, заложенные в упоминавшейся выше британской начальной школе (Фрейд, Фребель, Монтесорри), у нас объявляли реакционными. Свои же работы по развивающему образованию — в Институте психологии Академии педагогических наук — были фактически свернуты из-за естественных для этой сложной задачи неудач. В общем, кризис России — это в значительной степени кризис политической элиты. То, как современная российская элита намерена реформировать образование, — яркое тому подтверждение. «Это очень страшно потерять, но как совместить старые добрые традиции, потребности рынка и потребности молодежи, стремящейся к высокооплачиваемой работе после окончания вуза, никто не знает, это очень сложный вопрос». Этими словами министр образования и науки А. Фурсенко встретил текущий учебный год. Под «старыми добрыми традициями» он, физик по образованию, понимает фундаментальный характер того специального высшего, которое получил сам. Продукция этого образования действительно до сих пор пользуется спросом за рубежом, но… не в качестве политической элиты, разумеется. Однако своему «рынку» эта продукция не нужна — не может он обеспечить молодежи, получившей такое, достаточно фундаментальное, образование, высокооплачиваемой работы. Отсюда пресловутая «утечка мозгов». Пару лет назад канадский премьер публично благодарил российского президента за хорошую работу в сфере подготовки специалистов, обещал и впредь обеспечивать эту продукцию отечественного образования рабочими местами, даже числа какие-то назвал. После того визита В.В. Путин намеревался, помнится, подумать об этой ситуации. А подумать есть над чем. «Утечка мозгов» только на первый взгляд выглядит как рыночная аномалия. Россия действительно тратится, по инерции воспитывая ненужных своему «рынку» специалистов. Трудоустраивает их Запад и, значит, получает квалифицированные кадры даром! Однако этим он: 1. «Отводит» избыточную и потому потенциально опасную для режима энергию, способную в принципе найти себе и внутреннее, нерыночное применение — например, в молодежном экстремизме. Появление в нем фундаментально обученных и энергичных мозгов — перспектива не из самых радужных. 2. Косвенно способствует поддержанию ненужной, в общем, России для себя образовательной инфраструктуры, которая сегодня не востребована внутренним рынком, но может оказаться нужной завтра — даже «нерыночно». А инфраструктура быстро и не создается, и не окупается. 3. Помогает исполнять «неосторожно принятый» конституционный долг по обеспечению «свободного развития человека» (Конституция Российской Федерации. Глава 1, статья 7). «Свободное развитие» и потребность рынка в нем — не одно и то же, даже если за их тождество голосует Дума. Отсутствие рыночного спроса на специалистов не означает отсутствия спроса на образование, которое еще все-таки фундаментально и потому, помимо прочего, позволяет образованию успешно «утекать» за рубеж. Часть II Нам жизненно необходимо другое, более целостное образование. Но «реформа», предлагаемая правительством, нам его не даст В прошлом номере «Новой» мы опубликовали первую часть статьи профессора Юрия Афанасьева, посвященную предстоящей реформе образования. Главная проблема, по мнению президента РГГУ, — ответить честно на вопрос о целях: мы хотим, чтобы образование стало инструментом развития нации или сферы услуг? Если последнее, то наше будущее незавидно. Но, судя по всему, именно подобную стратегию выбрали правительственные чиновники, которые не задумываются вовсе о том, чему и зачем учить, а больше озабочены проблемами передела финансовых потоков. Почему и что из этого следует? Что же придумали? Очень внятно и четко говорит по этому поводу один из идеологов и главных разработчиков грядущей реформы образования, ректор Государственного университета — Высшей школы экономики Я.