Форум » Либерализм и частная жизнь » К критике чистого разума. » Ответить
К критике чистого разума.
jorika: Либерализм как идеология пережил свой пик уже давно. Его раскритиковали о отшвырнули в угол за ненадобностью еще в начале века. Потом достали, подкрасили швы, сменили обивку и назвали неолиберализмом. И стали поклоняться прежнему тельцу. Но знают ли те, кто называет себя либералами, что они исповедуют ? И где есть образчик либерализма? Вот , скажем, штаты... Демократия? Либерализм ? - вроде не поворачивается язык ответить отрицательно. И в то же время: смертная казнь подспудная ненависть к неграм расизм в жестокой форме ( люди не могут отказать в работе негру, чтобы их не посадили за расизм - что это как не ущемление прав белых?) презрение к правам человека - неамериканца (и к жизне - свободе - собственности) Меньше всех людям нагадили умеренные консерваторы (неоконсерваторы)...
Ответов - 72, стр:
1 2 3 All
jorika: Ну знаете... Я позволяю себе проявлять неприязнь консерватора к мелкобуржуазному либеральному волюнтаризму. Вы в ответ смешиваете меня с наци. Нечестный прием. :(
БорисЕ: и их предшественников в программу неоконсерваторов которую Вы исповедуете? Неоправданное пришпиливание националистического ярлыка к либерализму меня шокировало. Знал, что Щедровицкий и компания к Шмидту приглядывались, но что тот такое чебе позволял просто недогадывался... ;-(
jorika: Если из текстов Шмидта вычеркнуть термин "еврейский", то не так уж он и неправ получается... Либералы тоже не должны забывать о наличии альтернатив. Кроме того, Шмидта к неоконсерваторам причислять оснований нет. Он представитель типично правого радикального крыла своего периода. ... я подумаю. кого из них можно припечатать...
БорисЕ: 1) Отбросим и миллион убитых детей в Ираке (попробую припрятать на время свою брезгливость к авторам таких текстов) 2) Либерализм - действительно ВРАГ. Он ВРАГ: а) раздутой бюрократии; б) неэффективной экономики; в) дефицита; г) милитаризации не по кармату; д) уравниловки работающих и бездельников; е) идеологизации образования и жизни; ж) низкого уровня медицины и жизни для умеющих заработать; з) кормушек для идеологов вражды и ненависти, аких как Карл Шмидт. И поэтому его позиция мне понятна. И позиция Путина и прочих ура-патриотов и манипуляторов кормящихся от впаривания ядовитых плодов таких идеек также понятна. Мне непонятны адекватные люди и не вполне бездельники которые на это в состоянии купиться... ;-((
jorika: Размыто говорите, товарищ. Ваша позиция все та же: надо. чтобы було все хорошо. Чтобы не было бюрократов и все были счастливы. А кто против ? Так чтот либерализм не стоит возводить в фетиш
БорисЕ: товарисЧ. У меня есть пункты - вот коротко и по пунктам и ждемс, а не демагогических выводов. ;-) Так что в кажддом неверно или чем в каждом неоконсерватизм лучше? ;-)
jorika: У Вас НЕТ пунктов. Пункты ставятся чуть иначе : 1. Первое исключительное достоинство либерализма, которым не обладают другие идеологии. 2. Второе исключительное достоинство либерализма, которым не обладают другие идеологии. .... n. N исключительное достоинство либерализма, которым не обладают другие идеологии. n+1. N+1 исключительное достоинство либерализма, которым не обладают другие идеологии. Примерно так. А из ВАШИХ пунктов НЕОКОНСЕРВАТИЗМ не отрицает ни одного. Более того, туда же и многие левые движения тянут. от либерализма ой как далекие. И правые. Разница только в методах достижения.
БорисЕ: 1) Отбросим и миллион убитых детей в Ираке (попробую припрятать на время свою брезгливость к авторам таких текстов) > Эту ложь, как и "еврейский либерализм" оставим на совести Вашей и автора текста, хотя либерал бы счел НЕОБХОДИМЫМ отмежеваться d таких случаях. 2) Либерализм - действительно ВРАГ. Он ВРАГ: а) раздутой бюрократии; > Консерваторам нужно СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО - СИЛЬНАЯ БЮРОКРАТИЯ б) неэффективной экономики; Консерваторам нужно СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО - госрегулирование и таможенные барьеры и госсектор - неэффективная экономика; в) дефицита; СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО - неэффективная экономика - таможенные барьеры - дефицит; г) милитаризации не по кармату; СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО - огромная армия и бряцание оружием; д) уравниловки работающих и бездельников; СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО - соцзащита и непомерные налоги на работающих ради бюрократии и бездельников; е) идеологизации образования и жизни; СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО - идеологизация соцзащита и непомерные налоги на работающих ради бюрократии и бездельников; ж) низкого уровня медицины и жизни для умеющих заработать; СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО - идеологизация дешевой медицины, больших налогов, неконкурентных товаров и услуг; з) кормушек для идеологов вражды и ненависти, таких как Карл Шмидт. СИЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО - обилие идеологов и агитаторов, пропаганды ненависти к более сытым и благополучным.
Sverdlov: Остается восторгаться еврейскими мудрецами Амстердама. На несколько веков вперед рассмотрели пагубность «трудов» Б. Спинозы и отлучили его от еврейства (редчайший случай). Уточню: либерализм - идеология, тонко завуалированная утопия, противостоящая иудейскому мировоззрению. Так что не надо приписывать «труды» Спинозы к еврейской Мудрости (Тора, ТаНаХ, Галаха...), которую другие называют Библией.
БорисЕ: А чем Вам не нравятся Дания, Бельгия, Голландия, Швейцария? Классические либеральные страны. Причем тут собственно США? И не слишком ли много эмоций? Или Проханова на ночь читаете? ;-))
jorika: в 2х из 4х монархическая форма правления. Далеки эти страны от либерализма. Там консерватизм. Нормальный здоровый консерватизм
БорисЕ: А короли могут властвовать, но не править И либеральных свобод там выше крыши
jorika: А почему Вы на все свободы наклеили клеймо "либеральных" ? Консерватизм именно за сохранение стабильных и лучших начал. И за права, и за порядок. Но без перекосов либерализма. Всю Россию им накормили по самое небалуй :( Теперь расхлебываем преступность, национализм, фашизм и прочее. Это все потому, что не хватало консервативного начала.
БорисЕ : насчет Вашего видения какие права и свободы в либерализме надо кастрировать, а какие пока оставить не поделитесь? ;-))
jorika: Да запросто. Вы только перечислите, какие такие исключительные права и свободы предоставляет либерализм в Вашем видении.
