Форум » Экономика » Джордж Сорос: Моя правда о крахе ("Le Nouvel Observateur", Франция) » Ответить
Джордж Сорос: Моя правда о крахе ("Le Nouvel Observateur", Франция)
BNE: Джордж Сорос: Моя правда о крахе ("Le Nouvel Observateur", Франция) Долг регуляторов - спасти систему, не обременяя себя соображениями нравственного порядка Жан-Габриель Фреде, Франсуа Армане (Jean-Gabriel Fredet, Franсois Armanet), 06 октября 2008 Миллиардер-филантроп Джордж Сорос лучше, чем кто-либо другой, может объяснить всю подноготную финансового кризиса, ведь он был пионером спекулятивных фондов. - Этот финансовый кризис намного серьезнее своих предшественников. Какое воздействие он окажет на реальную экономику? Партнеры - Мы находимся в глазе циклона. Этот кризис по своему масштабу и длительности превосходит мои наихудшие опасения. Со временем он не позволит американским потребителям, которые, основываясь на оценочной стоимости своей недвижимой собственности, жили в кредит, потреблять больше, чем они производят. Однако исчезновение этой гарантии, спровоцирует падение оценочной стоимости недвижимого имущества, сведет к нулю их сбережения. Поэтому американским домохозяйствам придется изменить образ мыслей. В то же самое время правительство США должно будет создавать новый спрос, поскольку в период дефляции и высокого уровня задолженности государственный долг ложится тяжким бременем на всю экономику страны. Несмотря на то, что банковская система Европы лучше регулируется и поэтому является более надежной, ее этот кризис также затронет. В Великобритании кредитный кризис уже в самом разгаре. - Что спровоцировало этот кризис? - Я постоянно защищаю следующий тезис: рынки никогда не тяготеют к равновесию сами по себе. Их 'регулируют' 'мыльные пузыри', которые надуваются, а потом лопаются. Согласно моей теории, каждый 'мыльный пузырь' состоит из двух элементов: первый - это реальная доминирующая тенденция, второй - ее ошибочная интерпретация. Таким образом, я различаю 'когнитивную функцию' и 'манипулятивную функцию', которые взаимодействуют. Примените эту концепцию к финансовым рынкам, и Вы получите первое объяснение нынешнего кризиса. В данном случае минипузырь сектора недвижимости - достославные субстандартные кредиты - наполняет и тем самым продляет существование более крупного и старого пузыря - суперпузыря кредитования. Результат: эффект снежного кома, который со временем может спровоцировать что-то вроде взрыва атомной бомбы. Рыночные фундаменталисты до последнего момента пребывали в уверенности, что рынки будут саморегулироваться. Это - заблуждение! Мыльный пузырь лопается с тем большей силой, что на протяжении последних двадцати пяти лет мы позволили развиться разнообразным инструментам банковских манипуляций - продуктам, производным от обращения долговых обязательств в ценные бумаги, - ошибочно полагая, что временные нарушения равновесия - всего лишь случайность. Отягчающий фактор: при каждом кризисе банкам, чтобы позволить им выправить свое положение, предоставляли полную свободу действий в плане увеличения кредитов. Добавьте к этому путаницу между коммерческими и инвестиционными банками, попустительство рейтинговых агентств, и Вы получите все ингредиенты усугубления дефектов системы. Сегодня взрыв суперпузыря приводит к разрушительным последствиям для Соединенных Штатов и Европы, но также для развивающихся рынков и России, которые теперь являются частью системы. - Каковы этапы распространения этой 'болезни'? - 'Мыльный пузырь' недвижимости лопнул, из-за этого сырьевой и товарный 'мыльный пузырь' достиг конечной фазы взрывного роста, которая предшествует краху. Рост стоимости барреля нефти до 140 долларов был кульминационным моментом этой безумной эскалации, вызванной девальвацией доллара и стремлением обладать сырьем, а не валютой. Именно спекуляция на рынке сырьевых товаров и привела к резкому росту цен на нефть. Теперь эта тенденция начинает перерастать в противоположную. Возможно, сырьевой 'мыльный пузырь' в свою очередь лопнет. - Федеральная резервная система США приняла решение не сокращать свою ключевую ставку. Затем американское правительство 'национализировало' некоторые финансовые структуры, а потом обнародовало масштабный план по борьбе с кризисом. Но речь идет о государстве, значит, по счету придется платить американским налогоплательщикам . . . - Долг регуляторов - спасти систему, не обременяя себя соображениями нравственного порядка. Банкротство Lehman Brothers продемонстрировало, какие риски таит в себе крах одного предприятия для всей системы в целом. Когда страна, как сегодня, стоит у края пропасти, финансовая помощь государства неизбежна. Генри Полсон (Henry Paulson), министр финансов США, осознал это: он принял решение о государственных вливаниях в финансовую систему и проведении широкомасштабных интервенционистских мер. Ведь в этом кризисе виновата неэффективная регуляция. И теперь регуляторы, после того как не смогли помешать 'мыльному пузырю' чрезмерно раздуться и создать опасность для системы, должны нести за это ответственность. - Но кто будет регулировать регуляторов? - Я не являюсь рьяным сторонником регуляции. Я воспринимаю ее лишь как необходимое зло, которое необходимо удерживать в разумных границах. Регуляторы - люди, а, значит, они несовершенны, и поневоле они совершают ошибки. Они должны проявлять дальновидность в оценке настроения рынка. При условии, что они к этому подготовились. - Нынешний финансовый кризис означает конец Уолл-стрита и финансизма экономики? - Финансовый сектор стал играть несоразмерную роль в экономике в ущерб остальным секторам. Он будет сведен к более надлежащим пропорциям. Но он не исчезнет, даже если государство приобретет мажоритарную часть финансового сектора, даже если суверенные фонды, ассоциированные с инвесторами частных капиталов, будут проводить более массированные интервенции, чем в настоящее время. Позволит ли государство этому произойти? В долгосрочной перспективе суверенные фонды представляют угрозу, но сегодня помимо этих трех игроков других доступных источников средств не существует. - Барак Обама выступает за более активное вмешательство государства. Он говорит о новом 'Новом курсе' . . . - Я полагаю, что 'Новый курс' необходим, чтобы справиться с крахом, плоды которого мы пожинаем. Чтобы помешать обрушению цен на рынке недвижимости, столь же несоразмерному, каким был их взлет, нужно будет увеличить предложение в секторе ипотеки и ссуд на недвижимость, ограничить аресты имущества, чтобы избежать вынужденных продаж, и создать структуру, которая будет 'хранить' недвижимое имущество в ожидании роста спроса. Поэтому государственные органы должны действовать проактивно. Кроме того совершенно необходимо пересмотреть условия погашения займов на покупку жилья и ипотечных кредитов, чтобы не допустить, чтобы людей выгоняли из их домов. Нужно также внести поправки в закон о банкротстве, который в настоящий момент не позволяет судьям пересматривать сроки выплат займов на основное место жительства. Деловые круги неблагосклонно относятся к этому типу регуляций, поскольку считается, что они влияют на рентабельность финансовой деятельности, но у них нет другого выбора. От этого пострадают в основном спекулятивные фонды (hedge funds), но в данном случае речь идет об искусственной деятельности, которая ничего не производит. Я также хотел бы отметить, что государство должно будет приложить усилия для создания нового источника спроса. Что это может быть? Как мне кажется, одним из возможных вариантом могло бы стать создание крупной промышленности по очищению экологических загрязнений, что позволит бороться с климатическим потеплением. Для решения задач по сокращению выбросов углекислого газа в атмосферу необходимы массовые инвестиции, которые со временем могут стать двигателем экономики, а, значит, заменить падающий спрос. - Значит, финансовый кризис окажется центральным вопросом президентских выборов в США? - Американцы сегодня впервые осознали реальность финансового кризиса и последствия, что он окажет на их повседневную жизнь. Мне кажется эта ситуация сыграет на руку Обаме. Он высказался в пользу реформы закона о банкротстве, к тому же демократы - традиционно положительнее, чем республиканцы и рыночные фундаменталисты, относятся к проведению протекционистской политики государством. Серьезность ситуации обязательно изменит образ мыслей. - Республиканцы с удовольствием бы с Вами разделались . . . - Я знаю! Но моя поддержка Обамы не заключается в том, чтобы показываться рядом с ним. Я с ним встречался-то всего один раз. - Вы были пионером спекулятивных фондов. Не сожалеете? - Я ни о чем не сожалею и не испытываю никакого чувства вины, поскольку я всегда выступал за оптимизацию установленных мною же правил работы этих хеджевых фондов, даже когда это шло в разрез с моими личными интересами. Моя честность порою мне вредит! - С Вашим предприятием все в порядке? - Возможно, мы выживем. Мы сейчас практически на нуле, что, учитывая обстоятельства, почти идеальная ситуация! Джордж Сорос - председатель совета директоров компании Soros Fund Management, создатель всемирной сети благотворительных фондов, в чье задачи в том числе входит защита прав человека. Он автор многочисленных работ, среди которых 'Великий мировой беспорядок' и ' За Америку, против Буша'. Совсем недавно во Франции вышла в свет его новая книга 'Правда о финансовом кризисе'. http://www.inosmi.ru/translation/244439.html
Ответов - 11
BNE: Фрэнсис Фукуяма Крах корпорации "Америка" Вместе с некоторыми из самых легендарных фирм Уолл-стрит обанкротилась определенная концепция капитализма. Как нам восстановить доверие к нашему бренду? Банкротство самых легендарных инвестиционных банков Америки. Сокращение капитализации фондового рынка на триллион долларов с лишним за один день. Американским налогоплательщикам выставлен счет на 700 млрд долларов. Более колоссальный крах Уолл-стрит, пожалуй, невозможен. Американцы вопрошают, почему они обязаны выкладывать столь невообразимые суммы за спасение экономики. Но мало кто говорит о менее осязаемых, но в потенциале намного более громадных убытках Соединенных Штатов – ущербе для бренда "Америка" в результате финансового кризиса. Идеи – это одна из главных статей нашего экспорта, а с начала 1980-х годов, когда на президентских выборах победил Рональд Рейган, на мировом уровне доминировали две идеи, американские по своей сути. Первая – это определенная концепция капитализма, гласившая, что двигателем экономического роста являются невысокие налоги, мягкие регулятивные механизмы и ограниченная по сравнению с прежними временами роль правительства. Рейганизм обратил вспять тенденцию ко все большему наращиванию мощи правительства, которая существовала последние 100 лет. Отказ от регулирования стал девизом современности не только в США, но и по всему миру. Вторая великая идея состояла в том, что Америка поощряет по всему миру либеральную демократию, которая считалась лучшим путем к более благополучной и открытой международной архитектуре. Мощь и влиятельность Америки опирались не только на наши танки и доллары, но и на тот факт, что большинство жителей планеты позитивно оценивало американскую форму самоуправления и желало преобразить собственные общества по той же модели. Политолог Джозеф Най назвал это явление нашей "мягкой силой". Теперь даже не укладывается в