Форум » Либерализм и частная жизнь » Продолжение материалов топика по ссылке
http://www.borda.ru/re.pl...al-00000188-000-0-0-0-0-0 » Ответить
Продолжение материалов топика по ссылке
http://www.borda.ru/re.pl...al-00000188-000-0-0-0-0-0
ЛИБЕРАЛИЗМ и ОБЩЕСТВО: 195.19.6.10
Ответов - 35, стр:
1 2 All
БорисЕ : 22 АВГУСТА. The Wall Street Journal. Московская гастрономическая гласность Джин Вейлен, Грегори Уайт Решив открыть шикарный ресторан со сногсшибательными видами на столицу, российские инвесторы решили дать ему шутливое название "Снобы". Но вскоре после открытия в этом году они обнаружили, что многие посетители принимают название всерьез. У входа в ресторан стоят "Мерседесы" с шоферами и дорогие спортивные машины, а на террасе, находящейся на крыше здания, толпятся блестящие молодые люди в одежде от Версаче. "Наши клиенты, - говорит менеджер "Снобов" Александр Овсепян, - люди очень амбициозные и богатые". Нефтяной экономический бум, переживаемый Москвой, обогатил представителей привилегированной элиты, которым хочется зрелищных обедов на закате солнца, с услужливыми официантами, предлагающими вина по 500 долларов (450 евро) за бутылку и приносящими паштет из гусиной печенки в уютные уголки ресторана. Возникшее у них в прошлом году стремление забыть о блинах и отбивных привело к открытию десятков эксклюзивных ресторанов, многие из которых предлагают блюда иностранной кухни, приготовленные вывезенными из-за границы поварами. Это задевает менее удачливых россиян, для которых обед в ресторане до сих пор остается роскошью. Но нравятся им новые рестораны или нет, они меняют облик российских обедов. "Сегодня Москва очень похожа на Лондон 20-летней давности, - говорит британский шеф-повар "Снобов" Ричард Нит, который был шефом в лондонском Pied a Terre, ресторане, имеющем две звезды Мишлена. - В Британии у нас не было традиции хорошо поесть, но появились новые рестораны". У гастрономической гласности есть модные тенденции. Суши, утка по пекински, другие экзотические блюда привлекают внимание в меню модных московских ресторанов. Не хватает только одной кухни, русской. Едокам "хочется быстро все познать, и они очень любопытны", говорит 40-летний Фредерик Хеннин, которые помнит, как подобные настроения господствовали в Нью-Йорке в 80-е годы, когда он готовил в Quilted Giraffe на Манхеттене. В этом году француз помогал в разработке меню московского "Шоколада", где посетителям предлагается все, от сырых устриц до хрустящих овощей. "Почему? Да потому что это абсолютно не в их культуре. Раньше все готовилось слишком долго", - говорит Хеннин, удобно развалившись на низком красном диване. Шикарные заведения растут, как грибы. В этом году особенно популярны патио во внутренних двориках и на крышах. С террасы "Снобов" открываются потрясающие виды на историческую часть Москвы с особняками, отобранными у аристократов в 1917-м, что, может быть, напоминает некоторым клиентам о последствиях экономического неравенства. Когда разносится весть о новом модном месте, туда прибывают кавалькады "Мерседесов" с известными магнатами и гибкими красавицами в туфлях на шпильках. Пройдясь по этим ресторанам, мы встретили миллиардера, занимающегося нефтью, миллиардера, занимающегося металлами и разговорчивого метрдотеля, который вел свой счет. "С тех пор, как мы открылись, у нас побывали все олигархи", - говорит Олег Мишин из "Ноя", ресторана, открывшегося в этом году недалеко от посольства Великобритании. Примиритесь с тем, что вы окажетесь проще, будете одеты хуже и, самое главное, у вас будет гораздо меньше денег, чем у любого русского, находящегося в зале. Цены устанавливаются соответствующие. Обычный обед из трех блюд без спиртного стоит около 80 долл. Читать список вин рекомендуется только тем, кто имеет большие счета в банке. Если качество еды иногда вызывает в замешательство, то атмосфера почти всегда производит впечатление. Владельцы очень много тратят на интерьер. В "Шоколаде" банкетки отделаны серебром, а по стенам развешаны посеребренные предметы антиквариата. С террасы открывается вид на луковки церкви. Во многих московских ресторанах молодые ди-джеи ставят тихую сомнамбулическую музыку. Русские любят, чтобы во время еды их развлекали, это осталось с советских времен. Тогда в залах можно было увидеть танцовщиц, а эстрадные певцы выкрикивали песни, может быть, для того, чтобы отвлечь внимание едоков от костлявого цыпленка и квашеной капусты. Как тогда, так и теперь хорошую русскую кухню надо поискать. Московские рестораны