И. Кузьминов: «Надо привести в соответствие спрос на высшее образование и потребность рынка в нем». Сказал он это, отвечая на вопрос журналиста «Огонька», зачем нашему высшему образованию двухуровневая модель с бакалавриатом и магистратурой. Он объясняет: бакалавр — это, в сущности, недоучка, продукт «общего высшего образования», магистр же — дипломированный специалист. Для бакалавров на отечественном рынке есть очень много неплохо оплачиваемых рабочих мест, где надо работать с другими людьми, а не «со станком и деталью». А немногих магистров рынок, по-видимому, сможет обеспечить достойной работой. Как в такой схеме государство собирается переложить финансовую нагрузку на население, ясно, в общем, и без комментариев Я.И. Кузьминова. В итоге содержание образования остается, по существу, прежним. Что и понятно, ведь неизменна его цель: подготовка наемного работника для рынка труда — бакалавра и специалиста. Ясно, что аспирантура в такой схеме четко следует за магистратурой. Такая схема, в общем, напоминает немецкую схему «до Болоньи», с той лишь разницей, что там за все уровни обучения платит государство (правда, сейчас отказывается платить). Вряд ли, учитывая сказанное выше, стоит объяснять, что никакого отношения к болонскому процессу в Европе — кроме, возможно, формального сходства — такая «двухуровневость» высшего специального образования не имеет. Фактически такая реформа нацелена на разрушение образовательной инфраструктуры — ее лучшей, но невостребованной сегодня части. Но беда-то в том, что условиях кризиса политической элиты ничего другого от действующей элиты ожидать и не приходится, а проект такой реформы исходит исключительно от нее. В кризисах подобного рода заключено чрезвычайно ядовитое противоречие. Можно ли, например, с помощью коррумпированной вертикали власти избавиться от коррупции? Ответ очевиден. Может ли политическая элита страны избавиться от пороков системы, ее породившей? Ответ тоже очевиден, хотя бы уже потому, что есть, увы, уверенность: она даже не видит сути проблемы. На содержательную ничтожность подготавливаемых нашей элитой документов просто стыдно смотреть. Нет, к сожалению, и намека на грамотную постановку задачи, когда внятно взвешивают проблемы, потребности и возможности социума, предлагают сообща искать разного рода ресурсы, намечают общенациональные инвестиционные проекты. Фактически Министерство образования и науки превратилось в курьера Министерства финансов, помогает последнему сокращать бюджетные ассигнования Задача согласования противоречивых потребностей бытия — всегда сложна, так что министр ничего нового не открыл, хотя и перечислил не все потребности. Но главная сложность в том, что в условиях кризиса политической элиты такие задачи нельзя решить без активного и всестороннего участия общества. (Последнее, правда, должно для этого быть…) Реформы образования в Великобритании и США, упомянутые выше, были предметом весьма и весьма серьезной общественно-политической борьбы. В этой борьбе выдвинулись весьма заметные политические фигуры ХХ века: М. Тэтчер и Дж.Ф. Кеннеди. «Железная леди» даже поставила своеобразный рекорд — дольше всех в ХХ веке занимала пост премьер-министра Великобритании. Отстаивая уже в звании лорда ассигнования на науку, она заявила в парламенте, что одно открытие электромагнитной индукции дало доход больший, чем Лондонская товарная биржа за все время своего существования, и это дало результат. Это она назвала Советский Союз Верхней Вольтой с ракетами, и новые реформаторы бодро торят дорогу именно в такое будущее уже для России. Заявив, что никто не знает, как решить такую задачу, министр либо лукавил, либо не осведомлен даже об идеях, заложенных в болонскую модель университетского образования. Он прав: четкого алгоритма, предписывающего: «поступайте так-то и так-то, и все ваши проблемы решатся», действительно нет. Но это вовсе не означает, что нет ясности, на каком пути можно найти такое решение. Более того, многое по этому поводу поняли в России. Очевидно, на самом деле реформаторов интересует не качество образования, а что-то совсем другое: предлагая реформу законодательства, они никого и не спрашивали, знает ли кто-то что-то или нет. Очень похоже, что нам готовят «силовой вариант», игнорируя необходимые для такой важной реформы демократичность и законность. Если восторжествует предлагаемая концепция, то образование превратится в примитивное «промывание мозгов». Где решение, оставляющее надежду? Мрачная складывается картина. Чтобы реформировать