голове, насколько сильно скомпрометированы эти отличительные черты американского бренда. В 2002-2007 годах, пока мир переживал период беспрецедентного экономического роста, можно было, не задумываясь, игнорировать европейских социалистов и латиноамериканских популистов, которые осуждающе называли экономическую модель США "ковбойским капитализмом". Но ныне локомотив этого экономического рывка – американская экономика – сошел под откос и рискует утащить за собой в пропасть весь остальной мир. Мало того, виновата в этом сама американская модель: твердя мантру "правительство должно реже вмешиваться", Вашингтон не смог правильно регулировать финансовый сектор и позволил ему нанести колоссальный вред остальным секторам общества. Демократия была опорочена еще раньше. Едва было доказано, что Саддам не располагал оружием массового поражения, администрация Буша попыталась найти новое оправдание для войны в Ираке, увязав ее с широкой "программой свободы": пропаганда демократии внезапно превратилась в главное оружие войны с терроризмом. Многие люди в разных странах мира находят, что заявления Америки о демократии сильно смахивают на предлог для укрепления американской гегемонии. Выбор, перед которым мы стоим сегодня, далеко не сводится к вопросу об антикризисном плане Полсона или президентской предвыборной кампании. Бренд Америки подвергается жесткой проверке на прочность в период, когда другие модели – китайская или российская – выглядят все привлекательнее. Вернуть нашей стране доброе имя, а нашему бренду – притягательность, – это во многом не менее титаническая задача, чем стабилизация финансового сектора. И у Барака Обамы, и у Джона Маккейна есть свои сильные стороны – у каждого свои – которые они поставят на службу этой задаче. Но, кто бы из них ни победил, его ждет многолетний тяжкий труд, движение в гору. Причем к этому труду даже нельзя приступать, пока мы точно не уясним, в чем состояла оплошность: какие именно аспекты американской модели являются здравыми, какие неверно осуществлялись на практике и от каких вообще придется отказаться. Как отметили многие комментаторы, крах Уолл-стрит – это веха, знаменующая конец эпохи Рейгана. В этом смысле они, несомненно, правы, даже если в ноябре Маккейну удастся победить на выборах. Большие идеи рождаются в контексте определенной исторической эпохи. Им редко удается пережить кардинальные перемены в обстановке. Вот почему в политической жизни доминирование левых и господство правых обычно сменяют друг друга циклически, на памяти одного поколения. Для своего времени рейганизм (или тэтчеризм – его британская разновидность) подходил отлично. Со времен "Нового курса" Франклина Рузвельта в 1930-е годы государственные аппараты по всему миру неуклонно разрастались и разрастались. К 1970-м годам крупные "государства благосостояния" и экономические системы, скованные бюрократическими ограничениями, доказали свою огромную дисфункциональность. В те времена телефоны были дороги и достать их было сложно, авиаперелеты были роскошью, доступной лишь богатым, а большинство людей держало свои сбережения на банковских счетах, по которым выплачивались небольшие фиксированные проценты. Программы типа "Помощь семьям с детьми-иждивенцами" создавали ситуацию, в которой семейным беднякам было невыгодно ни работать, ни оставаться в браке, и семьи распадались. Благодаря революции, которую осуществили Рейган и Тэтчер, стало проще нанимать и увольнять работников, что причинило людям огромные страдания в условиях сокращения или полного упразднения производства в традиционных отраслях. Но одновременно это подготовило почву для почти тридцати лет экономического роста и возникновения новых секторов типа информационных технологий и генной инженерии. В международных отношениях рейгановская революция породила "Вашингтонский консенсус", на основе которого Вашингтон и институты, находящиеся под его влиянием, – например, МВФ и Всемирный банк – побуждали развивающиеся страны открывать доступ к их экономике. Хотя популисты типа Уго Чавеса регулярно клянут Вашингтонский консенсус, он успешно смягчил негативные последствия кризиса вокруг латиноамериканских долгов в начале 1980-х, когда страны типа Аргентины и Бразилии страдали от гиперинфляции. Сходная рыночная политика сделала Китай и Индию теми экономическими колоссами, которыми они являются сегодня. А если кому-то требовались дополнительные доказательства, они могли перевести свой взгляд на самые вопиющие примеры большой роли государства в мире – центральное планирование в экономике бывшего СССР и других государств коммунистического блока. К 1970-м они буквально по всем статьям отстали от своих капиталистических соперников. Их крах после падения Берлинской стены подтвердил, что подобные "государства благосостояния на стероидах" – это тупиковая ветвь исторической эволюции. Как и все движения, преобразующие общество, рейгановская революция сбилась с дороги, так как для многих сторонников она сделалась непогрешимой идеологией, а не прагматичным ответом на крайности государства благосостояния. Две идеи получили сакральный статус: "налоговые льготы себя окупят" и "финансовые рынки могут саморегулироваться". До 1980-х годов консерваторы практиковали консервативный подход к фискальной системе: то есть не желали тратить больше, чем получали в бюджет в качестве налогов. Но рейганомика привнесла идею, что практически любая налоговая льгота будет столь хорошим стимулом для роста, что в итоге доходы государства за счет налоговых отчислений только повысятся (это так называемая кривая Лаффера). На деле верен традиционный взгляд: если ты сокращаешь налоги, не сокращая расходов, то получишь опасный дефицит бюджета. Итак, налоговые льготы Рейгана в 1980-е годы породили большой дефицит, а повышения налогов Клинтоном в 1990-е годы дали профицит, а когда в начале XXI века Буш уменьшил налоги, дефицит еще более увеличился по сравнению с рейгановским. Тот факт, что при Клинтоне и при Рейгане темпы роста американской экономики были одинаково быстрыми, почему-то не поколебал веры консерваторов в налоговые льготы как верное подспорье роста. Тут есть еще более важный момент: из-за глобализации изъяны в этой логике несколько десятилетий оставались незамеченными. Иностранцы, казалось, никогда не утратят желания владеть американскими долларами, что позволяло правительству США накапливать дефицит одновременно с экономическим ростом. Ни одной развивающейся стране такое не сошло бы с рук. Вот почему вице-президент Дик Чейни, по слухам, с самого начала сказал президенту Бушу, что "дефицит ничего не значит" – этому, мол, учат 1980-е годы. Второй священный принцип эпохи Рейгана – отказ от регулирования финансового сектора – пропагандировался сомнительным союзом искренних сторонников и компаний с Уолл-стрит, и к 1990-м годам его приняли на веру и демократы. Утверждалось, что регулятивные механизмы с долгой историей – например, закон Гласса-Стиголла времен Великой депрессии (об отделении коммерческих банков от инвестиционных) – душат новации и подрывают конкурентоспособность американских финансовых институтов. Они были правы – но отказ от регулирования породил лавину новаторских невиданных продуктов типа коллатеризированных долговых обязательств, которые лежат в основе нынешнего кризиса. Некоторые республиканцы до сих пор этого не осознали: тому порукой предложенная ими альтернатива плану Полсона, предполагающая еще более крупные налоговые льготы для хедж-фондов. Беда в том, что Уолл-стрит принципиально отличается, например, от Силиконовой долины, где благотворным является именно щадящее регулирование. Финансовые институты зиждутся на доверии к ним, а доверие возможно, только если правительства обеспечивают прозрачность финансовой системы и удерживают ее от попыток рисковать чужими деньгами. Специфика финансового сектора также состоит в том, что банкротство финансового учреждения наносит урон не только его акционерам и сотрудникам, но и множеству безвинных "случайных прохожих" (экономисты сухо называют этот феномен "негативными побочными эффектами"). На протяжении последнего десятилетия наблюдались очевидные симптомы того, что революция Рейгана сбилась с дороги и сделалась опасной. Одним из ранних звоночков стал финансовый кризис в Азии в 1997-1998 годах. Такие страны, как Таиланд и Южная Корея, следуя советам Америки и поддавшись ее нажиму, в начале 1990-х либерализовали свои рынки капитала. В их экономику широкими потоками потекли "горячие деньги", породив спекулятивный пузырь. Затем, едва запахло проблемами, деньги столь же стремительно были выведены. Знакомая картина, правда? Между тем страны вроде Китая и Малайзии, которые не последовали американским рекомендациям и не открыли либо жестко регулировали свои финансовые рынки, оказались намного менее уязвимыми. Был и другой настораживающий признак – у Америки накапливались структурные дефициты. После 1997 года Китай и ряд других стран стали скупать американские доллары в рамках целенаправленной стратегии по ослаблению собственных валют, дабы обеспечить бесперебойную работу своих заводов и уберечься от финансовых потрясений. "Америку после 11 сентября" это отлично устраивало: это значило, что мы можем одновременно сократить налоги, финансировать безумный бум розничного потребления, оплачивать две дорогостоящие войны – и все это при фискальном дефиците. Колоссальный и неуклонно растущий торговый дефицит, возникший в результате – к 2007 году он составлял 700 млрд долларов в год – очевидно, было невозможно выдержать; рано или поздно иностранцы пришли бы к выводу, что Америка – не самое надежное место для размещения их средств. Падение американского доллара указывает, что час пробил. Очевидно, Чейни неправ – дефицит кое-что значит. Даже в самой Америке оборотная сторона дерегулирования стала очевидна задолго до краха Уолл-стрит. В Калифорнии в 2000-2001 годах наблюдался бесконтрольный рост цен на электроэнергию. То были плоды дерегулирования государственного рынка энергии, на котором наживались беспринципные компании типа Enron. Сам Enron наряду с множеством других компаний в 2004 году обанкротился ввиду неадекватного применения бухгалтерских норм. На протяжении последнего десятилетия социальное неравенство в США нарастало, поскольку доходы от экономического роста распределялись диспропорционально: они текли в руки более обеспеченных и высокообразованных американцев, между тем как доходы рабочего класса зависли на одном уровне. И, наконец, фиаско с оккупацией Ирака и реакция на ураган "Катрина" обнажили некомпетентность государственного сектора сверху донизу – результат многих десятилетий недофинансирования и низкого престижа государственных служащих со времен Рейгана. Все это наводит на вывод, что эпоха Рейгана должна была закончиться намного раньше. Отчасти ее живучесть объясняется тем, что Демократическая партия не смогла выдвинуть убедительных аргументов и внушающих доверие кандидатов. Но есть и другая причина – особенность Америки, кардинально отличающая нашу страну от Европы. В Европе менее образованные слои населения, рабочий класс преданно голосуют за социалистические, коммунистические и другие левые партии, руководствуясь своими экономическими интересами. В США этот электорат может ринуться как направо, так и налево. В период "Нового курса" он был частью грандиозной демократической коалиции Рузвельта – коалиции, которая просуществовала все годы так называемого "Великого общества" (программы реформ. – Прим. ред.) Линдона Джонсона в 1960-х. Но при Никсоне и Рейгане они начали голосовать за республиканцев. В 1990-е годы они переметнулись под знамя Клинтона, а при Джордже У. Буше вернулись в стан республиканцев. Когда эти слои голосуют за республиканцев, это означает, что вопросы, касающиеся духовности и обычаев, – религии, патриотизма, семейных ценностей, права иметь оружие – являются важнее экономических. Именно этот электорат и предопределит исход ноябрьских выборов, в том числе потому, что он сконцентрирован в ряде "колеблющихся" штатов типа Огайо и Пенсильвании. Предпочтут ли эти люди более далекого от них Обаму – гарвардского выпускника, который, однако, более точно отражает их экономические интересы? Либо они останутся верны людям, с которыми им легче себя идентифицировать, – Маккейну и Саре Пэлин? Для того чтобы привести к власти демократов, в свое время потребовался экономический кризис колоссального масштаба, длившийся с 1929 по 1931 год. По данным соцопросов, в октябре 2008 года мы, возможно, вновь оказались в такой точке. Второй ключевой компонент американского бренда – это демократия и готовность США поддерживать другие демократии на всей планете. Эта идеалистическая жилка постоянно присутствует во внешней политике США на протяжении прошедшего века – от Лиги Наций Вудро Вильсона до "Четырех свобод" Рузвельта и призыва Рейгана "разрушить эту стену", адресованного Михаилу Горбачеву. Продвижение демократии – путем дипломатических усилий, оказания помощи общественным организациям, свободным СМИ и т.