предпочитают угощать клиентов блюдами со всего мира. Исключение составляют рестораны "Пушкин" и "Обломов", где предлагаются такие блюда, как борщ и бефстроганов. Заведения для небольшого, но растущего московского среднего класса тоже на подъеме. Сеть "Елки-палки" предлагает блюда русской кухни по доступным ценам. Пивные и кофейни под открытым небом возникают по всему городу, и обычно они полны. За пределами столицы мало кто может себе позволить капучино за 3 долл. Зажиточные москвичи, по-видимому, хотят, чтобы их угощали новыми видами, звуками и цветами. Одним из наилучших примеров сенсорной перегрузки является "Ноа", где смешано столько ярких тем, что у посетителя начинается легкое головокружение. Ресторан, названный именем полинезийского бога, предлагает итальянскую кухню с эквадорским оттенком и декорирован в стиле, который можно назвать турецко-африканским диско. Некоторые старые рестораторы потихоньку начинают отходить от внешнего блеска. Carre Blanc, названный, как картина Малевича "Белый квадрат", открылся два года назад в отреставрированном особняке в той части города, которая сегодня считается немодной. Француз Эрик Ле Прово, один из основателей ресторана и его шеф-повар, разделил пространство и создал несколько заведений в одном: элегантный главный обеденный зал, оживленное бистро с умеренными ценами и террасой. Ле Прово и его партнеры из Бразилии, Америки, Франции и России намерены предлагать шикарные, но не помпезные обеды, состоящие из простых блюд французской кухни. Carre Blanc имеет постоянных клиентов из числа россиян и иностранцев, Прово говорит, что лично знаком с большинством из них. Он называет своих российских клиентов благополучными, но не безумно богатыми людьми, которые начали собственный бизнес и понимают бизнес, которым занимается он.
БорисЕ: Интересные данные приводит В. Н. Телия в своей работе "Наименование РОДИНА1 как часть социального концепта "Patria" в русском языке". По ее мнению, "оязыковление понятия "patria" в русском языке представлено четырьмя активными наименованиями: родина1, родина2 - отечество, отчизна. Причины такого номинативного расчленения понятия "patria" и соответственно - концептообразующих его областей имеют глубокие социально-исторические и культурные корни. Эти понятия развивались и расширяли область в конкретных социально-исторических условиях, вбирая в себя ценностные и духовно-куль урные ориентиры лица и его кровно-родственных связей, его общности не персональной - национально-территориальной (что характерно для структуры знаний, воплощенной в наименовании родина2), затем - общности не персональной же - государственно-геополитической (отраженной в структуре знания, соотносимой с именем отечество), в фокусе которой - "дела во благо Отечества", и наконец - общности национально-геополитической, хранящейся в исторической памяти народа как великие дела отчизны, начиная с "давно минувших дней". Ниже приводятся (в самом общем виде) основные концептообразующие сферы наименования родина1... РОДИНА1 - это всегда личностное, персональное восприятие "своего" демографического пространства, отражающее следующую структуру знания: место (и/или места), ценностное отношение к которому для субъекта Х определяется тем, что: Х родился здесь и с детства ощутил себя в кровно-родственной связи с окружающими и с ушедшими поколениями; в этом месте Х впервые воспринял себя как "часть" окружающей природы (микро- и макрокосма); Х впервые обрел здесь друзей и близких и стал "частью" этого неформального социума; Х осознал "свой внутренний мир" среди родных и близких на родном языке и воспринимает себя как "часть" этого общего с ними мира; Х овладел здесь родным языком и стал "частью" говорящих на нем; Х испытал здесь и продолжает испытывать эмоционально положительное отношение к родным местам, к своим родителям и кровно-родственным "корням", к близким людям, к знакомым с детства традициям, к родному языку. Родина1 - это всегда "персональное", "свое" ("мое") личностное место или места, архетипически противопоставленное "чужому" месту, чужбине - обычно это родные края, родная сторона, сторонушка, родные и близкие для него люди, родные могилы, где родные березки, родные осины; воздух родины. Родина1 ассоциируется с родной землей как кормилицей и поилицей, а тем самым - с матерью-прародительницей. Отсюда образ родины-матери, восходящей к архетипу праматери как началу и источнику всего живого, и как концу жизненного пути - возвращению в лоно матери сырой земли. Концепт родина1 