БорисЕ: http://www.borda.ru/re.pl...001.001.001.001-0-0-0-0-0
Л.А.: jorika пишет: цитатаНормальный здоровый консерватизм - Это в Швеции, Голландии? Угу, шведские "семьи" и всё такое прочее.
jorika: Уверяю Вас, в Швеции нормальные семьи. И процент разводов у них значительно ниже, чем в России. Также как и намного меньше уровень насилия в семье и бытовых преступлений. Очередное клеймо либералов. Если гомосексуализм пришел из Италии когда-то, и его называют "любовью по-итальянски" (правда,Ю в последние годы на французов чаще грешат), то что теперь, Вы утверждаете, что все итальянцы - педерасты?
jorika: (С) Маяковский. Чтобы дать представление участникам дискуссии о роли русского авангарда в теории рекламы. -------------------------------------------------- ----------- Во-первых, авангард как новаторское художественное явление. Во-вторых, авангард как генетический родственник тоталитарной политической идеологии. Весь вопрос в том, рассматривать ли авангард творческой лабораторией по созданию новых форм или пытаться взглянуть на него с точки зрения осуществления тоталитарной идеологической доктрины. Именно второй аспект обрел в истории Европы 20-30-х годов весьма противоречивый, а порой и откровенно трагический оттенок. Дело в том, что непременно выдвигаемая внутри авангарда идея служения этого нового искусства революции и государству с неотвратимой логикой вела к таким понятиям, как "партийное искусство", "искусство и идеологическая борьба", "тоталитарное искусство". Этот парадокс можно проследить на примере трех европейских стран -Италии, России и Германии как наиболее ярких центров авангардного искусства начала XX века. Во всех трех случаях именно художественный авангард в литературе и искусстве нес в себе некий идеологический компонент, использованный диктаторскими режимами Муссолини, Гитлера, Сталина для достижения и укрепления своей власти. В Италии это были футуристы. В Германии - экспрессионисты, дадаисты и представители иных революционных художественных течений, объединившиеся вокруг культурного центра Баухауз (Высшая школа строительства и художественного конструирования, основанная в 1919 году). В России кубофутуристы, супрематисты, конструктивисты и художники, объединившиеся вокруг эстетического двойника немецкого Баухауза - советского Вхутемаса (Высшие художественно-технические мастерские. Учебное заведение, основанное в 1920 году). Разумеется, нельзя говорить о прямой связи между авангардом и идеологией нацизма, коммунизма. Связь эта была косвенная, но безусловная. Объединяло их то, что в творческом порыве поиска новых форм деятели авангарда неизбежно начинали "творить" Нового Человека, а заканчивалось все это декларацией о необходимости революционного переустройства всего общества. Эта логика художественной трансформации, выражавшаяся в теоретических манифестах деятелей авангарда, которая, опять-таки, неизбежно бралась на вооружение тоталитарной идеологией. Творческое "Я" художников должно было превратиться в ангажированное идеологическое "МЫ" или исчезнуть вовсе. Такова, по сути, и судьба большинства авангардных структур и личностей, их создававших. Мечта авангардистов о царстве спланированного разумом общества превращалась в воплощение нового государственного монолита под руководством некой высшей воли. Стилистическим каноном овеяны все элементы тоталитарного искусства и пропаганды, от создания и поддержания имиджа вождя до создания образа государства-монолита. Основным формообразующим стилистическим элементом тоталитаризма следует назвать эклектику, использование заготовок и обломков прошлого. Гитлер и Сталин, будучи вождями тоталитарных государств, по большей части старались избегать употреблять слово "стиль". В советской эстетике говорили не о стиле, а о творческом методе. Гитлер в своих речах прямо отрицал необходимость стиля, подменяя его демагогией о "внутренней позиции художника". Парадоксален тот факт, что при всей своей нелюбви к самому слову "стиль", именно тоталитарные государственные структуры обладали им в высшей степени. Пожалуй, лишь Муссолини позволял себе впрямую открыто утверждать это, говоря, что "демократия лишает жизнь народа "стиля". Тоталитарное же государство - это тотальное искусство стиля. Но если отрешиться от политики, то авангард начала XX века, безусловно, нужно рассматривать как феномен художественной культуры, со своими, отличающимися один от другого, малыми стилями. Следует учитывать, что стилистические поиски авангардистов в 20-е годы, происходили в необычных для прошлых периодов смены стилей условиях. Известно, что стили прошлого, как правило, получали творческие импульсы из наследия, в значительной степени преобразуя своих предшественников. Но поскольку новое искусство авангарда наиболее ярко проявляло себя в прикладных сферах промышленного и политического дизайна, которые являлись новыми культурно-историческими факторами, прошлое наследие было зачастую неприменимым. Наибольшую выразительность авангард той поры обрел именно в области графического дизайна: плакатов, упаковок, реклам, фирменных знаков и логотипов, журналов. Помимо этого, в интересующих нас аспектах рекламы и паблик ри-лейшнз эти образцы графического дизайна ярче всего проявлялись в сфере агитпропа (политического дизайна, буквально - агитации и пропаганды). Термином "агитпроп" Россия обогатила мировой политический язык. Под ним следует понимать активное распространение главенствующей тогда идеологии при помощи мощных пропагандистских приемов, одним из которых было использование арсенала средств графического дизайна. Никогда и негде ранее в столь художественно скромном жанре, как политический плакат, не принимало участие такое яркое соцветие крупных мастеров своего времени: Маяковский, Родченко, Малевич, Лисицкий, Клуцис и др. Основным отличием рекламной продукции того периода было выразительное взаимодействие графики и текста максимально экономными и выразительными средствами. Еще одной особенностью была документальность рекламы, достигаемая за счет введения в композицию фотографии, фотомонтажа. И наконец, принцип графического конструирования. Рекламный плакат воспринимался как единый динамичный организм с точным модульным соотношением частей. Контрастное сочетание цветов, метрический повтор элементов создавали эффект конструктивной объемности, значительно повышая функциональность рекламной коммуникации. Александр Родченко. Архитектура, кинематограф, фотография, дизайн одежды, полиграфические изделия, сценография, реклама - вот далеко не полный перечень сфер его творческих увлечений. В области рекламы наиболее интересным представляется их опыт сотрудничества с поэтом Вл. Маяковским. Хотя Маяковский сам неплохо рисовал в стиле сатирического лубка. Останься он только художником, он бы вошел в историю политического дизайна как создатель трех тысяч агитплакатов - "Окна РОСТА" (РОСТ-Российское телеграфное агентство; см. иллюстрацию). Он даже заслужил ленинское поощрение: "Маяковский неплохо ведет РОСТА". Но пришел период НЭПа (новой экономической политики), вызвавший оживление предпринимательства. Активизировалась