п. – никогда не вызывало нареканий. Но теперь возникла проблема: ссылаясь на демократию для оправдания войны в Ираке, администрация Буша многим дала понять, будто "демократия" – это зашифрованное обозначение военной интервенции и смены существующего режима. (Хаос, воцарившийся в Ираке после вторжения, тоже не очень-то улучшил имидж демократии). Ближний Восток в особенности является минным полем для любой американской администрации, поскольку Америка поддерживает недемократических союзников типа Саудовской Аравии и отказывается иметь дело с организациями типа "Хамаса" и "Хизбаллы", которые пришли к власти в результате выборов. Когда мы выдвигаем "программу свободы", к нам не испытывают особого доверия. Большим пятном на репутации американской модели стал и тот факт, что администрация Буша применяет пытки. После 11 сентября американцы проявили настораживающую готовность ради безопасности поступиться конституционными гарантиями своих прав. Отныне символом США для многих людей в мире является уже не статуя Свободы, а база в Гуантанамо и заключенные "Абу-Грейб" с мешками на голове. Кто бы ни победил на президентских выборах через месяц, американская и мировая политика начнет вступать в новый цикл своего развития. Демократическое большинство в Палате представителей и Сенате наверняка еще более увеличится. Среди населения зреет горячее недовольство, поскольку крах Уолл-стрит захватывает и рядовых американцев с Мейн-стрит. Все популярнее становится мнение, что во многих секторах экономики необходимо заново ввести регулирование. На мировой арене США уже не будут играть роль гегемона, которая была им свойственна до самого последнего времени. Эту перемену подчеркнуло российское вторжение в Грузию 7 августа. У Америки будет меньше возможностей задавать тон в глобальной экономике посредством торговых соглашений, МВФ и Всемирного банка, а также распределения наших финансовых ресурсов. Кроме того, во многих регионах мира американские идеи, советы и даже помощь будут приветствоваться меньше, чем теперь. Кто же из кандидатов в нынешних обстоятельствах лучше подготовлен для ребрендинга Америки? Барак Обама, очевидно, не столь обременен багажом недавнего прошлого, как его соперник. Он стремится преодолевать нынешние межпартийные разногласия, предлагая работать сообща. В душе он, по-видимому, не идеолог, а прагматик. Но умение Обамы добиваться консенсуса подвергнется суровой проверке, когда ему придется делать трудный выбор и привлекать под свои знамена не только республиканцев, но и непокорных демократов. Маккейн, со своей стороны, в последние недели напоминает Тедди Рузвельта: он клянет Уолл-стрит и призывает "отрубить голову" председателю SEC Крису Коксу. Возможно, Маккейн – это единственный республиканец, который способен привести свою партию, сколько бы она ни упиралась, в пострейгановскую эпоху. Но складывается впечатление, что Маккейн пока толком не решил, к какой фракции республиканцев в действительности относится и какие принципы должны стать основополагающими для новой Америки. Влияние Америки можно восстановить, и в конце концов оно будет восстановлено. Поскольку экономический спад, вероятно, захватит весь мир в целом, еще неясно, сложится ли судьба китайской или российской моделей заметно лучше, чем американской. В 1930-е и в 1970-е годы США уже возрождались после серьезных потрясений благодаря адаптивности нашей системы и предприимчивости нашего народа. Однако, чтобы возродиться вновь, нам необходима способность осуществить ряд кардинальных перемен. Прежде всего надо освободиться от смирительной рубашки рейгановских времен, которая сковывает систему налогообложения и регуляторы. Снижение налогов вызывает приятные чувства, но само по себе не обязательно стимулирует экономический рост или повышение зарплаты; в условиях нашего долгосрочного фискального положения нужно честно сказать американцам, что в будущем им придется за все платить самим. Дерегулирование или неспособность регуляторов уследить за быстрой эволюцией рынков может обойтись невероятно дорого, как мы уже наблюдали. Весь государственный сектор – плохо финансируемый, деморализованный, страдающий от нехватки профессионалов – следует пересоздать заново и вдохнуть в него новое чувство достоинства. Есть определенная работа, с которой может справиться только правительство. Разумеется, при осуществлении этих преобразований существует опасность, что коррекция окажется слишком рьяной. Строгий надзор над финансовыми институтами необходим, но неясно, насколько он нужен в других секторах экономики. Свобода торговли остается мощным двигателем экономического роста, а также инструментом американской дипломатии. Мы должны не защищать уже существующие рабочие места, а лучше помогать работникам приспособиться к новым условиям в глобальном масштабе. Безудержные расходы на социальную сферу вовсе не гарантируют процветания – как не гарантирует его и сокращение налогов. Траты на выкуп акций государством и долгосрочная слабость доллара означают, что в будущем инфляция станет серьезной угрозой. Безответственная фискальная политика, вполне возможно, усугубит проблему. Теперь за пределами Америки мало кто будет прислушиваться к нашим советам. И все же многим будет полезно перенять некоторые аспекты модели Рейгана. Разумеется, я имею в виду не дерегулирование финансового рынка. Но в континентальной Европе работники до сих пор наслаждаются длинными отпусками, короткими рабочими неделями, гарантиями от увольнения и другими льготами, которые снижают производительность их труда и в финансовом плане окажутся просто не по карману. Вялая реакция на кризис Уолл-стрит демонстрирует, что главные преобразования необходимы нашей политической сфере. Революция Рейгана покончила с полувековым господством либералов и демократов в американской политической жизни и создала простор для разнообразных подходов к проблемам своего времени. Но с течением лет былые свежие идеи закостенели, сделались замшелыми догмами. Уровень политических дебатов снизился, скатился до грубости, так как поборники узкопартийных интересов оспаривают не только идеи, но и мотивы своих оппонентов. Все это осложняет процесс адаптации к новым и сложным реалиям, с которыми мы столкнулись. Таким образом, главным экзаменом для американской модели станет вопрос о том, способна ли она в очередной раз сама себя пересоздать. Удачный брендинг – это вовсе не попытки накрасить свинье губы помадой (как выразился некий кандидат в президенты). Для удачного брендинга в первую очередь нужно предлагать людям хороший и нужный товар. Американскую демократию ожидает напряженная работа. Фрэнсис Фукуяма – профессор международной политической экономии в Johns Hopkins School of Advanced International Studies http://www.inopressa.ru/newsweek/2008/10/10/17:44:25/fukuyama
BNE: Грех под одеялом Один американский политик назвал одобренный недавно Конгрессом план стабилизации на рынке "одеялом из долларов", которым хотят прикрыть продолжающийся кризис. На Руси одеялом из рублей прикрывают не кризис, а грех великого ничегонеделанья в эпоху дармовых нефтедолларов. За эти годы – стабильные до невозможности – действительно можно было построить современную экономику, способную пережить финансовые потрясения. Но власть только пыжилась и выбрасывала деньги на телевизор, уверявший налогоплательщиков в бесконечности счастливого будущего. И что дальше? Ведь до мирового финансового кризиса, ставшего первым звонком к окончанию столичного благосостояния, Россия жила в весьма странном мире извлечения денег из сырья. Я не буду задавать глупых вопросов о том, что нужно было делать с получаемыми сверхдоходами. Мы и так знаем, на что их тратили: на сверхобогащение сверхсостоятельных, социальные подачки бедным, инвестирование в недвижимость, развитие сферы услуг... Зачем нам промышленность, когда на Западе так все хорошо делают? Нам главное продать побольше нефти. А все остальное – как любили говорить в советское время наши гости из южных краев – все остальное мы купим. И вот пришел момент неблагополучия у покупателей. Неблагополучие покупателей – это всегда проблема продавцов. Думаю, у нас еще будет возможность поговорить в ближайшем будущем о проблемах тех, кто делает собственный бизнес на обслуживании потребностей получателей сверхдоходов и может столкнуться с уменьшением их возможностей. Но пока что работают исключительно глобальные механизмы. И, естественно, первым чувствует неблагополучие застройщик. У него исчезает уверенность в том, что какие-то компании займут достроенные роскошные офисы, потому что он начинает понимать, что новых компаний на рынке не появится, а старые начнут ужиматься. Он не верит, что люди продолжат покупать переоцененные квартиры и уж тем более спекулировать ими. Потому что у "обычного покупателя" в Москве или Питере денег на жилье просто нет, а ипотека – даже та, грабительская, под 15-20 процентов – быстро сворачивается. А перепродать жилье и выиграть на этой операции становится все труднее – и спекулянты покидают умирающий рынок. Собственно, я не назову это сенсацией, потому что не раз проходил мимо темных окон распроданных, но нежилых домов и размышлял о том, сколько заработали перекупщики и сколько им еще предстоит потерять. Вот мы и подходим к той самой интересной черте. До нее ни одного офисного служащего, ни одного мелкого предпринимателя, ни одного работника сферы обслуживания не интересовало, откуда берутся деньги. И понятно почему: эти люди зарабатывали честно, ни у кого не крали, никого не обманывали. И какое для них в конце концов имело значение, что за капитал стал основой их успеха? Точно такое же, как и для людей, получавших свои компенсации от государства: им что, было интересно, откуда правительство берет деньги и что будет после этого отбора с экономикой, да просто с ценами на продукты в магазинах? Мы все уверены, что человек о таких вещах задумываться не должен, ему нужно просто пойти и получить зарплату - и до свиданья. Обо всем остальном подумают Владимир Владимирович и Дмитрий Анатольевич. Они умные. Страна, не желающая кормить свою армию, как известно, кормит чужую. Общество, не задумывающееся о своей экономике, становится легкой добычей любого чужого кризиса. И сейчас в России понемногу начинают это понимать. Несмотря на все проблемы, которые возникнут в ближайшем будущем, это единственное, что вселяет определенный оптимизм. Потому что если россияне не научатся интересоваться, откуда деньжищи, не будут отдавать себе отчет в том, что их зарплаты материально ничем не подкреплены и могут испариться в любой момент вместе с кредитами, ипотеками и прочим добром, не поймут, что любая стабильность при отсутствующей экономике – лишь миф, то никакая нефтянка и никакой "Газпром" им не помогут. А как обходиться без всего этого, современная Россия еще не знает. Виталий Портников 10.10.2008 10:37