является как бы персональным остовом для всех остальных наименований концепта "patria", если речь идет о личностной сфере субъекта. В этих случаях "малая родина" (родина1) соприсутствует в "большой родине" как часть структуры знаний, присущих в скрытом виде остальным наименованиям. Наименования родина2, отечество, отчизна фокусируют прежде всего пространство общее, не персональное, принадлежащее всему народу, живущему на этой территории ("наше"), так как эти концепты ориентированы на контекст государственно-исторического единства не только территории, но и всего социума, на нем проживающего (ср. Наша родина <отечество, отчизна> - великая страна). Родина1 - это "когнитивно-культурологический остов" для всей указанной группы наименований". Итак, наша родина, наше отечество, наша страна - общепринятые, узуальные, до недавнего времени единственно возможные словосочетания. Однако ныне языковая ситуация изменилась вследствие изменений социокультурных. Несмотря на открытый патриотизм как черту русского национального характера, слова патриот, патриотизм, патриотический приобрели в последнее время особые, политические коннотации: они ассоциируются или, вернее, определенные политические круги ассоциируют их с национализмом, шовинизмом, что вызывает, естественно, яростные протесты оппозиционных политических кругов. Журналист университетской газеты "Татьянин день", берущий интервью у Н. C. Леонова, доктора исторических наук, генерал-лейтенанта в отставке, проработавшего разведчиком более 30 лет, формулирует свой вопрос следующим весьма показательным образом: "Сейчас слово "патриотизм" стало чуть ли не ругательным, в лучшем случае - старомодным. Вам не кажется, что для нынешнего мира характерно предательство во всех областях жизни - от политической до духовной?" Ответ Н. С. Леонова также весьма показателен: "Да, уже давно началось, как говорят, "идеологическое охлаждение общества", потеря каких-либо духовных ценностей. А с перестройкой началась и своего рода экуменизация нашего сознания: когда нам вместо национальных черт стали прививать общечеловеческие, которые никто в мире не проповедует. Только бездарные политики России могли создать и навязать этот лозунг: "Наш путь - к достижению общечеловеческих ценностей". Что это? У китайцев одни ценности, у американцев - другие, у испанцев - третьи, у арабов - четвертые. Какому индюку удалось найти эти общечеловеческие ценности, где они?". В расколотой на два лагеря России идет политическая борьба между "патриотами" и "демократами". Обратите внимание: оба слова - "очень хорошие", за ними стоят благороднейшие понятия любви к родине и справедливости, но демократы называют патриотов националистами и фашистами, а патриоты демократов - предателями и губителями родины. В такой политической обстановке неожиданную остроту приобрел упомянутый выше языковый факт: как говорить о России, о своей родине. Раньше вариантов не было - наша страна. Однако под влиянием английского языка и заложенного в нем социокультурного, идеологического содержания в русском языке все чаще стало мелькать в устной и письменной речи эта страна, что всегда предполагало негативный контекст и негативные же коннотации. Патриотическая и, впрочем, всякая другая, в том числе и "независимая", пресса немедленно откликнулась. Александр Чачия, академик Академии социальных наук, в статье под названием "На холмы Грузии легла от фески тень" в разделе с подзаголовком "Где гордость, великороссы?" обращается с вопросами: "Как можете вы, великая нация, терпеть, глядя на российских министров, согнувшихся в три погибели и шаркающих ножками перед клерками из МВФ или Всемирного банка? Как можете молча взирать на кучку проходимцев неведомого рода-племени, растаскивающих ваше, народное добро и при этом презрительно насмехающихся над "этой страной", "этим народом"? Какую страну приняли вы от отцов ваших и какую оставляете детям вашим? Испытывая горечь поражения на начальном этапе Отечественной войны 1812 года, генерал Петр Иванович Багратион писал: "Скажите ради Бога, что наша Россия - мать наша - скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам?"". Обратите внимание на слова Багратиона: "Наша Россия - мать наша". Настоящему патриоту России захочется плакать от восторга и умиления, от любви к родине, от связи времен и поколений. А теперь - маленький лингвистический эксперимент: замените слово наша на эта - и что вы почувствуете, и что вы подумаете про Петра Ивановича? Еще пример, из статьи Виктора Кожемяко "Мусор