частная и государственная кооперативная торговля. Для сбыта продукции потребовалась реклама. Тогда и возник творческий тандем под маркой "реклам-конструкторы Маяковский - Родченко" Технология была такова. После получения заказа Маяковский писал текст, иногда делая при этом набросок "для ясности", а Родченко воплощал все это в виде готового графического оригинала для печати. В основе проектирования визуальной информации в рекламе Родченко исповедовал определенные пластические принципы. Как правило, в основе его композиции лежат простые формы: прямоугольник, круг, квадрат, треугольник. Используются рубленые шрифты типа гротеск с преобладанием прописных букв (прямоугольный брусковый шрифт), ровная заливка крупных плоскостей, двухкрасочная печать. Характерна преувеличенная демонстрация структуры композиции. Подчеркнутое выявление конструкции, каркаса. Исключительная предельная ясность в подаче материала. Вот фрагменты из статьи Родченко "О композиции": "В пей целый мир! Формат неузкий и не квадратный - "золотое сечение". У человека два глаза, и он любит продолговатое. Я бы разделил изображаемый мир на три рода композиции. Обычное: все справа, необычное: все слева, и мистика-религиозное, Умиротворяющее, все в центре. Художник "возвышается над толпой"... £<го точка зрения всегда находится выше толпы. Для того чтобы видеть несколько планов. В живописи больше горизонтальных картин - значит старая культура. Да и сама природа имеет больше горизонталей. Вертикаль - это город, техника ". Это была рекламная коммуникация, рассчитанная на контакт с массой и на рифму с архитектурными комплексами Москвы. В схематичной, геометризованной графике воплощались приметы столь страстно желаемого стиля жизни. Недаром позднейшие выставки об этом периоде графического дизайна часто именовались "Великая Утопия". Одним из методов работы Родченко стало создание не просто отдельных рекламных плакатов, а построение целой графической серии, которая способствовала созданию устойчивого имиджа предприятия - "Моссельпро-ма", "ГУМа", "Госиздата". Например, для серии реклам многочисленной продукции "Моссельпрома", была использована однотипная композиция с фиксированными зонами изображений различного товара. В нижней части рекламного пространства размещался слоган "Нигде кроме, как в Мосселъпроме ". Подобный геометрический принцип формообразования характерен для многих областей дизайна 20-х годов. Это стилевое направление именовалось конструктивизм. Оно возникло в 1920 году в среде левых живописцев и идеологов "массового действа". По словам одного из его теоретиков и практиков А. Гана, это - "стройное дитя индустриальной культуры ". В основе его тектоники, фактуры, конструкции лежали довольно прагматичные с точки зрения массового восприятия вещи. Недаром в книге А. Гана можно прочесть: "Своими символически-реалистическими картинками откроем неграмотной и невежественной России значение социальной революции ". Геометрическая композиция, расположение брускового шрифта заставляли запоминать изображение. Стилевой язык рекламных плакатов был близок графическому языку агитпропа. Особое место среди оформленных Родченко политических изданий занимают двадцать пять листов "Истории ВКПб в плакатах", изданных в 1926 году. Маяковский назвал ее "единственной историей в изобразительных и биографических образах коммунистической партии". Эти графические листы создавали у неискушенных зрителей, особенно иностранцев на международных выставках, ошеломляюще динамичный образ жизни новой России -деловой, рациональный. Здесь можно говорить о технологиях политического имиджмейкерства, паблик рилейшнз. Разумеется, в 30-е годы, с их сталинским "Кратким курсом истории ВКПб", работы Родченко 20-х годов никак не рифмовались. Революционная новизна прошла. И стиль политической графики стал кардинально меняться. Густав Клуцис (1895-1944) родился в Латвии, где окончил рижскую городскую художественную школу. Как дизайнер-конструктивист он проявил себя именно в годы революционного подъема в России, куда попал с отрядом латышских стрелков, участвовавших в охране Ленина в Смольном, а позже переехал вместе с правительством (Совнаркомом) в Москву. Именно здесь Клуцис порывает с военной карьерой и поступает в ВХУТЕМАС, где вместе с Малевичем, Лисицким, Родченко, Весниным, Поповой и другими представителями новейших течений начинает поиски "новой сильной революционной формы". По его собственным словам, он "систематически проходил путь от сезаннизма к кубизму, футуризму, суперматизму". Его плакатной графике свойственно использование круга, квадрата, концентрического принципа построения, уравновешивание элементов композиции при помощи диагонали. Совмещая разные направления в своих аксонометрических изображениях, проектируя пересекающиеся пространственные композиции из надписей, Клуцис также пытается выразить образ нового революционного времени. Очень часто он организует пространство в своих политических плакатах при помощи фотомонтажа. В этом жанре его стилистическая доминанта проявлялась наиболее ярко. Известно его выступление с докладом в Комакадемии в Москве на тему "Фотомонтаж как новая проблема агитационного искусства"(1931). Но к середине 30-х годов, когда авангард угасает, теряет свой революционный заряд, а стиль агитпропа изменяется и приобретает совершенно иные стилистические оттенки, Клуцис постепенно отходит отдел. В эти годы он начал свою незавершенную рукопись с программно-символическим названием "Право на эксперимент". Но время художественных "прав" 20-х безвозвратно ушло. Начинался период "социальных обязанностей" раннего тоталитаризма. Реклама почти на три десятилетия исчезает из поля зрения, а политический плакат обретает совершенно иную стилистику "тотального реализма". Недаром и изданный в 1962 году под редакцией В.Ляхова альбом "Советский рекламный плакат" датируется совершенно конкретным периодом 1917-1932 годов. К середине 30-х годов авангард полностью исчезает из сферы культурно-политической жизни. Сама же художественная поэтика стилей русского авангарда про должает активно плодоносить и в конце XX века. Большинство известных западных дизайнеров, являющихся законодателями моды в графическом дизайне, в определенный период своей творческой биографии отдали дань увлечению русским конструктивизмом, немец ким экспрессионизмом и прочими авангардными стилями. Лучший тому пример - Невил Броуди, являющийся сегодня одним из высочайших авторитетов в мировом графическом дизайне, одним из основателей постмодернистской "новой волны" 80-х. Среди художников, оказавших на него наибольшее влияние, - Александр Родченко, Эль Лисицкий, Курт Швит-терс. Одна из работ Броуди начала 90-х годов - графический комплекс Font International - целиком выполнен в стиле а-ля Родченко. И дело совсем не в подражании.; Это эстафета стилей (С) Борисов Б.Л. Технологии рекламы и PR
БорисЕ: К сожалению, быстро оно наступило дл всего русского авангарда. И не надо путать русский авангард 20-х с тоталитарным стилем развитого социализма и нацизма конца 30-х годов и далее...
jorika: на днях вывешу главу о тоталитарной рекламе.