образование с целью преодолеть кризис политической элиты, требуется активное вмешательство общества. То есть нужны люди, способные инициировать благотворные формы общественной самоорганизации. Из таких людей могла бы формироваться новая элита. Чтобы такие люди были в достаточном количестве, нужна реформа системы образования… как минимум. Получается замкнутый круг. Столкнувшись действительно с грандиозной проблемой — кажущейся неразрешимой, не по силам человеческим, — проще всего ничего не делать. Или (для нормального бюрократа) имитировать деятельность. Именно такой подход демонстрируют сегодня реформаторы российского образования. С предложенными ими намеками на стратегию преобразований в образовании хорошо дремать на русской печке в рассуждении «щучьего веленья». Однако история дает и другие примеры решения «утопических» задач. Завершая в 1963 г. марш на Вашингтон за равноправие цветного населения, Мартин Лютер Кинг произнес свою знаменитую речь: «У меня есть мечта…». Через пять лет его убили. Но теперь афроамериканцы получили возможность возглавить Объединенный комитет начальников штабов (аналог нашего Генштаба) и МИД, аналитики начинают уже всерьез рассматривать шансы чернокожего кандидата в президенты США, а любая форма расовой дискриминации в Штатах влечет за собой практически неизбежное уголовное преследование. Только с мечтой о людях, соотечественниках можно и нужно приступать к решению неразрешимых проблем, в частности к реформированию образования в России. Если допустить, что возможно не просто изнасиловать существующие образовательные структуры, как предполагают министерские реформаторы, но решить проблему национального образования, над чем следовало бы думать в первую очередь? Потребность в универсально мыслящих, творчески активных и одновременно превосходно обученных людях — глобальная. Однако постсоветская Россия живет в условиях острейшего общественно-политического кризиса. Следовательно, первейшей для нее должна быть задача образования некризисного, способного к устойчивому саморазвитию общества, которое невозможно без по-настоящему интеллектуальной национальной политической элиты. Сфера «общего блага» и «общего дела» у нас острее, чем в других странах, страдает от уровня подготовки тех, кто хочет вроде бы «как лучше», но получается у кого, естественно, «как всегда». Так сказываются немощь и неэффективность действующего высшего специального образования: оно производит порой превосходный товар для рынков труда, но, увы, не политическую элиту необходимого качества. Поэтому поиск противоядия от «лучшего в мире высшего специального образования», неотвратимо калечащего универсально одаренных молодых людей, особенно актуален именно в России. Теоретически возможны несколько путей дальнейшего развития нашего образования. Можно вновь предложить студенту отчитываться по «лучшим в мире учебникам» («модернизированным» и перелицованным). Можно отправить студента в самостоятельный поиск в безбрежном океане интернета. Первый путь — очевидно тупиковый, способствующий воспроизводству упомянутого «как всегда». Второй — менее очевидно, но тоже бесплодный: для чего подобная «система образования» самообразующемуся ученику? И насколько эффективным могут быть такие слепые блуждания? Можно, наконец, выстроить систему, помогающую ученику в самостоятельном творческом поиске и поощряющую подобные его устремления. Только такой путь и оставляет надежду вырастить человека, способного искать ответы на вопросы будущего мира. Информационная среда На первое место неизбежно выходит проблема содержания образования, необходимого для обновления общества. Это значит — необходимо создать новый тип образования, основанный на новой модели обучения. Неизбежно потребуется существенно более богатая по своим познавательным качествам информационная среда, задача которой — обеспечить разнообразные самообразовательные потребности человека, неизбежно возникающие в новой форме обучения. Надо заметить, что в СССР такая среда культивировалась, пусть и с идеологическими ограничениями. По крайней мере, в областях точного и технического знания она была богата и разнообразна, причем постоянно пополнялась