на могилу": "Ну а все же - в душе-то за кого? Как-никак на волоске была судьба нашей страны - быть ей или не быть. Нашей... У Р., как и у многих сегодня, чаще звучит по-иному: "эта страна". И, когда он будет повествовать еще об одном разговоре Сталина с Трумэном, вы его внутренние симпатии и антипатии поймете совсем четко". А вот что читаем в статье Нади Кеворковой "Чистеньких всякий полюбит" с подзаголовком "Апология нового русского": "Новые русские очень часто не новы, то есть не юны. Они, с чьей-то предвзятой точки зрения, могут быть не стопроцентными русаками, кажутся порчеными евреями, татарами, грузинами; порчеными, потому что связывают свои дела с буднями не ЭТОЙ, но НАШЕЙ страны. Не бледнеют при употреблении местоимения МЫ, не отягощены семантическими ассоциациями с прозой Замятина, хотя некоторые знают, о чем речь, и не соблюдают натужной корректности, называя россиян русскими. Наша страна для них не синоним утраченного рая, но и не средоточие мрака и дебилизма, прорастающее со страниц журнала с аналогичным названием" 52. Не пропустите "натужную корректность". По-видимому, все-таки корректность не в том, чтобы россиян называть русскими, а в том, чтобы нерусских, живущих в России, называть россиянами, а не русскими. В наши дни по нашей или этой стране определяют "своих" и "чужих" так же, как по обращениям господа или товарищи. В русском языковом - и неязыковом - мышлении настолько привычно и правильно выражение наша страна, что не знающим английский язык трудно представить, что возможны и приняты другие формы отношений со своей страной. В этом плане забавно, или, вернее, трогательно, звучит вполне идеологически верное противопоставление Англии и России в статье Валерия Ганичева "Из Англии, но не о ней": "Отличительной чертой первых лиц английской политики всегда было служение главным целям Англии, государства и, если хотите, народа. Нет - они употребляют все краски, чтобы опорочить политических оппонентов, но никто не называл и не мог назвать Англию "эта страна"". Называют, называют - именно this country, потому что не имеют другого варианта и потому что именно такого языкового выражения отношения к своей стране требует национальный характер. Означает ли это, что англичане не любят родину и что английский язык это подтверждает? Очевидно, что с любовью к Англии у англичан все в полном порядке: они завоевали в свое время полмира и все культурные и материальные ценности от Египта до Индии свезли на свой остров. Свидетельства их прочного "романа" с родиной - это Британский музей, может быть, самый богатый музей мира, где с большим вкусом, ученостью, пониманием и огромным патриотизмом собраны сокровища: от рукописей Улугбека до древнегреческих храмов (не обломков колонн, как в других музеях мира, а целиком храмов); это игла Клеопатры на набережной Темзы, на которой указаны имена английских моряков, отдавших свою жизнь при перевозке памятника через проклятый штормовой Бискайский залив, и многое, очень многое другое. А как же язык? Где же его свидетельство? Где английские эквиваленты родины-матушки, отчизны, отечества, родимой сторонки, нашей страны? Есть, есть языковое свидетельство, не будем волноваться. Просто английский язык, отражая английский национальный характер, "пошел другим путем". Пылкое открытое словесное выражение любви, пусть даже и к родине, не в духе англичан. Их знаменитая "языковая сдержанность", "недосказанность", "недооценка" - understatement - накладывает свой отпечаток и на любовь во всех ее проявлениях. По-русски можно сказать не только "я люблю суп", но и "я обожаю суп", если вы его действительно очень любите. По-настоящему английский ответ дала мама моей подруги Джуди Уокер, когда в ресторане официант предложил ей суп: "I do not dislike soup [Я ничего не имею против супа]", - сказала миссис Уокер, которая на самом деле очень любит суп. Разумеется, сказанное отнюдь не обозначает, что англичанин не может сказать "I adore soup! [Я обожаю суп]". Может, сказать можно все или, во всяком случае, многое, но речь идет о ТЕНДЕНЦИЯХ, о "больше - меньше" а не "все или ничего". Этот последний подход вообще к языку неприменим, что блестяще показал замечательный американский лингвист Дуайт Болинджер в своей небольшой, но очень емкой работе. Поэтому не нужно присылать "опровержений" с примерами "как они говорят" - язык слишком многообразен, чтобы его можно было целиком и полностью загнать в какие-то научные или наукообразные рамки, он все равно где-нибудь вылезет, как тесто из квашни.