БорисЕ: для голодных колхозников 50-х была КНИГА О ВКУСНОЙ И ЗДОРОВОЙ ПИЩЕ... Двоемыслие - основа тоталитаризма и лучшее ее пояснение IMHO ОРУЭЛЛ
jorika: Двоемыслие - вообще свойство человеческой натуры. Ни одной идеологии оно не чуждо. Лучшим примером либеральной рекламы сейчас является реклама безопасного секса, пива ( с формированием его имиджа как напитка продвинутой молодежи), воспитание "поколения пепси" - детей, которые не прислушиваются к родителям.
БорисЕ: Социализм - такой строй при котором любой предмет может стать предметом дефицита... -------------------- Старуха в гастрономе: - Тамбовская колбаса у вас есть? - Нет! - А сервелат? - Нет! - А краковская? - Ну, бабуля, у тебя и память! -------------------------------------------------- ----------------------- В Воронеж как-то Бог послал кусочек сыра... --------------------------------------------- Длинное зеленое, бежит из Москвы в Тверь, гудит и пахнет колбасой - что такое?
jorika: Несмотря на дефицит, в СССР был даже журнал такой "Реклама", где печаталась реклама продукции различных фабрик. так -то :-)) Особенности строя - одно, а развитие высокого искусства рекламы - другое. Не путайте котлеты с мухами, как говорит всеми любимый ВВП...
БорисЕ: Комитеты защиты Мира, интересно диссонирующие с числом производимых танков и вооружения вообще... Проблема не в том, издавались ли книги и журналы, а в том как к этому относились. У меня знакомая в СССР диссертацию о рекламе защищала и основной проблемой было оценить экономическую эффективность. Какая к черту эффективность если все равно раскупят... ;-) Но фиктивно-демонстративный продукт создавался - потому что положено. Но в отсутствии серьезного интереса и конкуренции и реклама была с суконным выражением лица. ЛЕТАЙТЕ САМОЛЕТАМИ АЭРОФЛОТА (висело на Метрополе) ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ В СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ КАССЕ НАКОПИЛ И МАШИНУ КУПИЛ Так что смешно делать вывод о том, что cейчас существуют плезиозавры на том основании, что о них журналы о них существуют!
jorika: Демократия как необходимая издержка либерализма Хайек и "австрийцы" показали вполне убедительно, что рынок есть информационная система (в экономическом плане - наиболее эффективная, а в морально-ценностном - наименее вредоносная), координирующая жизнь больших обществ в условиях кардинальной множественности и (это принципиально) КАРДИНАЛЬНОЙ НЕФОРМАЛИЗУЕМОСТИ целей, предпочтений и знаний миллионов сочленов этих обществ. Ср. с резонной концепцией неявного личностного знания Поляни. "Современные компьютеры могли бы, в принципе, решить любую систему уравнений; проблема, однако, в том, что эту систему невозможно составить" (Капелюшников/Хайек). Это - по крайней мере, для сайта, на котором термин "австрийцы" есть общее место - азбука. Из понимания данных обстоятельств вытекает позиция скромности и сдержанности в отношении притязаний рацио, которая противопоставляется "пагубной самонадеянности" оного рацио. Пользуясь старым немецким различением Verstand-Vernunft, можно сказать, что именно таким образом здесь разум накладывает ограничения на рассудок. Впрочем, это тоже - азбука. В этой связи ясно, что, например, спрашивать о "правильности" рыночной цены невозможно, т.е. бессмысленно. Вопрос "Соответствует ли рыночная цена апельсинов или мотоцикла, медицинских или образовательных услуг их "объективной цене"? - бессмыслен. Цена такова, какова она есть, потому что так судил рынок. То есть - так судила РЕЗУЛЬТИРУЮЩАЯ миллионов неявных и неформализуемых, некалькулируемых личностных знаний, чувств и предпочтений. А теперь перейдем к Толстому. В своей интерпретации общественных процессов он исходил из точно такой же парадигматики. Иногда, правда, он называл эту РЕЗУЛЬТИРУЮЩУЮ "духом" (народа, армии), но это дела не меняет. Почему сотни тысяч французов бросили свои домашние дела, хороший климат, милых любовниц и пошли на Восток? Потому что им скомандовал невысокий военный с Корсики? Чушь, говорит Толстой. Если бы они не хотели, то все его команды восприняты были бы как бред сумасшедшего. Они пошли на Восток только потому, что захотели сами, такова была их РЕЗУЛЬТИРУЮЩАЯ. Почему в сражении одна армия побеждает другую? Потому что у одного командарма, бишь планировщика битвы, рацио был на 15 пунктов IQ выше, чем у его оппонента? Нет, говорит, Толстой. И так далее, все это читали. Командиру дано лишь одно - трудная и нечасто реализуемая возможность почувствовать эту РЕЗУЛЬТИРУЮЩУЮ и не сильно мешать ей (далее - Кутузов, образчик действия "лэсе фэр"). Подход Толстого к интерпретации общественных процессов - в точнейшем смысле подход хайековский. Теперь демократия. Демократия есть система "политического Кутузова". Система, позволяющая - на данный исторический мегапериод - в наибольшей степени выявиться той самой РЕЗУЛЬТИРУЮЩЕЙ. Спрашивать, соответствуют ли итоги, получающиеся каждый раз в результате действия демократии, некоторым "идеалам" - все равно, что спрашивать о соответствии рыночной цены цене "объективной". То, что эти плоды демократии в ряде случаев кому-то (например, автору этих строк) сильно несимпатичны, ничего не меняет. Хайек всячески подчеркивал, что рынок не есть форма царства Божия на земле. Более того, единственное, что может превратить нашу жизнь в ад, это именно идея построения рая на земле. Демократия не есть форма "идеального государства". Она, по весьма избитой и весьма истинной формуле Черчилля, есть, конечно же, скверная форма, но наименее скверная из возможных. И теперь встает вопрос: идея какого общественного действия здесь правомерна? Чуть поясним. На первый взгляд, имеется лишь бинарная альтернатива - либо полный "лэсе фэр", либо диктатура. Однако либеральная концепция интерпретации общественной жизни оставляет возможным и третью, "срединную" и более тонкую возможность. А именно, если в конечном (точнее - в первичном) плане определяющую роль играет "неявное знание" участников общественного процесса, то основание возможного прогресса связано с совершенствованием этого "неявного знания" (миллионов неявных установок). Диктатура хочет игнорировать знания, оценки, чувства людей (другое дело, что технически она это сделать не может, и просто вынуждена обращаться к реально существующим же "неявным установкам" людей, только отбирая из них комплексы низшего порядка). Полный лэсе фэр понимает опасность, означенную в последней скобке, и тогда заявляет об игнорировании по-честному, последовательно. "Срединный путь" не хочет ничего ломать и не хочет так уж всё игнорировать, для него базовой становится идея трансформации этих неявных установок (знаний, оценок и чувств), идея содействия повороту РЕЗУЛЬТИРУЮЩЕЙ. А это и есть долгий путь просветительской идеи. Много ли здесь можно сделать? И можно ли быстро? Ну разумеется, немного и небыстро. Современная просветительская идея понимает все тупики и опасности "пагубной самонадеянности". Но четвертое вряд ли дано. --------------- http://www.libertarium.ru/libertarium/89014/