BNE: Гордон все делает правильно Пол Кругман Гордон Браун спас мировую финансовую систему, утверждает лауреат Нобелевской премии по экономике Ладно, утверждение преждевременное – нам до сих пор неизвестны точные очертания запланированных мер по спасению экономики в Европе или, в данном случае, в США. Стоит ли говорить, что нет уверенности в действенности этих мер. Зато мы знаем, что Браун и Алистер Дарлинг, канцлер казначейства Великобритании (аналог нашего министра финансов) определили характер спасательных мер по всему миру, и другие процветающие страны начали повторять за ними. Неожиданное развитие событий. Ведь, когда речь заходит о мировой экономике, британское правительство по большей части выступает в роли младшего партнера. Действительно, Лондон – один из крупнейших в мире финансовых центров, но британская экономика куда меньше американской, а британский Центробанк не обладает и толикой того влияния, каким наделены Федеральный резерв США или Европейский Центробанк. Поэтому и не ожидаешь увидеть Великобританию в роли лидера. Однако правительство Брауна продемонстрировало стремление трезво размышлять о финансовом кризисе и быстро действовать в соответствии со своими выводами. Такую комбинацию трезвости и решительности не удалось воспроизвести ни одному другому западному правительству, и меньше всех это удалось американскому. Какова природа кризиса? Тонкости могут быть безумно запутанными, но основная канва очень проста. Взрыв пузыря на рынке недвижимости повлек за собой крупные убытки всех тех, кто приобрел активы, обеспеченные платежами по ипотеке. В результате этих потерь многие финансовые учреждения слишком сильно залезли в долги, и у них осталось недостаточно капиталов для предоставления потребных экономике кредитов. Проблемные финансовые учреждения предприняли попытку расплатиться по долгам и нарастить капитал, распродавая активы, но в результате цены на них поползли вниз, из-за чего их капитал еще больше сократился. Что можно сделать, чтобы остановить кризис? Выделение помощи собственникам жилья хоть и желательно, но не позволит избежать крупных потерь по безнадежным ссудам, и в любом случае принесет плоды слишком нескоро, чтобы утихомирить нынешнюю панику. В таком случае естественно (и такое решение использовалось во время многочисленных финансовых кризисов в прошлом) подойти к проблеме недостаточности финансовой ликвидности, выделив дополнительные капиталы банкам из правительственных денег в обмен на долю собственности. За такого рода временную частичную национализацию, часто называемую "вливанием капитала", в качестве антикризисной меры высказываются многие экономисты, – и от некоторых источников The Times стало известно, что такое решение неофициально поддержал и Бен Бернаке, глава Федерального резерва США. Но, когда министр финансов США Генри Полсон представлял свой план спасения экономики стоимостью в 700 млрд долларов, он отверг этот очевидный путь, заявив: "Это стоит делать, когда речь идет о банкротстве". Вместо этого он призвал правительство скупать "токсичные" ценные бумаги, обеспеченные ипотекой. При этом министр финансов основывался на теории, что... на самом деле, так никто и не понял, в чем состоит его теория. А правительство Великобритании тем временем зрило прямо в корень проблемы и с потрясающей оперативностью принялось за ее решение. В среду чиновники из правительства Брауна обнародовали план массированного вливания капитала в британские банки, подкрепленный гарантиями по банковским долгам, которые должны были снова запустить критичный для финансовой системы механизм межбанковского кредитования. Первый крупный транш был проведен уже в понедельник – через пять дней после обнародования плана. В воскресенье, на специальном европейском саммите ведущие экономические державы континентальной Европы фактически заявили о готовности следовать за Великобританией, выделяя банкам миллиарды долларов и одновременно давая гарантии по их долгам. И – что бы вы думали! – Полсон (похоже, впустую потратив несколько драгоценных недель времени) тоже поменял свой курс и теперь планирует скупать не безнадежные ипотечные бумаги, а акции (при этом все равно двигаясь до ужаса медленно). Как говорилось выше, мы до сих пор не знаем, сработают ли эти меры. Но, в конечном итоге, двигатель политики – ясное представление о том, что необходимо сделать. Возникает вопрос: почему это ясное представление заимствуется в Лондоне, а не возникает в Вашингтоне? Трудно отделаться от ощущения, что первоначальная реакция Полсона была искажена идеологическими соображениями. Нужно помнить, что он работает в администрации, чью философию управления можно выразить в формуле "частное – хорошо, государственное – плохо". Наверное, в этом свете трудно было примириться с необходимостью частично передать финансовый сектор в собственность государства. И хотел бы я знать, в какой мере фемификация (неологизм Кругмана от аббревиатуры FEMA, которой обозначается Федеральное агентство по управлению страной в кризисных ситуациях, созданное после терактов 2001 года и известное преобладаем идеологических соображений над профессиональными. – Прим. ред.) правительства при президенте Буше повинна в замешательстве Полсона. Знающие профессионалы изгнаны из исполнительной власти начисто; возможно, в казначействе просто не осталось ни одного в достаточной степени влиятельного и опытного человека, чтобы сказать Полсону, что он делает что-то не то. Впрочем, к счастью для мировой экономики Гордон Браун и его чиновники делают как раз то, что нужно. И они, возможно, указали нам путь выхода из этого кризиса.
BNE: Через несколько дней после своей инаугурации Дмитрий Медведев, выступая на экономическом форуме в Петербурге, с плохо скрываемым злорадством говорил об острых проблемах мировой экономики и провозгласил Россию островом финансовой стабильности в бушующем океане глобального кризиса капиталистической системы. Об этом же 70 лет совершенно в той же стилистике говорили нам коммунистические вожди, пока не рухнула окончательно советская экономика, а вместе с ней и Советский Союз. Но у членов Политбюро ЦК КПСС, стареньких джентльменов с единственной пыжиковой шапкой в гардеробе, было "научное" объяснение превосходства советской экономики над остальным миром - преимущество социалистической системы хозяйства. А интересно, как объясняют (ну хотя бы самим себе) свои достижения сегодняшние молодые волки - все эти мультимиллиардеры, нефте- и газотрейдеры, которые не только правят Россией, но и владеют ею? В чем же заключается know-how их особого пути, их своеобычного, отвечающего глубинным нравственным традициям российского социума капитализма a la russe? Развернутую заказную лекцию на эту тему прочел летом в коммерческом отделе Высокого суда Лондона один из авторитетных членов современного политбюро Роман Абрамович. Ее вполне можно было бы озаглавить "Моя жизнь с Владимиром Путиным" или "Мошенничество в составе преступного сообщества". Придется и Медведеву когда-нибудь на досуге писать мемуары о своей деятельности на посту председателя совета директоров "Газпрома". Могу уже сейчас подсказать ему кое-какие архивные рукописи, которые не горят: "В последние годы в результате афер, связанных с выводом активов из "Газпрома", компания лишилась контроля над активами общей стоимостью более 60 млрд долларов (6,4% собственных акций, пакеты акций в Газпромбанке, "Согазе", "Сибуре", "Газпром-медиа", активы крупнейшего негосударственного пенсионного фонда "Газфонд") и денежных средств в сумме почти 20 млрд долларов, выведенных из компании под предлогом покупки акций "Сибнефти" и махинаций с трейдером "Росукрэнерго". (Владимир Милов, Борис Немцов. "Путин и "Газпром") Все эти замечательные особенности нашего национального бизнеса еще раз ярко проявились или, если хотите, наглядно обнажились, когда на острове стабильности случилось то, что можно назвать только неприличным словом из шести букв - нет, не тем, о котором вы подумали, а тем, которое вроде и есть в словарях, но которое сегодня категорически запрещено произносить на российском телевидении. Фондовые индексы упали на 70% по сравнению с днем медведевской петербургской проповеди. Но это лишь внешние показатели углубляющегося кризиса. Гораздо опаснее для нашей встающей с колен экономики то, что из нее ушли западные деньги и упали цены на нефть. И то и другое, видимо, надолго. Политбюро немедленно бросилось спасать свои свечные заводики - банки, принадлежащие министрам и экс-министрам, госкорпорации, принадлежащие друзьям президента, - потратив на это десятки миллиардов долларов казенных средств. Набор "антикризисных мер" был настолько наглым и бесстыжим, что даже сверхлояльнейший и сверхосторожный РСПП вынужден был опубликовать "Обращение к руководству страны", в котором мягко укорял оное руководство в том, что оно "сегодня ведет диалог лишь с ограниченным количеством компаний, предоставляя им антикризисную поддержку в рамках непрозрачных схем". В традициях русской всемирной отзывчивости, едва управившись с самыми неотложными заботами, г-н Медведев отправился в Эвиан, чтобы в "Ля Гранж о Лак" поделиться с западными братьями нашими меньшими уникальными рецептами преодоления финансового кризиса. Приехал он туда не с пустыми руками, а с гостинцем - 4 млрд долларов для спасения страны гейзеров и рун. Сильный ход, Дмитрий Анатольевич! И пускай неисправимые циники объясняют его тем, что в исландских банках якобы застряли огромные активы одного швейцарского нефтетрейдера, приближенного к высочайшим особам члена кооператива "Озеро". Даже если и так, любой геополитик объяснит вам, что эти 4 миллиарда - осиновый кол в дальнейшее расширение агрессивного блока НАТО на Восток: ведь Исландия, как и любой член НАТО, обладает в организации правом вето. Но добрый совет дороже любого гостинца, а их Медведев дал целых пять. Представляю, какая благоговейная тишина стояла в зале, когда с трибуны покровительственно звучало: "В-четвертых, надо способствовать максимально полному раскрытию информации о компаниях, ужесточать надзорные требования, усиливать ответственность рейтинговых агентств и аудиторских компаний". Перед глазами достаточно информированных слушателей наверняка воображаемой бегущей строкой мелькали имена кристально прозрачных компаний: Gunvor, Millhouse, "Газпром", "Балтинвест", "Росукрэнерго"... И никто ведь не спросил, как брателло Лавров британского министра иностранных дел: Who are you to fucking lecture us? Интеллигентнейшие люди в этом "Ля Гранж о Лак". Они не пьют одеколон и говорят по-французски. Андрей Пионтковский 14.10.2008 10:53