БорисЕ: Русская нация «затухнет» через 50 лет Западные ученые и представители российских обществ трезвости считают, что российская нация вымрет через полвека от чрезмерного потребления алкоголя На этой неделе в Москве прошла пресс-конференция «Алкогольно-наркотический террор в России». Ее участники уверены: в скором времени страну ожидает «алкогольный коллапс» из-за проводимой политики спаивания населения. Поводом для столь пессимистичного прогноза, в частности, послужили данные Всемирной организации здравоохранения. Они показывают, что полное «угасание этноса» наступает при объеме алкогольного производства в 8 литров на душу населения ежегодно. В России этот показатель еще в 2000 году достиг 18,5 литров. В том случае, если в стране не будет принята программа по жесткому регулированию потребления алкоголя, полагают сторонники трезвого образа жизни, к середине века российская нация «угаснет», а еще через 50 лет практически перестанет существовать. Согласно приведенным на пресс-конференции данным, в начале XX века уровень потребления алкоголя составлял 3,5 литра на душу населения в год, но в конце 1950-х этот показатель начал резко расти. К 1980 году на душу населения приходилось 10,8 литров, что в 2,5 раза превышало среднемировой уровень. К этому моменту, по данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в стране насчитывалось 40 млн алкоголиков и пьяниц. К 2000 году объем алкогольного производства достиг 18,5 литров на душу населения в год, и эти данные заставили ученых задуматься о будущем российской нации. Дело в том, что «угасание этноса», по данным ВОЗ, наступает при объеме алкогольного потребления в 8 литров на душу населения. То есть Россия переступила черту уже давно. «Ежегодно в России до 900 тысяч человек погибают от излишнего потребления алкоголя, - сказал на пресс-конференции председатель оргкомитета Международной Академии Трезвости Александр Маюров. - Число алкогольных отравлений возросло с 16,1 тысяч случаев (эти показатели были зафиксированы в 1991 году) до 31,5 тысяч случаев в 2000 году». По словам г-на Маюрова, за прошедшие годы лишь во время действия «сухих законов» данные потребления алкоголя и смертности заметно снижались, а рождаемость увеличивалась. Участники пресс-конференции и независимые специалисты, опрошенные RBC daily, считают, что в ухудшении ситуации большую роль сыграло развитие пивоваренной промышленности. «Стараниями пивных королей возраст, в котором начинают употреблять спиртные напитки, существенно снизился, - сказал RBC daily руководитель медицинских программ фонда «Нет алкоголю и наркотикам» Сергей Полятыкин. – Ведь пиво до сих пор не признано алкогольным напитком, то есть его можно продавать где угодно и кому угодно, преступлением это считаться не будет. Именно поэтому сейчас стали появляться молодые «пивные алкоголики» - подростки, заболевшие алкоголизмом потому, что употребляли исключительно этот напиток». По мнению г-на Полятыкина, свою «лепту» в рост алкоголизма в стране внесла и изменившаяся общественная мораль. «Если пять-шесть лет назад увидеть утром человека в транспорте или на улице с бутылкой пива можно было крайне редко, то теперь это стало нормой, - считает Сергей Полятыкин. – Причем не только для мужчин, но и для женщин». Кроме того, считают специалисты, государство вместо заботы о населении пока проявляет внимание исключительно к промышленникам. Чего стоит, например, тот факт, что мэр Москвы Юрий Лужков сразу после теракта на Тушинском аэродроме отправился на открытие фестиваля пива, гарантировав его участникам и посетителям безопасность. По мнению специалистов, чтобы хоть как-то изменить ситуацию, необходимо ввести тотальный контроль за алкогольными производствами и одновременно вести активную пропаганду здорового образа жизни, причем такую, чтобы даже подросток знал, какие дозы алкоголя опасны для здоровья. Складывающаяся ситуация вынуждает ученых говорить о том, что Россия нуждается в срочном комплексе мер по «отрезвлению» населения. По мнению президента Международной Славянской Академии Бориса Искакова, в стране необходимо запретить рекламу алкоголя и никотина и пропагандировать трезвый образ жизни. «Алкоголь и никотин как мягкие наркотики стали важным фактором вымирания народов, в том числе и славянских, - сказал RBC daily г-н Искаков. – Поэтому нам нужен комплекс мер, направленный на защиту семьи, материнства, детства. В противном случае самым главным дефицитом этого века станут не природные ресурсы, а дети и внуки». По словам г-на Искакова, идеальным вариантом решения проблемы могло бы стать введение «сухого закона», однако добиться его принятия сейчас практически невозможно. Дело в том, что у общества может просто начаться «ломка», как это было в 1987 году. «Конечно, проблема растущего алкоголизма в России еще повлияет и на экономику, и на демографию в стране, - соглашается Сергей Полятыкин. – Поэтому очень важно, чтобы правительство начало соблюдать интересы не владельцев пивных производств и финансовых структур, а россиян. Необходимо сузить базу потребления алкоголя, уменьшить число мест, где можно его продавать, повысить возрастную планку, с которой можно приобретать спиртные напитки, и вести пропаганду. Люди должны знать, в каких дозах алкогольные напитки опасны». Отдел политики Александр Широков, 22.08.2003
Л.А.: Аборигены всегда вымирают, завоеватели остаются.