и обновлялась. При мощном участии государства действовала и развивалась интеллектуально-информационная среда самообразования или, как ее еще называли, просвещения. Этим занимались целая система государственных — центральных и региональных — издательств, общество «Знание» и некоторые другие организации; все они обеспечивали интеллектуальные сферы деятельности зарубежными новинками. Процесс был легкоуправляемым и обозримым благодаря регулярно появлявшимся тематическим планам, позволявшим заблаговременно заказать готовящееся издание. Продукцию этой системы доводила до потенциального потребителя мощная инфраструктура, которая состояла из библиотек и библиотечных коллекторов, книжных баз, оснащенных транспортно-складской сетью, из книжных магазинов (в том числе букинистических). Создавались возможности формирования и удовлетворения потенциальных информационных запросов. Сегодня информационно-познавательной инфраструктуры СССР уже не существует, ее начали приватизировать и разрушать еще до распада Союза. Недавно из помещения на Кузнецком мосту изгнали Государственную публичную научно-техническую библиотеку, служившую сотням тысяч специалистов, и никакой значимой общественной реакции не последовало. Очень тревожный симптом, говорящий о равнодушии большинства уже обучившихся людей к интеллектуально-информационной инфраструктуре, сделавшей возможным их обучение. В одночасье воссоздать что-то подобное разрушенному нельзя, но принципиально вполне возможно — с помощью новых информационных технологий. Организация такой среды должна весьма сильно отличаться от организации среды интернета — это ясно уже теперь, хотя разработка новой среды далеко не завершена. В ходе реформы необходимо выполнить три условия. Во-первых, следует продумать и четко определить тот тип знаний, который мы должны обрести. Нам нужны не формальные «образовательные стандарты», а ясное представление о «качестве человека» середины XXI века. Во-вторых, требуется подготовить значительное количество носителей такого представления и направить их с ним в высшую и среднюю школы. В-третьих, мы должны понять в конце концов, что хотим получить в качестве инструмента нового образования: снова «единомысленные» учебники (пусть даже в нескольких псевдоконкурирующих вариантах) или все же универсальную образовательную среду. Чтобы выполнить каждое из перечисленных условий, нужны огромные затраты труда, интеллекта и, безусловно, материальных средств. Даже просто указать конкретные потребности образовательной системы — понадобится отдельная книга. А возможными такие затраты станут только тогда, когда их жизненную необходимость осознают и все общество, и все, принимающие от его имени государственные решения. Начинать реформу содержания придется с университетов. Последнее может показаться несколько противоречащим логике, но для того, чтобы по-иному заработали начальная и средняя школы, нужны люди, способные по-иному взаимодействовать с учеником. Нам предстоит очень непростая, наукоемкая и, главное, огромная работа, но без нее невозможно преодолеть мировой «кризис университета». А его преодоление означает переход от постиндустриального (или даже информационного) общества к обществу знания. Если же говорить конкретно о нашем Российском государственном гуманитарном университете… К сожалению, ситуация в стране, вокруг РГГУ и в нем самом складывается сейчас таким образом, что, вполне вероятно, для нашей мечты в нем скоро может уже и не остаться места. Юрий АФАНАСЬЕВ, профессор, президент РГГУ, для «Новой» 14.02.2005