BNE: Америка останется сверхдержавой Брет Стивенс Если Гулливера затопило по пояс, обычно это значит, что лилипуты уже на 10 футов под водой Константинополь пал под османским натиском после двух столетий упадка и отступлений. Чтобы уложить Британскую империю на лопатки, понадобились две мировые и одна "холодная" война. Так что вполне закономерно предположить, что эра американского господства не завершится из-за некоторых отказов по кредитным обязательствам, учета в текущих ценах или (даже) из-за Барни Франка. Не то чтобы не было недостатка в альтернативных сценариях. Почти в унисон министр финансов Германии, премьер-министр России и президент Ирана предсказывают конец "гегемонии" США – финансовой и прочей. Газета The New York Times поддержала их статьей "Держава, которая может стать не такой уж супер". Немецкий Der Spiegel грозит нам "Концом спеси". Колумнист Guardian Джон Грей видит "Трудный момент утраты Америкой своей мощи". Большая часть этого произносится или пишется с плохо скрываемой радостью. Но, если вода дошла Гулливеру до пояса, это значит, что лилипуты уже на 10 футов под водой. До вчерашнего резкого подъема индекс Dow упал на 25% за три месяца. Но это означает куда лучшие показатели, чем на большинстве крупных биржевых площадок за рубежом, включая XETRADAX в Германии (упал на 28%), Shanghai в Китае (упал на 30%), NIKK225 в Японии (минус 37%), BOVESPA в Бразилии (минус 41%) и RTSI в России (минус 61%). Этот контраст полезно использовать и для демонстрации того, что экономические потери Америки ни для кого не оборачиваются выигрышем. С другой стороны, мировой экономический кризис не обязательно противоречит американским интересам. Стремительно падает политический рейтинг Уго Чавеса по мере того, как цены на нефть сползли ниже отметки в 80 долларов, где теперь они неуверенно колеблются. Схожую логику, возможно, при более низких ценах можно будет применить к нефтяным диктатурам в Москве и Тегеране, их и так уже беспокоят проблемы инфляции и уверенности потребителей. Также похоже, что Россия потратит свои резервы в 550 млрд долларов быстрее, чем ожидалось, и это можно считать заслуженным возмездием за грузинскую авантюру. Кроме того, не все так уж плохо в США, если говорить о способности страны финансировать план по спасению страны из кризиса. Принятый в прошлом месяце антикризисный пакет стоимостью в 700 млрд долларов кажется невероятно большим, но он равен всего лишь 5% валового внутреннего продукта США. Сравните это с немецкими затратами на выход из кризиса от 400 млрд долларов до 536 млрд (от 12% до 16% ВВП) и британским планом стоимостью в 835 млрд долларов (30%). Конечно же, может потребоваться значительно больше, чем 700 млрд долларов, чтобы почистить авгиевы конюшни. Но тут помогает то, что соотношение правительственного долга к ВВП в США составляет всего 62%. В еврозоне эта цифра равна 75%, в Японии – 180%. Также поможет то, что США продолжает получать крупнейший в мире приток прямых иностранных инвестиций. Страна занимает третье место в мире (после Сингапура и Новой Зеландии) по легкости ведения бизнеса, согласно данным Всемирного банка, а ее демографические показатели не стремятся вниз, как в ЕС, России, Японии и Китае. Помимо прочего, США остаются крайне открытой страной в финансовом плане. Я не уверен, является ли благом учет в текущих ценах, но точно благом не оказался объявленный в прошлом месяце временный запрет по коротким операциям. Однако система, требующая скрупулезной финансовой гласности, которая при этом не имеет ничего общего с открытием цен, со временем докажет свою успешность по сравнению с системой, не обладающей этими чертами. Если компании Fannie Mae и Freddie Mac были финансовыми бомбами замедленного действия в своем роде, то китайские государственные компании тоже по-своему являются такими бомбами. Кто может определить хотя бы примерно объем их задолженностей? Резкое закрытие системы коротких операций не отвечало ничьим интересам, в том числе оно не в интересах США. Но незамеченной осталась забавная черта нынешнего кризиса – финансовые проблемы Америки стали заметны за несколько месяцев до того, как схожие проблемы появились в Европе и в остальном мире. Эта одна из причин укрепления доллара в последние месяцы. По этой же причине у США больше шансов выйти из кризиса быстрей, чем, скажем, у Японии, потратившей большую часть 1990-х годов на то, чтобы скрыть собственный банковский кризис от себя же. Но каким образом и насколько быстро США смогут это сделать? Можно только гадать. Рецессии периодически случаются в экономической жизни. Они могут длиться от шести до 16 месяцев. Серьезные рецессии или депрессии являются важными политическими событиями, которые могут длиться десять лет или дольше – столько, сколько экономическая политика будет неправильной. Если следующая администрация проявит мудрость, она сделает все, чтобы помочь рынкам очиститься, дать рецессии идти своим путем и не трогать финансовую систему, так замечательно служившую нам. Если администрация будет неумна, она начнет многолетний социальный эксперимент. Но в любом случае Соединенные Штаты вернут себе свою экономическую мощь и свое место в мире.
BNE: Саркози призывает реформировать капиталистическую систему Эдвард Коди Французский лидер встретится с Бушем в рамках финансового саммита В статье "Саркози призывает реформировать капиталистическую систему" газета target="new">Washington Post сообщает, что европейские лидеры призвали пересмотреть глобальную финансовую архитектуру и ввести новое регулирование банковской и биржевой деятельности, а американские официальные лица в ответ намекнули, что будут выступать против предоставления новых полномочий международным контрольным органам. Основания нынешней международной финансовой системы, пишет издание, были заложены в 1944 году на встрече 44 стран в Бреттон-Вудсе, когда уже было очевидно, что победа в войне не за горами. Тогда были основаны Всемирный банк и Международный валютный фонд, а также принята концепция снижения торговых барьеров и упрощения движения капиталов через границы. Перестройка старой модели, подчеркивает издание, была бы непростой задачей в любое время, но особенно сложно ее осуществить в момент заката администрации Буша и кризиса, потрясшего банки и фондовые рынки по всему миру. Саркози, пишет газета, заявил, что нервозность рынков доказывает, что мировые лидеры должны действовать быстро и решительно. "Мы не имеем права упустить возможность создать финансовую систему XXI века", – цитирует издание слова французского президента. Тот факт, что ЕС решил выступить за создание новых финансовых правил и отправил Саркози рассказать об этом в Вашингтоне, свидетельствует, по мнению газеты, о самоутверждении ЕС и его стремлении к лидерству в момент ослабления влияния США на мировую политику. "Европа хочет провести саммит до конца года. Европа хочет этого. Европа требует этого. Европа добьется этого", – заявил французский президент. Белый дом в ответ заявил, что "все хорошие идеи" будут рассмотрены на следующей встрече G8, куда по предложению лидеров "восьмерки", возможно, будут приглашены и лидеры других стран. При этом официальный представитель Белого дома отметил, что предложенные на саммите меры не должны ограничивать свободу торговли и инвестиций. Между тем, отмечает газета, Жозе Мануэль Баррозу заявил, что "международный финансовый кризис невозможно разрешить без активного участия США". Пока место проведения саммита неизвестно. Как сообщает газета, японский премьер-министр предложил провести его в Японии, в то же время отметив, что предпочел бы, чтобы саммита не было вообще: "Проведение подобной встречи будет означать, что мы – в одном шаге от самого неблагоприятного сценария", – сказал Таро Асо. Администрация Буша наконец-то объявила, что готова к международной конференции по финансам, но пока непонятно, испытывают ли американские официальные лица такой же энтузиазм относительно выбора нового направления, как их европейские коллеги, отмечает издание. Несмотря на изменение обстановки в последнее время, подчеркивает газета, США были и остаются сторонниками свободного рынка, противниками контроля над банковской системой, и призывают другие страны к тому же. Европейские лидеры, напротив, выступают за усиление регулирования после кризиса на Уолл-стрит. Так, Гордон Браун предложил провести реорганизацию МВФ для ужесточения контроля над международными финансовыми рынками. "МВФ должен быть перестроен в соответствии с целями современного мира, – цитирует газета слова британского премьера. – Нам необходима система раннего предупреждения, имеющая представителей в разных странах. Нет сомнений, что в мире недостаточно прозрачности, слишком много неясности, слишком мало информации о проблемах, которые можно решить в случае более раннего оповещения". В статье приводятся выдержки из письма официального представителя американского министерства финансов Роберта Салитермана, где он признает, что главным приоритетом в настоящий момент является восстановление финансовой системы и предотвращение повторения мировых кризисов в будущем. Для этого международное сообщество предпринимает совместные усилия в рамках Форума по финансовой стабильности и других международных организаций. При этом, отмечает газета, Салитерман отказался прокомментировать витающие в воздухе идеи, отметив лишь, что "глобальное регулирование – нереалистичный подход". Саркози предложил рассмотреть на конференции ряд вопросов, аналогичных предложениям Брауна. Саркози тоже сказал о необходимости создания международного контрольного органа, ассоциированного с МВФ, и о ликвидации "налоговых оазисов". Также, пишет газета, он призвал более жестко регулировать деятельность спекулятивных хеджевых фондов, сделать рейтинговые агентства независимыми от финансовых учреждений, мониторингом деятельности которых они занимаются; кроме того, схемы вознаграждения трейдеров, по его мнению, не должны способствовать принятию рискованных решений. Профессор экономической истории лондонской Школы экономики и политологии Альбрехт Ритшль в интервью газете сказал, что, несмотря на разговоры о новом Бреттон-Вудсе, никто пока не знает, как может выглядеть новая схема финансового рынка. "Ясно одно: все ощущают потребность в регулировании финансовых рынков", – сказал он. По мнению Саркози, в конференции должны участвовать и другие страны, чьи экономики достигли мировых пропорций, например Китай и Индия. "Новая, приемлемая архитектура финансовых рынков может быть создана только совместными усилиями", – приводит газета слова Саркози. По мнению Меркель, среди этих стран могут быть Китай, Индия, Бразилия, Мексика и ЮАР. По мнению преподавателя лондонской Школы экономики Марка Дакенфилда, Китай и богатые ближневосточные страны, безусловно, имеют право участвовать в этой конференции, так как их огромные резервы делают их игроками международной системы. "Деньги остались только у них. У них определенно есть доллары, но что они хотят взамен? Вот в чем может быть проблема", – цитирует газета его слова. О том, что быстрых перемен не будет, предупреждает ведущий экономист немецкого Института экономических исследований Кристиан Дрегер: "У разных стран разные интересы. Кризис по-разному повлиял на их банки. Это будет долгий процесс". В написании этой статьи принимали участие: Питер Уориски, Кевин Салливан, Карла Адам, Мэри Джордан, Шэннон Смайли, Блейн Харден