БорисЕ : 22 АВГУСТА. Le Nouvel Observateur. Вот как живут русские К.С.Кароль В дни моей юности Ростов-на-Дону - столица казачьего края - считался самым шумным, самым веселым, самым вольным и: самым опасным городом России. Для людей, "умеющих жить", здесь открывались тысячи возможностей. Я был студентом, у меня было много друзей, война была позади и я испытываю ностальгию по тому, что, несмотря на тяжелое время, было для меня счастливым периодом жизни. Я побывал в Ростове шестьдесят лет спустя. Позади конец сталинщины и Хрущев с его разоблачениями сталинских преступлений, Брежнев с его новым застоем, Горбачев и перестройка, падение Берлинской стены и окончательный распад СССР. Мало кто из моих тогдашних друзей сегодня живы. Но судьбы их детей, их близких, молодых людей, которых я встретил в городе, помогли мне понять, какой стала жизнь в Ростове при Путине, чем вообще живет та российская глубинка, о которой так мало говорят. Родственник одного из моих друзей - пятидесятилетний усатый крепыш. Он чувствует себя хозяином жизни, потому что неплохо зарабатывает писательством: об этом свидетельствует его новенький "Пежо". Он рассказывает мне, что после распада СССР в 1991 году многие дети его друзей ударились в бизнес. Но как только они начали зарабатывать, с них стали брать дань "бандиты" из мафии. А власти города, вместо того, чтобы их защитить, послали налоговых инспекторов, чтобы урвать свой кусок "пирога". И большинство молодых предпринимателей оставили бизнес. Бруно К. предлагает мне погулять по городу и приводит меня на левый берег Дона. В мое время здесь было ровное поле. Каждую весну его затопляло, а летом оно покрывалось зеленой травой. После сооружения в 1952 году Волго-Донского канала, уровень воды в реке понизился и левый берег начали понемногу обживать. Сегодня здесь полно ресторанов, клубов и казино - их почти так же много, как в Лас-Вегасе. Бруно показывает мне место, где недавно была перестрелка. "У нас богатые очень богаты, а бедные очень бедны, - говорит он. - В своем ежегодном послании Путин сказал о 45 миллионов россиян, живущих ниже черты бедности. Но оппозиция считает, что их еще больше. Среднему классу не удается сформироваться". Бруно, доктор юридических наук, живет тем, что пишет книги. Одной в год ему хватает, так как "все они очень хорошо продаются". Он дарит мне два своих последних романа, повествующие о чеченцах, которые решили украсть где-нибудь в России атомную бомбу. Он не считает, что настроен античеченски: "Это война, которую ни русские, ни сепаратисты выиграть не могут". Но в его книгах эти нюансы не ощущаются. "Публика в нашем крае терпеть не может чеченцев", - объясняет он. А состоявшийся в Ростове процесс над полковником Будановым, осужденным на десять лет за изнасилование и убийство чеченской девушки, еще больше разжег патриотические страсти. Я встречаю их возле парка имени Горького, где на открытом воздухе сооружен огромный амфитеатр. На сцене выступают дети. Несмотря на изнуряющую жару (36 градусов в тени), публика сидит под палящим солнцем и аплодирует юным артистам. Анна - блондинка. У девушки постарше, армянки Марины, на груди висит католический крестик. Я спрашиваю у них, что изменилось в их городе после распада СССР. "Ничего, - уверенно говорит армянка. - Зарплаты не хватает, приходится давать частные уроки или заниматься чем-то еще, чтобы свести концы с концами". Разве правительство не обещает им повысить зарплату? Они хохочут. Собираются ли они голосовать на ближайших выборах в Думу? "А зачем? - отвечает Анна. - Все заранее организовано с таким расчетом, чтобы партия власти победила". Мы переходим под сень раскидистых деревьев, встречая на каждом шагу торговцев, которые предлагают нам самые неожиданные вещи - например, взвеситься. "Жить-то людям надо", - поясняет Марина. Но