BNE: «Русский курьер»: Юрия Афанасьева могут уволить «за политику» В Российском государственном гуманитарном университете(РГГУ) назревает крупный скандал. Как пишет газета «Русский курьер», 18 февраля на заседании Ученого совета университета, может быть упразднен пост президента РГГУ. И тогда в отставку будет вынужден уйти отец-основатель, а ныне президент РГГУ - Юрий Афанасьев. Недовольство профессуры вызвали публикации Афанасьева в «Новой газете», где он подверг резкой критике не только реформу образования, но и поставил неутешительный диагноз российской власти, утверждая, в частности, что «страну между собой распилили люди из ближайшего окружения президента». В пресс-службе РГГУ «Русскому курьеру» заявили, что «многим в университете не понравилось, что Афанасьев позволил себе использовать регалии университета для выражения своих политических взглядов. РГГУ позиционирует себя как учебное заведение, выступающее за полную деполитизацию. Поэтому его сотрудники стараются не высказываться : ни «за» , ни «против власти». Вместе с тем, объяснили в пресс-службе, речь ни в коей мере не идет об упразднении поста президента университета. Возможноб на Ученом совете коллеги Афанасьева просто выскажут ему несогласие с его позицией». В неофициальных разговорах преподаватели РГГУ сказали корреспонденту «РК», что реакция на интервью и на статью Афанасьева в «Новой газете» - это не просто опасения профессоров, что критика правительства может отрицательно сказаться на судьбе университета, который из-за прошлой связи с ЮКОСом постоянно находится «на крючке» у власть предержащих. Недовольство Афанасьевым исходит с «самого верху». То есть, из Министерства образования и из администрации президента. Говорят, что прочитав нелицеприятные высказывания президента РГГУ по отношению к российской власти, чиновники возмутились и принялись звонить университетскому начальству. А именно и. о. ректору Ирине Карапетянц, которая к тому времени уже и сама прочитала скандальные статьи и ждала реакции Минобразования. Напомним, Юрий Афанасьев стал президентом РГГУ в июне 2003, уступив место ректора совладельцу ЮКОСа Леониду Невзлину. Тогда же, летом 2003 года между РГГУ и ЮКОСом был заключен договор. Нефтяная компания обязалась выделить университету в течение десяти лет по 10 миллионов долларов. Многие помнят, чем закончилась эта история. Леонид Невзлин ушел в отставку со своего поста, избавив тем самым руководство РГГУ от необходимости сместить его с этой должности. Он объяснил это решение желанием вывести РГГУ из под удара. «Я не хочу, чтобы университет был в заложниках», - заявил тогда Невзлин.- Сейчас действует некий ультиматум. Если университет не избавится от меня, то некое руководство в лице правительства или администрации избавится от университета». Тогда же университетская конференция избрала вместо Невзлина нового ректора - Валерия Минаева. Но министерство образования отказалось утвердить его на этой должности, назначив и.о. ректором Ирину Карапетянц .Ту самую, которая теперь публично советует Юрию Афанасьеву, «печатая подобные статьи, выступать, как историк, как профессор, а не как президент РГГУ». «Валерия Минаева не назначают, потому что в министерстве образования не забыли, что он был связан с Леонидом Невзлиным, - объяснили «РК» сотрудники РГГУ, пожелавшие сохранить анонимность.- Наш университет постоянно инспектируют. Только что прошла аттестационная проверка. Никаких нарушений не было выявлено. И вдруг такие резкие публикации. Нас пугают, что изменят всю структуру управления университетом и пришлют нам в руководители какого-нибудь «варяга». Кандидатуры называются самые разные - от Андроника Миграняна - до Людмилы Путиной.» 15 февраля 2005, 09:37
BNE: Холодный термояд: важнейший прорыв Американским ученым удалось впервые достоверно определить температуру вещества в газовых пузырьках, схлопывающихся под действием акустической кавитации, и установить, в каком именно состоянии вещество в них находится. За этим сухим описанием скрывается весомое подтверждение одного из наиболее громких и поразительных открытий в науке - «холодного термояда». Как сообщил журнал Nature, сотрудники иллинойского университета (г. Урбана-Шампэйн) Кен Суслик (Ken Suslik) и Дэвид Флэнниган (David Flannigan) сумели достичь сонолюминисценции с необычно яркими вспышками света – настолько яркими, что они хорошо видны невооруженным глазом. Измерения, проведенные американскими химиками, показали, что температура в пузырьках достигает 15 тыс. градусов Цельсия – что в несколько раз выше, чем на поверхности Солнца. На приведенном снимке облако пузырьков газа освещается собственным свечением образующейся в них под воздействием ультразвука плазмы. «Никому прежде не удавалось измерить температуру внутри схлопывающегося