BNE: Это не капитализм умирает, а новая модель рождается Шеймас Милн Слухи о конце капитализма преувеличены – отмирает только свободный рынок, отмечает обозреватель Шеймас Милн на страницах газеты The Guardian. Издание Economist провозгласило: "Экономическая свобода в опасности, капитализм в осаде, но тем, кто в него верит, следует встать на его защиту", пишет автор. Тем временем газета Times во вторник опубликовала портрет Карла Маркса с предостерегающей подписью "Он вернулся", Саркози сфотографировался с "Капиталом" в руках, а выводы основоположника марксизма высоко оценили все, от министра финансов Германии до Папы Римского. Милн полагает, что некрологи не слишком точны: агонизирует не капитализм в целом, а модель свободного рынка. По мнению обозревателя, политики срочно реабилитируют идеи Джона Мейнарда Кейнса, дабы постфактум оправдать крупнейшее в истории капитализма государственное вмешательство в экономику. Но утверждения, будто нынешний кризис знаменует конец капитализма или рождение нового социализма, всего лишь отвлекают от сути, считает автор. По его словам, социализм как системная альтернатива сейчас возможен разве что в Латинской Америке, да и то вряд ли. Кроме того, ослабление рабочего класса как социально-политической силы не дает ему в полной мере воспользоваться крупными неудачами капитализма. По мнению автора, кризис непременно повысит интерес к альтернативным моделям: как к вариациям на темы капитализма, так и к принципиально иным. Милн спорит с утверждением Economist, что за 25 лет либерализации рынка сотни миллионов людей выбились из полной нищеты, – он напоминает, что большая часть роста душевого дохода и уровня жизни приходится на экономику Китая, которая регулируется государством и содержит крупную долю государственной собственности. Между тем в Индии рост доходов распределен столь гротесково, что доля недоедающих детей (47%, первое место в мире) почти 10 лет не меняется. В остальном мире, пишет Милн, рост был быстрее и доход намного равномернее распределялся в послевоенные десятилетия кейнсианства и социализма. По мнению обозревателя, теперь политические лидеры, которые готовы воспользоваться крахом для переформатирования экономической системы, – от Обамы до Уго Чавеса – получили колоссальный шанс. Он напоминает, что история не знает готовых социально-экономических моделей: все они формировались благодаря импровизации, диктуемой идеологией в конкретных исторических обстоятельствах. Автор прогнозирует, что грядет новая разновидность капитализма, а также рост поддержки более дерзких социальных альтернатив, но реально ее сформирует давление, оказываемое как снизу, так и сверху.
BNE: Америка должна взять на себя инициативу по спасению развивающихся экономик Джордж Сорос Соединенные Штаты должны взять на себя инициативу по спасению развивающихся экономик, призывает Джордж Сорос на страницах The Financial Times. "Нынешняя структура мировой финансовой системы отличается пагубной асимметричностью", – утверждает финансист. По его мнению, господствующие финансовые органы развитых стран готовы на все для спасения этой системы, но мало обеспокоены судьбой периферийных государств. "В результате система обеспечивает стабильность и защиту преимущественно тех стран, которые составляют ее ядро", – пишет Сорос. Так, жесткие требования к деятельности рынков не распространяются на США, обладающие правом вето в МВФ, и потому за последние 25 лет Америка беспрепятственно накапливает дефицит текущего счета, отмечает он. По мнению Сороса, антикризисные меры США и ЕС после банкротства Lehman Brothers (решение не допускать банкротств крупных финансовых учреждений и застраховать вклады) возымели непредвиденные негативные последствия для периферийных стран. "Курсы национальных валют по отношению к доллару и иене упали, процентные ставки и страховые надбавки за риск резко возросли, маржин-коллы стали широко распространенным явлением", – сообщает Сорос. В МВФ обсуждается идея нового кредитного регламента для периферийных стран, который, в отличие от прежней практики, будет предоставлять займы без предварительных условий и позорных клейм, если страна проводит здравую макроэкономическую политику. "Меры верные, но запоздалые и слишком ограниченные", – заключает Сорос, анализируя цифры. С его точки зрения, необходим намного более объемный и гибкий комплекс действий: центробанкам стран ядра следует открыть крупные кредиты центробанкам периферийных, а государствам с крупными инвалютными резервами необходимо создать дополнительный фонд, которым можно будет распоряжаться более гибко. Срочно требуются краткосрочные и долгосрочные кредиты, которые позволят государствам проводить контрциклическую политику в духе Кейнса. "Прогнать призрак всемирной экономической депрессии, замаячивший на горизонте, можно только путем стимулирования спроса на внутреннем рынке", – заявляет Сорос. По мнению финансиста, власти, как всегда, реагируют с опозданием, и потому финансовый кризис вырвался из-под контроля. В этих условиях, считает Сорос, саммит так называемой "двадцатки", назначенный Бушем на 15 ноября, ничего не даст, а сами США утратят права на лидерство, если Америка не укажет путь к защите периферийных стран от кризиса, начавшегося с нее самой.
BNE: Разбор полетов Найдены 25 виновников финансового кризиса 27.01.2009 18:40, Ермаченков Игорь (Finam.ru) В отличие от природной катастрофы финансовый кризис является рукотворным явлением. Этот факт многие акулы капитализма предпочитают замалчивать или опровергать, утверждая, что рынок всегда эффективен, непредсказуем и, вообще, всегда прав. При этом любят вспоминать понятие "невидимой руки рынка", выведенное Адамом Смитом в качестве идеальной теоретической модели. Но это не так. В финансовом кризисе виноваты конкретные люди, которых поимённо решила назвать британская газета The Guardian. Самое первое, отдельное и главное место в списке виновников отдано Алану Гринспену, возглавлявшему Федеральную резервную систему США с 1987 по 2006 год. Основное обвинение заключается в том, что он поддерживал систему займов на покупку жилья для не совсем надёжных и, как выяснилось, некредитоспособных заёмщиков. Он дал пузырю недвижимости надуться, в то время как система ипотечных закладных слабо регулировалась государством. Кроме того, он был защитником достаточно опасного, и расцветшего при нём сектора деривативов. Очень интересно, что всего два года назад, провожая Гринспена на пенсию, его восторженно называли "оракулом" и "маэстро". Бывший оракул недавно признался в трёх своих заблуждениях: что свободные рынки капитала сами справятся с рисками, что чрезмерное регулирование вредит Уолл-стрит, и что банкиры в первую очередь думают о своих акционерах. Второе место занял Мервин Кинг, управляющий Банка Англии, за то, что не увидел вовремя надувающийся на рынке недвижимости пузырь и не предпринял мер для его сдувания, а также за то, что, видя надвигающуюся рецессию, не снижал процентные ставки быстрее, чем это было сделано. На третьем месте бывший американский президент. Но не Джордж Буш, ругать которого стало хорошим тоном, а Билл Клинтон. Он расширил действие закона 1977 года, смягчив требования к кредиторам, что позволило втянуть широкие слои общества, в том числе социально неимущих заёмщиков в кредитно-инвестиционную круговерть. В 1999 году он сделал ещё один ошибочный шаг - отменил закон, разделяющий банки на коммерческие, принимающие деньги во вклады, и инвестиционные, занимающиеся рискованными финансовыми операциями. Такое решение вызвало рост необеспеченных займов с 5% в 1998 году до 30% в 2008 году. Четвёртое место занял действующий британский премьер-министр Гордон Браун за то, что ставил на первое место интересы финансовых компаний, а не реального сектора экономики. Его политика "лёгкого прикосновения" в финансовом регулировании и низкие налоги привлекли в Великобританию тысячи иностранных банкиров в ущерб собственному производству. Если Билл Клинтон запустил маховик необеспеченного кредитования, то Джордж Буш ничего не сделал, чтобы его остановить, за что и оказался на пятом месте. Он также не сумел обуздать Уолл-стрит с помощью регулирования, хотя The Guardian считает его заслугой подписание закона Сарбейнза-Оксли, ужесточающего требования к финансовой отчётности корпораций. Американский сенатор Фил Грамм ославился тем, что долго и упорно боролся за дерегулирование финансовой отрасли, в чём получал поддержку администрации Билла Клинтона. Это вызвало бурный рост объёма операций с деривативами, включая злополучные необеспеченные ипотечные займы. В 2001 году он заявил в Сенате США: "Некоторые люди видят в кредитах класса "саб-прайм" зло, а я вижу в них американскую мечту в действии". Далее в списке виновников идут обитатели Уолл-стрит, первое место среди которых занимает Эбби Коэн, работавшая главным стратегом банка Goldman Sachs. В марте прошлого года она была смещена с должности за то, что не смогла предвидеть падения акций. Следом за ней идёт Кэтлин Корбет, уволенная в 2007 году с должности главного исполнительного директора агентства Standard & Poor's. Тройка ведущих рейтинговых агентств, во главе с S&P не разглядела таящиеся в ипотечных облигациях риски и присваивала им самые высокие рейтинги ААА. В ходе расследования Комиссии по ценным бумагам США была опубликована переписка сотрудников S&P, в том числе такие слова: "Будем надеется, что мы все будем здоровы и на пенсии, когда этот карточный домик рухнет" и "Пусть даже корова придумает этот структурированный продукт, мы всё равно присвоим ему рейтинг". Далее в списке значатся другие банкиры и финансисты: Хэнк Гринберг, бывший глава страховой компании AIG; Энди Хорнби, бывший глава компании HBOS; Фред Гудвин, бывший глава Royal Bank of Scotland; Стив Кроушоу, бывший глава компании Bradford & Bingley; Адам Эпплгарт, бывший глава банка Northern Rock; Дик Фалд, бывший глава Lehman Brothers; Ральф Киоффи и Мэтью Таннин, бывшие топ-менеджеры банка Bear Stearns; Льюис Раниери, "крёстный отец" ипотечных облигаций, открывший их ещё в 1980-х годах; Джозеф Кассано, бывший глава финансового подразделения AIG; Чарльз Принс, бывший глава банка Citi; Ангело Мозило, бывший глава Countrywide Financial; Стэн О’Нил, бывший глава Merrill Lynch; Джимми Кэйн, бывший глава банка Bear Stearns; Кристофер Додд, председатель банковского комитета Сената США (демократ); Гейр Хорде, бывший премьер-министр Исландии; Джон Тайнер, глава Управления по финансовому регулированию и надзору Великобритании с 2003 по 2007 гг. Граждане США тоже являются виновниками кризиса и поэтому занимают в списке отдельное место. The Guardian отмечает, что пусть даже политики не сумели должным образом регулировать финансовую систему, а жадные банкиры с Уолл-стрит стяжали себе все прибыли, но если бы миллионы американцев сообразили, что они занимают больше чем могут вернуть, тогда бы они не попали в кредитную ловушку. Напрашивается простой вывод: главный виновник кризиса - жадность.