jorika: В любом обществе есть люди, которые в силу наличия у них каких-то особых качеств, приобретенных или данных им от рождения, имеют статус элиты. Вследствие своего таланта, богатства, мудрости или храбрости они пользуются неким естественным авторитетом, а их мнения и оценки пользуются всеобщим доверием и уважением. Более того, в ходе отбора, имеющего место при образовании семей, а также в силу действия генетических законов наследственности и гражданских законов о наследовании, этот авторитет оказывается распределенным среди небольшого числа родов. Именно к главам знатных родов, известных своими добродетелями и признанными достижениями, обращаются люди в случае конфликтов и жалоб. Из этих естественных элит и возникает государство. Оно возникает в результате одного незаметного, но решающего изменения, а именно из-за монополизации судебных и миротворческих функций. Однажды некий член признанной естественной элиты получает возможность настоять (преодолев сопротивление других членов элиты) на том, что именно он будет единственным лицом, разрешающим все конфликты на данной территории. Конфликтующие стороны не могут более выбирать судью и миротворца. Если понять этот механизм возникновения государства из предшествующей иерархической структуры, становится понятно, почему человечество на протяжении большей части истории государственности находилось под монархическим, а не под демократическим правлением. Конечно, существовали исключения: Афинская демократия, Рим до 31 года до Р.Х., республики Венеции, Флоренции и Генуи в эпоху Возрождения, швейцарские кантоны с 1291 года, Соединенные провинции Нидерландов с 1648 по 1673, Англия при Кромвеле. Однако все эти республики – редкие исключения. Более того, все они были весьма далеки от нынешних демократий с их принципом “один человек – один голос”. Для всех этих случаев было характерно господство элит. Так, в античных Афинах избирательное право (как пассивное, так и активное) имело не более 5 процентов населения города. С момента монополизации функций судьи и миротворца законодательный процесс и процедуры исполнения судебных решений начали становиться все более и более дорогостоящими. Вместо того, чтобы предоставляться бесплатно или в обмен на добровольную оплату, они финансировались путем принудительного налогообложения. В то же время, непрерывно снижалось качество этих услуг. Вместо того, чтобы следовать старинным законам частной собственности, и применять общие и непреложные принципы справедливости, судья-монополист, не опасаясь потери клиентов, которая имела место в результате подрыва веры в его беспристрастность, использовал законы и институты для собственной выгоды. Каким образом король смог осуществить монополизацию права творить суд и расправу? Ведь это с очевидностью вело к росту издержек и снижению качества права! Разумеется, остальные члены естественной элиты должны были сопротивляться этим попыткам. Поэтому король обычно вступал в союз с “народом”, или “простыми людьми”. Взывая к популярному во все времена чувству зависти, короли обещали людям менее дорогую и более качественную систему права, суля в обмен более легкое по сравнению с другими претендентами налоговое бремя. Кроме того, короли прибегали к помощи класса интеллектуалов. Можно предположить, что спрос на интеллектуальные услуги растет с ростом жизненного уровня. Однако большинство людей были озабочены земными проблемами и не имели никакой практической нужды в интеллектуалах. Единственным источником спроса на их услуги, помимо церкви, были все те же члены естественной элиты. Именно они нуждались в учителях для своих детей, советниках, секретарях и библиотекарях. Интеллектуалы не имели гарантированной постоянной занятости, а оплата их труда была сравнительно низкой. Более того, хотя члены элиты редко сами бывали интеллектуалами (т.е. лицами, все время посвящавшими исследовательской или иной интеллектуальной деятельности), все-таки, как правило, они были достаточно яркими людьми и не питали особого почтения к интеллектуалам. Неудивительно, что ответным чувством интеллектуалов было негодование. Как несправедливо! Те, кого они учили – представители элиты – стоят выше своих учителей и живут в роскоши, в то время как они, учителя-интеллектуалы, относительно бедны и зависимы. Не вызывает также удивления тот факт, что королю удавалось привлечь интеллектуалов на свою сторону в борьбе за монополизацию правосудия. В обмен на идеологическое оправдание монархического правления, король мог предложить им почетную и хорошо оплачиваемую работу. Более того, используя свой статус экспертов королевского суда, интеллектуалы со временем получали возможность отплатить естественной элите за свои унижения. И все-таки, улучшение положения интеллектуалов было достаточно скромным. При монархическом правлении сохранялось отчетливое и непреодолимое различие между управляющими (королями) и управляемыми (их подданными), причем управляемые знали, что управляющими им не стать никогда. Поэтому, в своих практических шагах король испытывал довольно ощутимое противодействие, причем не только со стороны членов естественной элиты, но и со стороны простого народа. В условиях такого противодействия королям было довольно трудно увеличивать налоги, что, в свою очередь, сильно ограничивало количество возможных рабочих мест для интеллектуалов. К тому же, после того, как король однажды занял и отстоял свои позиции, он начинал ценить своих интеллектуалов не намного больше, чем их ценили члены естественной элиты. А учитывая, что король контролировал территорию, намного превосходившую по площади все, что когда-либо контролировала естественная элита, можно понять, что утрата королевского расположения означала для интеллектуала еще большую опасность и делала его положение еще менее надежным. Изучение биографий ведущих интеллектуалов – Шекспира и Гете, Декарта и Локка, Маркса и Спенсера – свидетельствует об одном и том же. Вплоть до XIX столетия и на протяжении большей его части интеллектуальная деятельность спонсировалась частными спонсорами, членами естественной элиты, принцами или королями. Находя и теряя расположение своих спонсоров, интеллектуалы часто меняли род занятий и местопребывание. Географически они были весьма мобильными. Этот фактор, часто означавший нестабильность финансового положения, внес свой вклад в космополитизм интеллектуалов (что выразилось, в частности, в знании языков), а также в их уникальную интеллектуальную независимость. Если какой-либо попечитель или спонсор прекращал поддерживать интеллектуала, находились другие попечители, которые были счастливы заполнить брешь. Интеллектуальная и культурная жизнь процветала там, где возможности короля или центрального правительства были относительно слабыми, а влияние естественной элиты оставалось относительно большим. Сравним Германию начала XIX столетия (с ее бесчисленными княжествами, борющимися между собой) с высокоцентрализованной Францией того же времени. С наступлением эпохи демократии происходит фундаментальное изменение во взаимоотношениях государства, интеллектуалов и естественных элит. Постоянный рост цены правосудия и нарушение старинных законов королями и другими монопольными судьями и миротворцами были главными причинами сопротивления монархии. Но восторжествовала неверная интерпретация событий. Конечно, были те, кто понял: корень проблемы лежит в самом феномене монополии на суд и расправу, а вовсе не в существовании элиты или дворянства. Однако они не были услышаны в хоре