все-таки, говорю я, в области образования перемены есть: открылись английские, математические и другие специальные школы: Девушки пожимают плечами: "Но все это было еще при Брежневе, а то и при Хрущеве, когда нас еще на свете не было! Да, сегодня есть частные школы для детей богатых родителей, которые хорошо платят преподавателям". Анна и Марина предлагают проводить меня до гостиницы через проспект Пушкина. По дороге они показывают мне импозантное пятиэтажное здание, где живет ростовский губернатор Владимир Чуб. Шоссе усеяно выбоинами, как плохая деревенская дорога. "Это нормально, когда государство тратит миллионы долларов на украшение Санкт-Петербурга и не находит ни копейки на ремонт ростовских улиц?" - замечает Анна. Я встречаюсь с одним из друзей молодости. Я знал его жену еще маленькой девочкой. Он преподает математику в университете. Во Франции он уже давно был бы на пенсии, но в Ростове он продолжает преподавать. Как и за границей, куда его часто приглашают. "После распада СССР, - объясняет он, - произошла страшная утечка мозгов. Около ста тысяч математиков и физиков покинули страну. Во всех университетах Европы, в США, Гонконге и даже Австралии я встречаю бывших коллег". Георгий - так зовут моего друга - с жаром говорит мне о преимуществах советской математической школы. В сентябре он едет в Англию, где за преподавание в университете в течение триместра заработает достаточно, чтобы жить целый год. В США, говорит он, съехалось столько бывших советских ученых, что он смог читать лекцию на русском языке! Эмигрантам хорошо платят, но они с трудом адаптируются к обществу, в котором живут. Они хотели бы вернуться в Россию, но сохранить при этом свои западные оклады. Что, впрочем, пока остается мечтой. Юлия работает солисткой музыкального театра. Это племянница одного из друзей моей юности, недавно умершего. Он был танцором в ансамбле Донских казаков, потом работал дантистом. Юлия принимает меня в своей уютной 40-метровой квартирке в центре города. Высокая и смуглая, она недавно развелась с мужем, который, как часто бывает в России, слишком много пил. В свои 33 года она еще может создать новую семью. Но она сомневается, что ей удастся когда-нибудь найти русского, который не увлекался бы водкой. "Молодежь косят наркотики, - грустно говорит она. - Особенно беспризорников, детей, у которых нет семьи". Я приглашаю Юлию поужинать в лучшем ресторане на левом берегу Дона. Что она думает о Путине? Она смеется: "Его поставили на этот пост, чтобы он сохранял ельцинскую систему и он здорово справляется с этой задачей. Государство по-прежнему у руках кучки богачей, нефтяных королей, промышленников, людей, связанных с мафией. И ничего не меняется, ничего и не может измениться". На ее взгляд, этот человек пассивно наблюдает за созданием культа собственной личности. Влияет ли Запад на жизнь Ростова? "В футболе мы купили многих иностранных игроков и наша команда - одна из лучших на чемпионате. В боксе известный американский менеджер тренирует нашу команду для участия в предстоящем европейском турнире". А культура? "Контакты с заграницей ее обогатили. Единственное, что хорошо при новом режиме - это то, что он разрешает людям ездить, группами и в одиночку. Съездить с группой в Турцию почти ничего не стоит. В Париж или Рим - другое дело. Но даже туда, когда я была замужем, нам это было по карману". Беседу прерывает туча ворвавшихся в ресторан комаров. Мы зовем на помощь, но американский репеллент, который нам приносят, явно не пугает ростовских насекомых. Мы берем маршрутное такси - в Ростове оно не дорогое, дешевле, чем московское метро - и возвращаемся в центр города. Юлия идет к себе домой, а я - в гостиницу в этой столице Южной России, где редко бывают туристы и где почти не видно следов Ростова моей молодости...
полная версия страницы