BNE: Джордж Сорос: Переломный момент 02.02.2009 14:17, Кузнецова Татьяна (Finam.ru) Раньше всякий раз, когда финансовая система была близка к краху, власти приходили на выручку, не позволяя перейти опасную грань. Того же я ожидал и в 2008, но этого не случилось. 15 сентября в понедельник было допущено банкротство американского инвестиционного банка Lehman Brothers без надлежащей подготовки. Это стало переломным событием с катастрофическими последствиями. Для начала, цена на кредитные дефолтные свопы, формы страховки от дефолта компании за долги, превысили все максимумы, так как инвесторы хотели застраховаться. AIG, страховая компания-гигант, держала огромные короткие позиции в кредитных дефолтных свопах и практически оказалась перед неминуемым банкротством. Уже на следующий день Генри Полсон, тогдашний министр финансов США, вынужден был изменить себе и прийти на выручку AIG. Но худшее было еще впереди. Lehman был одним из основных маркет-мейкеров на рынке коммерческих бумаг и крупным эмитентом краткосрочных обязательств. Его бумаги держал и независимый фонд денежного рынка Reserve Primary, а поскольку обратиться за помощью ему было не к кому, он был вынужден перестать выкупать свои бумаги по номиналу. Это вызвало панику среди вкладчиков: к четвергу отток средств из денежных фондов шел уже полным ходом. Затем паника распространилась и на фондовую биржу. Финансовая система пережила остановку сердца, и ее пришлось подключить к аппарату искусственного поддержания жизни. Как можно было позволить банку Lehman пойти ко дну? Ответственность за это целиком лежит на финансовых властях, в частности на Министерстве финансов и Центральном банке. Утверждение, что у них не было необходимых легальных инструментов для влияния на ситуацию - слишком слабая отговорка. В критической ситуации они могли и должны были сделать все, чтобы предотвратить крах системы. Именно это они раньше и делали. Но факт остается фактом - они позволили случиться тому, что случилось. Если копнуть глубже, дефолтные свопы также сыграли критическую роль в падении Lehman. Мое объяснение весьма противоречиво, и все три шага моей аргументации приведут читателя к неожиданным выводам. Во-первых, существует асимметрия в соотношении риска и прибыли в короткой и длинной позиции на фондовом рынке. (Длинная позиция означает владение активом, а короткая - продажу актива, которым вы не владеете). Длинная позиция предполагает неограниченный потенциал роста и лимитированный риск падения. Короткая - наоборот. Асимметрия выражается в следующем: потери при длинной позиции сокращают риски инвесторов, а потери при коротких позициях, наоборот, увеличивают риски. В результате, можно быть более терпеливым, находясь в длинной и проигрышной позе, чем в короткой и проигрышной позе. Эта асимметрия способствует сдерживанию коротких продаж на фондовом рынке. Следующий шаг - понять суть кредитных дефолтных свопов и рынка долговых обязательств, предлагающего удобный способ шортить облигации. На рынке дефолтных свопов асимметрия между риском и доходностью смещается в противоположное направление. Игра в короткую на облигациях путем покупки дефолтного свопа может принести ограниченные риски и неограниченную прибыль, напротив, продавая дефолтный своп, инвестор может получить лишь ограниченную прибыль и практически неограниченный риск. Таким образом, асимметрия поощряет спекуляции в короткую, что, в свою очередь, оказывает понижательное давление на котировки этих облигаций. Когда ожидается неблагоприятное развитие событий, негативный эффект может быть ошеломляющим, так как свопы котируются как варранты, а не как опционы: инвесторы покупают их не потому, что ожидают возможного дефолта, а потому, что ожидают повышения цены свопа в период действия контракта. Ни один арбитраж не сможет исправить эту неправильную оценку. Наглядный пример: государственные облигации США и Британии, чья нынешняя цена гораздо выше, чем та, что вытекает из свопов. Эти асимметрии очень трудно сочетаются с гипотезами об эффективности рынка, согласно которым котировки на ценные бумаги отражают известную всем информацию. Третий шаг - признание существования рефлексивности, т.е. возможности того, что неправильная оценка бумаг может влиять на фундаментальные показатели, которые и должна отражать рыночная цена. Этот феномен особенно ярко проявляется в бумагах финансового сектора, где возможность ведения бизнеса напрямую зависит от доверия. Это означает, что "медвежьи рейды", обрушающие цены на акции этих эмитентов, могут быть выгодными, что в свою очередь противоречит гипотезе эффективности рынка. Складывая вместе все эти три аргумента, приходим к заключению, что Lehman, AIG и другие финансовые институты были разрушены "медвежьими рейдами", при которых короткие продажи бумаг и параллельная покупка дефолтных свопов усиливали друг друга. Нелимитированная игра в короткую стала возможной после отмены в 2007 правила "аптика" (роста котировок - uptick rule), ограничившего медвежьи рейды, позволяя продавать в короткую, только если цена идет вверх. Безлимитная продажа облигаций была облегчена и рынком свопов. Вместе они превратились в летальную комбинацию. Это как раз то, что не смогла понять AIG, одна из самых успешных страховых компаний в мире. Их бизнес состоял в продаже страховки, и, когда они видели действительно неправильно оцененный риск, они старались быстрее застраховать его, в надежде на то, что диверсификация риска сокращает его. По их расчетам, в долгосрочной перспективе это должно было принести хорошую прибыль, однако, это разрушило их бизнес за очень короткий период. Моя аргументация поднимает и несколько интересных вопросов. Что бы было, если бы "правило аптика" было сохранено, а голые короткие продажи (при которых продавец заранее не берет взаймы бумагу), равно как и спекуляция на свопах, были бы запрещены? Банкротства Lehman можно было бы избежать, но вот что случилось бы с "токсичными активами", можно только предполагать. На мой взгляд, пузырь бы сдулся гораздо медленнее, не с такими катастрофическими последствиями, при этом последующие эффекты затянулись бы на более долгий срок. Ситуация была бы больше похожа на японскую модель. Какую роль сыграли собственно короткие продажи? Безусловно, они дали рынкам большую глубину и целостность, сделали их более гибкими. Но они же несут в себе и опасности. Поскольку медвежьи рейды могут быть самоокупаемыми, их следует держать под контролем. Если бы гипотезы об эффективности рынка были верны, то они бы стали главным обоснованием против введения каких бы то ни было препятствий. Таким образом, и правило "аптика", и разрешение только покрытых коротких продаж - полезные и прагматичные меры, которые бы отлично функционировали без каких-либо теоретических обоснований. Что касается кредитных дефолтных свопов, здесь бы я занял более радикальную позицию, чем многие. Превалирующая точка зрения: свопы должны торговаться на регулируемых биржах. Я считаю, что они являются токсичными активами и должны использоваться строго по предписанию. Они могут использоваться для страховки облигаций, но - учитывая их асимметричную природу - не для спекуляций против компаний и стран. Однако свопы не единственные выявленные токсичные активы. К ним можно отнести и разделенные обеспеченные долговые обязательства, и портфолио страховых контрактов, которые вызвали крах биржи в 1987 г., - и это только те два вида бумаг, которые нанесли наибольший вред. Выпуск биржевых активов строго регулируется властями (в частности, Комиссией по ценным бумагам и биржам), почему, например, не контролировать также выпуск деривативов и других синтетических инструментов? Если бы роль рефлексивности и асимметрии была выявлена раньше, это бы поспособствовало отказу от идеи эффективности рынка и заставило бы пересмотреть роль регуляторов. Сейчас, когда банкротство Lehman оказало на поведение потребителей и бизнес-кругов такой же шоковый эффект, как обвал банков в 1930-х, проблемы, с которыми столкнулась администрация президента Барака Обамы, даже серьезнее, чем те, с которыми столкнулся Франклин Рузвельт. Если в 1929 году общий объем непогашенных кредитов составлял 160%, а затем в 1932 году возрос до 260% от ВВП США, то сейчас в 2008 мы вступили в кризис с показателем в 365%, и соотношение, скорее всего, вырастет до 500%. И это без учета распространяющегося использования деривативов, которых не было в 30-х и которые серьезно осложняют текущую ситуацию. Из позитивных моментов у нас есть перед глазами история 30-х и указания Джона Мейнарда Кейнса, которым необходимо следовать. Лопнувший пузырь вызывает ограничения по кредитам, вынужденную ликвидацию активов, дефляцию, разрушение состояний, что может принять катастрофические размеры. В условиях дефляции общий вес накопленного долга может потопить банковскую систему и втолкнуть экономику в депрессию. Это то, что необходимо предотвратить любой ценой. Этого можно добиться, если "создать" деньги для возмещения нехватки кредитов, рекапитализировать банковскую систему и полностью или частично списать накопленные долги в строго регламентированном порядке. Это требует радикальных и необычных шагов. Для лучших результатов все три процесса быть совмещены. Если эти меры будут успешными и кредиты пойдут в экономику, дефляция сменится инфляцией, и власти должны будут перекрыть потоки излишних денежных средств так же быстро, как они их запустили. Избежать этой далекой от нормальной ситуации - дефляции, а затем депрессии, - не представляется возможным, но первая влечет за собой вторую, а затем снижает ее. Чтобы предотвратить сползание американской экономики в депрессию, г-н Обама должен прибегнуть к радикальным и комплексным мерам. Вместе с серьезным набором налоговых стимулов, эти меры должны включать полную и обязательную рекапитализацию банковской системы и тщательную реконструкцию ипотечной системы, включающую уменьшение стоимости ипотеки и прав выкупа заложенного имущества. Энергетическая политика также может сыграть важную роль в борьбе и против депрессии, и против дефляции. Американский потребитель не может больше служить мотором глобальной экономики. Зато альтернативные источники энергии и развитие технологий энергосбережения - могут, но только в том случае, если цена на обычное топливо сохранится достаточно высокой для того, чтобы оправдать инвестиции в эти отрасли. Для этого необходимо будет поддержать цены на обычное топливо, скажем, на уровне $70 за баррель, путем введения платы за выбросы углекислого газа и пошлин на импорт нефти. Наконец, необходимо реформировать международную финансовую систему. Не справляясь с задачей обеспечения