голосов, ошибочно обвинявших в сложившейся ситуации сословный характер правления. Эти голоса призывали к изменению монополии на правосудие и принуждение. Предлагалось заменить королей (с их видимым всем роскошью и торжественностью) народом (с предполагаемой непритязательностью "простого человека"). В обращении к этой энергии и состоит секрет исторического успеха демократий. Какая ирония! Монархии были уничтожены теми же силами, которые монархи же взращивали и укрепляли, видя в них союзника в борьбе за отстранение конкурирующих членов естественных элит от судебных функций. Эти силы – зависть простого человека к тем, кому живется лучше, и претензии интеллектуалов на то место в обществе, в котором им, по их мнению, незаслуженно отказано. Логическим следствием последовавшего низвержения королей и торжества принципа равенства стал переход права монопольно вершить правосудие к "простому человеку". И простой человек люди подрядил интеллектуалов – говорить от своего имени. Как и предсказывала экономическая теория, с переходом от монархии к господству демократии с ее принципом "один человек – один голос", и с заменой короля народом, дела пошли не лучше, а хуже. Цена правосудия выросла до астрономических размеров, а качество законов, законодательной и правоприменительной деятельности упало. Все свелось к замене частной государственной монополии монополией, находящейся в общественной государственной собственности. Создалась ситуация, известная как "трагедия общин". Теперь каждый, а не только король, получил право предпринимать действия по захвату чужой собственности. Это породило три важные группы последствий. Во-первых, значительно выросла степень государственной эксплуатации посредством постоянного увеличения налогообложения. Во-вторых, упало качество правосудия. Это падение было настолько глубоким, что сама идея закона как свода универсальных и неизменных принципов была подменена идеей закона как продукта нормотворческой деятельности (то есть чего-то "сделанного", а не "найденного"). Третьим следствием стало увеличение общественной нормы временнЫх предпочтений: увеличение ценности настоящего в ущерб ценности будущего. Король владел территорией и мог передать ее своему сыну. У него был мощнейший стимул стремиться к сохранению и приумножению ее ценности. Демократический правитель был и остается временщиком. В этом качестве он стремится максимизировать все виды текущих доходов государства, принося в жертву все виды капитальных ценностей. Проявления этих следствий не заставили себя ждать. В монархический период, до Первой мировой войны, государственные расходы редко превышали 5 процентов валового внутреннего продукта. Сегодня они находятся на уровнях, близких к 50 процентам. До Первой мировой войны занятость в государственном секторе в среднем составляла 3 процента общей занятости. С тех пор она увеличилась до 15-20 процентов. Для монархического периода были характерны товарные деньги (золото), а покупательная способность денег медленно росла. Демократическая эпоха, наоборот, стала временем господства бумажных денег и падающей покупательной способности. Короли все глубже увязали в долгах, но, по крайней мере, в мирное время они обычно уменьшали свою задолженность. В демократическую эпоху государственный долг рос все время – и во время войны, и во время мира, – пока не дорос до сегодняшних невообразимых величин. Во времена монархий процентная ставка медленно падала до среднегодового значения в 2,5% . Сейчас, в эпоху демократии, средняя процентная ставка вернулась на уровень 5% – уровень, характерный для XV столетия. До конца XIX века феномена массового нормотворчества практически не существовало. Сегодня в течение года принимаются десятки тысяч законов и законодательных и подзаконных актов. Норма частных сбережений падает вместо того, чтобы расти с ростом дохода, и все показатели распада семей и преступности неуклонно стремятся вверх. Мы видим, что при демократическом правлении государству живется гораздо лучше, а людям – с тех пор, как они стали "править сами собой", – гораздо хуже. А как живут сегодня члены естественной элиты и интеллектуалы? Что касается первых, то демократия довершила процесс, начатый королями. Естественные элиты и дворянство были уничтожены. Состояния великих семейств растворились без следа. Свое дело сыграли конфискационные налоги на собственность, остатки были прожиты, подвергаясь еще и налогообложению на наследство при каждой смерти. Традиции экономической независимости этих семей, их навыки интеллектуального и духовного лидерства были потеряны и забыты. Богатые люди существуют и сегодня, но часто своими состояниями они прямо или косвенно обязаны государству. Как следствие, они зависят от государственного расположения гораздо в большей степени, чем многие из тех, кто владеет неизмеримо меньшим богатством. В своем большинстве сверх-богачи являются не представителями знатных семейств, а nouveaux riches. Их поведение не отличается ни храбростью, ни достоинством, ни мудростью, ни вкусом. В их поведении выражает себя культура, ориентированная на настоящее, ориентированная на оппортунизм и гедонизм. Эта массовая – пролетарская – культура, которую богатые и знаменитые разделяют сегодня со всеми и каждым. Вот почему мнения этих людей не занимают (и слава Богу, что не занимают) никакого особого места в общественном сознании, большего, чем мнения остальных. Демократия сделала реальностью мечту Кейнса, а именно произвела "эвтаназию класса рантье". Другое знаменитое выражение Кейнса ("в долгосрочном периоде мы все – покойники") точно выражает демократический дух нашего времени, его упертый в настоящее гедонизм. Хотя не задумываться о том, что будет после окончания твоей собственной жизни, является не вполне нормальным, именно такой стиль мышления стал преобладать. Вместо облагораживания пролетариата демократия "опролетарила" элиту. Она также ответственна за развращение масс. С другой стороны, в то время как элиты подвергались разрушению, интеллектуалы захватывали все более выгодные и влиятельные позиции. В значительной степени им удалось достичь своей цели – они превратились в правящий класс. Сегодня практически не существует экономистов, историков, философов, которые были бы наняты частным образом членами естественных элит. Те немногие представители старой элиты, которые хотели бы прибегать к соответствующим услугам, не могут себе позволить их оплачивать. Интеллектуалы сегодня являются служащими общественного сектора, даже если номинально они работают для независимых институтов или некоммерческих фондов. Они практически полностью защищены от превратностей спроса потребителей, их число быстро растет, а их вознаграждение намного превышает действительную рыночную ценность их услуг. В то же время качество этих услуг постоянно падает. Нет, конечно, и сегодня существуют выдающиеся интеллектуалы и имеются выдающиеся интеллектуальные достижения. Но все труднее становится отыскивать жемчужные зерна творчества во все возрастающих объемах интеллектуального навоза, этого свидетельства интеллектуального загрязнения среды. Проглядите так называемые ведущие журналы по экономике, философии, социологии или истории. В зависимости от вашего темперамента вы либо получите сильнейший шок, либо