пузырька», - комментирует суть открытия г-н Суслик. Тем самым еще раз подтверждена научная обоснованность теории «холодного термояда». В 2002 году группа ученых из Ок-Риджской лаборатории (США) под руководством Рузи Талейархана (Rusi Taleyarkhan) заявили, что им удалось получить в пузырьках газа, буквально «на лабораторном столе», в нормальных условиях, реакцию ядерного синтеза – вожделенную мечту энергетиков. Открытие встретило мощное противодействие в научном сообществе. Среди скептиков был и сам Кен Суслик, утверждавший, что возможность «пузырькового синтеза» еще следует доказать. «Наши результаты не являются ни подтвеждением, ни опровержением заявлений Талейархана о протекании реакции синтеза, - отметил он, подчеркнув при этом, что обязательным условием протекания реакции ядерного синтеза является наличие плазмы. – В нашей статье впервые со всей определенностью показано, что в данном процессе образование плазмы возможно». Ученые воздействовали ультразвуковыми волнами частотой от 20 кГц до 40 кГц, находящимися за пределами чувствительности слуха человека, на концентрированную серную кислоту, содержащую газ аргон. Звуковые волны приводили к образованию в жидкости областей, в которых давление менялось с высокого на низкое с высокой частотой. В результате этого микроскопические пузырьки газа то увеличивались в размерах, то «схлопывались». При этом скорость изменения давления была столь высока, что пузырьки буквально «взрывались» под воздействием так называемой акустической кавитации, в результате чего вещество в микроскопической области нагревалось до сверхвысоких температур. Вещество ионизировалось, а при возвращении в исходное состояние накопленная энергия высвобождалась в виде вспышки света. Признаком наличия плазмы стало бы обнаружение наличия ионизированных молекул кислорода. Простой нагрев вещества привел бы сначала к разрыву связей между атомами в молекуле, и лишь затем – к их ионизации. Именно такие ионы и были обнаружены – Суслик и Фланниган утверждают, что образоваться они могли лишь при соударении с высокоэнергетичными электронами или другими ионами в горячем плазменном ядре. Неудача предыдущих экспериментов с измерениями сонолюминисценции, вызванной акустической кавитацией, была связана с тем, что они проводились в воде, и львиная доля энергии поглощалась молекулами водяных паров. Серная кислота, использованная Сусликом и Фланниганом, намного менее летуча, чем вода, вследствие чего газовые пузырьки состояли практически из одного аргона с малой примесью молекул кислоты. А поскольку аргон существует в атомарном состоянии, энергия не расходовалась на разрыв этих связей либо возбуждение колебаний. Излучение света пузырьками под воздействием ультразвука Источник: Nature В результате оказалось, что пузырьки газа в серной кислоте под воздействием сонолюминисценции вызывают свечение в 2700 раз более интенсивное, чем пузырьки в воде. Это позволило провести измерения температуры в пузырьках с намного более высокой точностью, чем прежде. «Эксперименты Фланнигана и Суслика знаменуют чрезвычайно важный этап исследований, поскольку им впервые удалось провести непосредственное исследование температуры и схлопывающихся газовых пузырьках, а также идентифицировать состояние материи в них», прокомментировал результат Детлеф Лозе (Detlef Lohse), сотрудник голландского университета Твенте в г. Эншед. С важным достижением американских ученых проблема промышленного производства дешевой и чистой энергии, смутно маячившая вдалеке, начинает обретать реальные очертания. Сама задача из чисто физической приобрела внезапно «химическое» измерение – так, ученые из группы Суслика уже сегодня используют акустическую кавитацию для того, чтобы инициировать определенные химические реакции. Они полагают, что им удастся увеличить выделяемую пузырьками энергию за счет подбора наиболее подходящих для этой цели газов и жидкостей. И если ученым-химикам удастся «элегантно» воплотить в жизнь то, что не удалось их коллегам-физикам с огромными и чудовищно дорогими ТОКАМАКАМи - возможно, мы станем свидетелями поворотного момента в человеческой истории. 03.03.05, Чт, 20:17, Мск
полная версия страницы