общего игрового пространства, нынешняя система способствует тому, что страны оказываются под контролем международных финансовых институтов, в частности США, и действует в ущерб периферийным странам. Эти страны должны подчиняться рыночной дисциплине, правила которой диктуются из Вашингтона, в то время как сами США им не следуют. Насколько несправедливо устроена система, тоже показал кризис, начавшийся в Соединенных Штатах, но нанесший гораздо больший урон периферийным странам. Необходима помощь, чтобы защитить финансовые системы периферийных стран, включая и торговлю, некий организм, который бы располагал большими защитными фондами, доступными при малейшей необходимости и на короткий период времени. Правительства периферийных стран также будут нуждаться в долгосрочном финансировании, чтобы иметь возможность проводить противоположную экономическим циклам фискальную политику. Кроме этого, регулирование банковской системы должно согласовываться на международном уровне, равно как и рыночное регулирование. Национальные правительства должны согласовывать свою макроэкономическую политику во избежание серьезных колебаний валютных курсов и прочих неприятных моментов. Это очень сжатый и краткий перечень того, что будет необходимо сделать, чтобы преодолеть этот экономический цикл. Но он может дать представление о том, как серьезна задача. Мой инвестиционный год Позиции, которые я держал, были слишком велики для такого волатильного рынка. Несмотря на мои предположения, что я трезво оцениваю возможности прошедшего года, я был неправ в одном моменте, стоившем мне очень дорого: разрыва между развитыми и развивающимися рынками нет. Индийские и китайские биржи пострадали даже серьезнее, чем европейские. Поскольку мы не уменьшили свои позиции, в Индии мы потеряли даже больше денег, чем заработали годом раньше. Наш китайский менеджер в выборе активов оказался успешнее, нам также помогла правильная оценка юаня. Мне пришлось серьезно потрудиться, чтобы компенсировать эти потери, а также те, что повлекли действия наших внешних менеджеров. Это имело свой недостаток: я переторговал. Позиции, которые я держал, были слишком большими для растущей волатильности рынков, и, чтобы контролировать риски, я не мог идти против рынка серьезными объемами. Я был вынужден ловить мелкие движения. Поддерживать короткие позиции стало труднее. Несмотря на мой богатый опыт коротких продаж, несколько раз я вляпался и практически пропустил серьезное снижение в октябре-ноябре. Что касается длинных позиций, то я стоял на своем и потерял огромное количество средств. Под впечатлением от потенциала новой глубоководной добычи в Бразилии я приобрел большую стратегическую позицию в Petrobras; достаточно посмотреть, что она снизилась одномоментно на 75%. Мы также попались на развитии нефтехимической промышленности в Персидском заливе. Мы вышли из длинной позиции в CVRD, бразильском производителе железной руды, практически к концу существования пузыря на товарных рынках и зашортили других крупных производителей железной руды. Но мы упустили возможность на самом товарном рынке - отчасти из-за того, что я по опыту знаю, как трудно их торговать. Я также постепенно понял обратное движение доллара, и мы вернули большую часть нашей прибыли. Под руководством моего нового главы по инвестициям мы сделали деньги в Британии, где верно предположили, что краткосрочные процентные ставки будут снижаться, и зашортили фунт стерлинг по отношению к евро. Мы также сделали хорошие деньги, встав в длинную позицию на кредитных рынках после их обрушения. В итоге я понял, что позиции доллара зависят не от того, решают ли люди держать эту валюту, а от наличия у них возможности держать или сбрасывать свои долларовые обязательства. Так же, как жар свидетельствует о болезни, в известной степени позиции доллара свидетельствуют о состоянии финансовой системы. Это помогло мне предвидеть падение доллара в конце 2008. В результате мы закончили год, практически выполнив мой план по минимальной прибыли в 10%, и это после того, как большую часть года мы провели в красном. -------------------------------------------------------------------------------- Джордж Сорос, председатель Фонда Сороса и основатель Института открытого общества. Данный текст представляет собой отрывки из книги автора "Новая парадигма финансовых рынков. Кризис 2008 года и что он значит". Опубликовано в газете Financial Times от 28.01.09.
BNE: Джордж Сорос Прогнозы: Будущее в форме буквы W 15.01.2010, 5 (2523) В наши дни число факторов неопределенности в мировой экономике необычно высоко. Мы пережили тяжелейший со времен Второй мировой войны финансовый кризис. Его можно сравнить только с лопнувшим в 1991 г. пузырем на рынке недвижимости в Японии (от которого эта страна все еще не оправилась) и Великой депрессией 1930-х гг. — если, конечно, не принимать во внимание, что нынешний кризис был иным и по масштабу, и по качеству. От японского опыта наш сегодняшний отличается тем, что кризис не остался в границах одной страны, а затронул весь мир. А от опыта Великой депрессии наш сегодняшний опыт отличается тем, что власти большинства стран подключили свои финансовые системы к аппаратам искусственного дыхания, вместо того чтобы позволить им рухнуть. Современные проблемы куда масштабнее, чем во времена Великой депрессии. В 1929 г. совокупный объем выданных кредитов в США составлял 160% от ВВП, к 1932 г. эта цифра увеличилась до 250%. В 2008 г. мы вошли в кризис, уже находясь на уровне 365%, и это без учета деривативов, которых в 1930-х гг. просто не было. Несмотря на это, аппараты искусственного дыхания сработали. Всего лишь через год после банкротства Lehman Brothers финансовые рынки стабилизировались, акции снова растут, а в экономиках заметны признаки восстановления. Люди собираются заниматься бизнесом, как в былые времена, крах 2008 г. представляется им плохим сном. К сожалению, процесс восстановления вполне может выдохнуться и даже смениться вторым экономическим спадом, хотя я не уверен, случится ли это в 2010-м или 2011 г. Мое мнение отнюдь не оригинально, хотя и расходится с общепринятым. Чем дольше длится восстановление, тем больше людей начинают верить, что оно будет продолжаться. Но, на мой взгляд, представления о реальности отстают от действительного развития ситуации. Чтобы еще больше запутать дело, этот разрыв работает в обоих направлениях. Многие еще не осознали, что нынешний кризис отличается от всех предыдущих, что заканчивается очередная эпоха. Другие, включая меня, не смогли предугадать масштаб восстановления. Наконец, мировые финансовые власти реагировали на кризис точно так же, как и на предыдущие: они оказали помощь попавшим в затруднение институтам и применили монетарные и фискальные стимулы. Но кризис оказался куда масштабнее, и привычные меры не сработали. Провалившаяся попытка спасения Lehman Brothers стала переломным моментом: финансовые рынки фактически перестали функционировать. Это означало, что правительству необходимо дать убедительные гарантии, что ни одному другому институту, крах которого может поставить под угрозу всю систему, не позволят рухнуть. Возможности центробанков западных стран позволили накачать систему ликвидностью и прогарантировать обязательства коммерческих банков, а правительства решились на беспрецедентное стимулирование экономики за счет увеличения госдолга. Вот тут-то кризис перекинулся на периферию мировой экономики, ведь страны периферии не могли предоставить своим институтам таких же твердых гарантий. Самый сильный удар пришелся по Восточной Европе. Крепнущая вера в то, что финансовой системе удалось избежать коллапса и что мы потихоньку возвращаемся к прежнему состоянию, свидетельствует о серьезном недопонимании сложившейся ситуации. Шалтая-Болтая уже не собрать. Глобализация финансовых рынков, начавшаяся в 1980-х гг., позволила капиталам свободно перемещаться по миру, затрудняя их налогообложение и регулирование. Это ставит финансовый капитал в привилегированное положение: правительствам приходится уделять нуждам международного капитала больше внимания, чем чаяниям собственного народа. Странам трудно сопротивляться этой тенденции. Но возникшая мировая финансовая система отличалась нестабильностью, так как была построена на ложной предпосылке, что финансовые рынки способны регулировать себя сами. Вот почему старая система развалилась и не может быть склеена заново. Международным рынкам необходимо международное же регулирование, но существующий его вариант основан на принципах национального суверенитета. Некоторые международные правила существуют, например Базельские соглашения о требованиях к минимальному капиталу. Неплохо поставлено взаимодействие между рыночными регуляторами. Но источником легитимности все равно являются суверенные государства. А значит, просто перезапустить заглохший механизм недостаточно; необходимо создать никогда прежде не существовавшее регулирование. При текущем положении вещей финансовая система отдельного государства поддерживается его правительством. Но каждое правительство прежде всего озабочено состоянием экономики собственной страны. В итоге развивается тенденция, которую можно назвать финансовым протекционизмом, который угрожает подорвать и даже разрушить международные финансовые рынки. Британские регуляторы больше не станут верить исландским властям, а страны Восточной Европы будут бороться с зависимостью от банков с иностранными владельцами. Итак, необходимо, чтобы регулирование стало полностью международным. Иначе международные финансовые рынки будут разрушены игрой на разнице между условиями регулирования на разных рынках. Бизнес будет мигрировать в страны с наиболее мягким регуляционным климатом, подвергая остальные государства неприемлемому риску. Успех глобализации объясняется тем, что государства были вынуждены отказываться от регулирования. Но этот процесс не пойдет в обратном направлении. Крайне сложно будет убедить различные страны согласиться на единые правила регулирования. У разных государств разные интересы, которые подталкивают их к разным решениям. Яркий пример — Евросоюз, члены которого согласны по множеству позиций, но все равно не могут прийти к согласию по единым финансовым правилам. Что же говорить об остальном мире? В 1930-х гг. торговый протекционизм ухудшил и без того плохую ситуацию. В современной глобальной экономике рост финансового протекционизма представляет куда большую опасность. Перевел Антон Осипов Автор — председатель совета директоров Soros Fund Management и президент института «Открытое общество». Печатается с разрешения Project Syndicate.
полная версия страницы