разразитесь безудержным хохотом. То, что вы там обнаружите сполна, будет нерелевантность и неполнота. Хуже того, если интеллектуальный продукт окажется релевантным и полным, он почти всегда будет несостоятельным вследствие своего этатизма. И здесь есть исключения, но если вспомнить, что практически все интеллектуалы заняты в многочисленных подразделениях государства, умножающихся день ото дня, вряд ли можно считать сюрпризом тот факт, что большая часть их объемистых трудов, сознательно или по неведению, является этатистской пропагандой. Позвольте мне проиллюстрировать это на примере так называемой чикагской школы, к которой относится Милтон Фридмен, его предшественники и последователи. В 30-х и 40-х годах чикагская школа считалась школой левого направления, и считалась, надо сказать, справедливо. Фридмен тогда обосновывал необходимость центрального банка и бумажных денег, выступая против золотого стандарта. Он искренне разделял принципы перераспределяющего государства, государства благосостояния, когда выдвигал свои предложения о гарантированном минимуме дохода (система так называемых отрицательных налогов), на уровень которого он не накладывал никаких ограничений. Он защищал принцип прогрессивного налогообложения дохода, стремясь достичь максимально возможного уравнения богатства. Он участвовал в разработке концепции и практическом воплощении системы налогообложения дивидендов. Фридмен поддержал идею, в соответствии с которой государство может вводить налоги для финансирования производства благ, имеющих положительные экстерналии, или таких, про которые оно думает, что они могут иметь этот эффект. Это означало, что нет ничего такого, что государство не могло бы начать производить, финансируя это производство из налогов. Вдобавок к этому, Фридман и его последователи проповедывали одну из самых низких идей, а именно этический и эпистемологический релятивизм. В соответствии с этой идеей не существует никаких непреложных моральных истин и все наше эмпирическое знание может быть истинным лишь гипотетически. Они, правда, никогда не сомневались в том, что должно существовать перераспределяющее демократическое государство. Сегодня, полвека спустя, чикагская школа, не изменив существенно своих взглядов, считается школой правой, защитницей принципов свободного рынка. Более того, считается, что именно это направление в экономической науке является пограничным, отделяя респектабельных правых от правых экстремистов. Вот каков масштаб сдвига в общественном сознании, сдвига, осуществленного служащими государственного сектора. Или рассмотрим другой пример. Недавно спикер палаты представителей Конгресса США Ньют Гингрич [напомню, что эта статья написана в 1995 г. – Гр.С.] назвал "революцией" политику Нового курса и принятие законов о социальном страховании. Он также высоко оценил законодательство, обязывающее нанимателей соблюдать квоты для людей с определенными признаками. А ведь этим законодательством были почти полностью разрушены права собственности, свобода заключения контрактов и свобода создания и роспуска добровольных сообществ. Ситуация кажется безнадежной. Но она не является таковой. Во-первых, необходимо понять, что такое положение вещей не может продолжаться вечно. Эпоха демократии не может быть "концом истории", как в том нас пытается уверить неоконсерватизм. Причем, по чисто экономическим причинам. Вторжение государства в рыночную систему порождает огромное число проблем, намного превышающее число проблем, для которого оно предпринималось. Их решение ищется опять-таки на путях роста государственного вмешательства. Это оборачивается таким расширением государственного регулирования и контроля, что процесс неизбежно закончится установлением полномасштабного социализма. Если сохранятся нынешние тенденции, можно уверенно прогнозировать скорый коллапс западных демократических "государств благосостояния", такого же, какой произошел с "народными демократиями" Восточного блока в конце 80-х годов. В течение десятилетий реальный доход на Западе остается на одном и том же уровне, либо снижается. Государственный долг и бремя различных схем государственного "социального страхования" вносят свой вклад в приближение перспектив экономического распада. В то же время, небывалого напряжения достигли социальные конфликты. Экономический коллапс наступит, пожалуй, еще до того, как нынешняя тенденция к огосударствлению изменится. Но даже в случае коллапса, для преодоления этой тенденции потребуется кое-что еще. Коллапс сам по себе не приведет к откату государства. Дела могут пойти еще хуже. В современной западной истории существует лишь два бесспорных случая, когда власть государства была уменьшена, хотя бы временно, в результате целенаправленной сознательной деятельности. В обоих случаях мы имеем дело с последствиями некоей катастрофы. Эти два случая – Германия после Второй мировой войны при Людвиге Эрхарде и Чили при генерале Пиночете. Однако одного кризиса недостаточно, нужны еще правильные идеи, а также люди, способные их воспринять и применить в тот момент, когда появится соответствующая возможность. Катастрофа неизбежна только до тех пор, пока мир находится во власти ложных идей. С другой стороны, как только правильные идеи принимаются людьми и начинают преобладать в воздействии на их мнения (а идеи могут заменять одна другую, в принципе, мгновенно), угроза катастрофы исчезает навсегда. Эти рассуждения приводит меня к мысли о той роли, которую интеллектуалы и члены естественных элит (или того, что от них осталось) должны играть в необходимых радикальных и фундаментальных изменениях общественного мнения. Спрос на тех и на других весьма велик. Обе социальные силы, принимая во внимание перспективы катастрофы и все еще существующую возможность ее избежать, должны расценивать этот спрос как напоминание о своем естественном долге. Даже в условиях, когда большая часть интеллектуалов коррумпирована и в значительной мере ответственна за сегодняшние извращения, положение вещей остается таким, что интеллектуальную революцию невозможно совершить без их помощи. Правление ангажированных государством интеллектуалов невозможно свергнуть без "анти-интеллектуальных" интеллектуалов. К счастью, идеи личной свободы, частной собственности, свободы заключения контрактов, личной ответственности и приоритета обязательств не умерли и не умрут до тех пор, пока существует род человеческий. Они будут жить просто в силу того факта, что они являются истинными, а истине свойственно самоподдержание. Более того, никуда не денутся книги мыслителей прошлого с изложением этих идей. Необходимо, однако, чтобы и сегодня существовали мыслители, читающие эти книги; те, кто может хранить, восстанавливать, применять, актуализировать и развивать эти идеи. Необходимы люди, способные публично выражать эту точку зрения, и в открытых дискуссиях оспаривать, атаковать и опровергать своих коллег – приверженцев противоположной системы взглядов. Из двух обязательных условий – научная компетентность и наличие характера – второе является более важным, особенно в наше время. С чисто интеллектуальной точки зрения все важные вопросы относительно несложны. Большая часть этатистких аргументов легко опровергается как морально ущербная или экономически несостоятельная чепуха. По правде говоря, чем больше крупных имен я узнавал, тем больше было мое удивление, насколько легковесны они обычно бывали. Более того, нередко вы встречаете экономистов, которые в частных дискуссиях сообщат вам, что они вовсе не разделяют тех положений, которые они с пафосом отстаивают на публике. Они не просто ошибаются. Они сознательно высказывают устно и письменно вещи, про которые они знают, что это неправда. Будучи интеллектуально состоятельными, они являются морально ущербными. Это означает, что необходимо быть готовым бороться не только с ошибочными взглядами, но и со злом, что является гораздо более трудной задачей, так как требует не только сообразительности и знаний, но и храбрости. Каждый анти-интеллектуальный интеллектуал может ожидать, что ему будут предлагать взятки. Удивительно, как легко, оказывается, совратить некоторых людей! Несколько сотен долларов, оплаченная приятная поездка, возможность попасть на фото рядом с могущественными и влиятельными лицами – всего этого часто оказывается достаточно, чтобы купить человека с потрохами. Необходимо с негодованием отвергать эти соблазны. В борьбе со злом необходимо быть готовым к тому, чтобы никогда не добиться "успеха". На этом пути нет ни богатства, ни славы, ни профессионального престижа. Более того, сознательно избранная судьба интеллектуала всегда будет вызывать подозрения. Придется не только смириться со статусом маргинала в академическом сообществе, но и приготовиться к тому, что коллеги постараются сделать все возможное, чтобы разрушить вас. Возьмем к примеру судьбу Людвига фон Мизеса или Мюррея Ротбарда. Оба величайших экономиста и социальных философа ХХ века были не признаны и не востребованы коллегами по академическому поприщу. Но за всю свою жизнь они не разу не изменили себе. Они никогда не теряли присущей им глубины. Более того, они не позволяли себе быть скатиться в пессимизм. Наоборот, будучи отвергнутыми, они оставались не поколебленными и даже щедрыми, работая с поразительной продуктивностью. Они были удовлетворены тем, что они привержены истине, и только истине. Качества, утраченные естественными элитами, не исчезли вовсе. Преодолевая препятствия и обстоятельства, Мизес и Ротбард смогли добиться того, чтобы их услышали. Они не были приговорены к молчанию. Они продолжали преподавать и публиковаться. Они выступали в аудиториях, вдохновляя людей своим глубоким пониманием и идеями. Без поддержки других людей это было бы невозможно. У Мизеса был Леонард Фертиг и Фонд Уильяма Волкера, которые финансировали его жалование в Нью-Йоркском Университете. У Ротбарда был Институт Людвига фон Мизеса, который помогал ему публиковать и распространять книги и образовывал институциональную рамку, в которой Ротбард говорил и писал то, что должно было быть сказано и написано, и что нельзя было говорить и писать, действуя исключительно в рамках академического сообщества. Давным-давно, когда дух эгалитаризма еще не разрушил большинство людей с независимыми состояниями и независимыми мнениями, задача поддержки непопулярных интеллектуалов решалась только отдельными личностями. Но, положа руку на сердце, кто сегодня в состоянии нанять интеллектуала частным образом, в качестве своего секретаря, советника или наставника своих детей? Те, кто могут себе это позволить, как правило, глубоко вовлечены в коррупционный альянс большого бизнеса с государством и поддерживают тех интеллектуальных недоумков, которые доминируют в академической среде. Подумайте, например, о Рокфеллере и Генри Киссинджере. Таким образом, имеется двуединая задача. Во-первых, задача поддержки и сохранения идей частной собственности, свободы контрактов и добровольных союзов (а также свободы выхода из последних), личной ответственности. С другой стороны, задача противостояния лжи, этатизму, моральному релятивизму, коррупции и безответственности. Сегодня эти задачи могут быть решены только путем аккумулирования ресурсов в организациях, подобных Институту Людвига фон Мизеса. Этот Институт – независимое образовательное сообщество, созданное для защиты тех ценностей, которые лежат в основе западной цивилизации, бескомпромиссной и далекой даже психологически от коридоров власти. Разумеется, в первую очередь всякий достойный человек обязан заботиться о своей семье. Он должен – в условиях свободного рынка – стремиться заработать столько, сколько он может заработать, поскольку чем больше денег он заработает, тем в большей степени он может помочь ближним. Но этого не достаточно. Интеллектуал должен быть привержен истине вне зависимости от того, вознаграждается ли немедленно такая приверженность, или нет. Сходным образом, естественная элита имеет общественные обязательства, которые простираются далеко за пределы их самих и их семей. Чем более они успешны как бизнесмены и профессионалы, и чем больше их успех признан другими, тем более важно, чтобы они устанавливали высший этический образец. Это предполагает, в частности, что они считают почетным долгом открытую, гордую и щедрую поддержку тех ценностей, которые они считают моральными и истинными. В ответ они получат интеллектуальное вдохновение, силу, и сознание того, что их имя будет вечно находиться среди тех выдающихся имен, которые сделали долгосрочный вклад в человечество. При поддержке естественной элиты Институт Людвига фон Мизеса может превратиться в организацию-модель восстановления утраченного знания, стать учебным заведением, которому вы можете доверить своих детей, и откуда вы сможете набирать себе работников. Даже если нам не суждено увидеть воплощение того, во что мы верим, мы будем знать, что сделали все, что могли. Мы можем гордиться тем, что делали только то, что каждый честный и благородный человек должен был делать. © Hans-Hermann Hoppe, Ludwig von Mises Institute, 1995 © Grigory Sapov – Russian Edition
БорисЕ: "Изучение биографий ведущих интеллектуалов – Шекспира и Гете, Декарта и Локка, Маркса и Спенсера – свидетельствует об одном и том же. Вплоть до XIX столетия и на протяжении большей его части интеллектуальная деятельность спонсировалась частными спонсорами, членами естественной элиты, принцами или королями." Конкретно и по пунктам -Шекспир - вообще о нем ничего неясно -Гете - спонсор, но не крупный и у него должность библиотекаря -Декарт - только под конец жизни вынужден был поехать к Христине, заниматься с ней по ранним утрам и там жен его и отравили. А ранее спонсоров не имел. -Маркс - Энгельса можно рассматривать как спонсора, но какое отношение он имеет к королям? -Cпенсер - не знаю А вот если начать с Сократа, Демокрита, Уриэля Акосты, Спинозы - видим нечто вполне противоположное доктрине статьи... ;-)) Смотрится как вполне заказная статья, рассчитаннная на выманивание денег у спонсоров института Мизеса... ;-)
jorika: Рабинович: Я требую угнать самолет обратно в Одессу. Командир: Так ну? Рабинович: Что ну? Командир: Я еще не слышал вашу цену. Рабинович: Я думал, что самолеты угоняют бесплатно. Командир: Бесплатно вы можете пойти знаете куда? Рабинович: Спасибо, нам уже говорили. Командир: Так у меня такое впечатление, что вы там еще побываете. -------------------------------------------------- -------------- Мораль: либерализм продажен насквозь
полная версия страницы