Форум » За свободную Россию » Борис Ельцин: Мы обречены быть вместе » Ответить
Борис Ельцин: Мы обречены быть вместе
BNE: Борис Ельцин: Мы обречены быть вместе Интервью "Российской газете"Накануне 15-ой годовщины распада СССР первый президент России Борис Ельцин, подписавший 8 декабря 1991 года вместе с президентами Украины и Белоруссии Беловежское соглашение, дал интервью, в котором подчеркнул, что процесс трансформации Советского Союза в СНГ был неизбежен. Мы публикуем полный текст интервью Бориса Ельцина, которое появилось в «Российской газете» N4241 от 7 декабря 2006 г. Российская газета | Борис Николаевич, прошло 15 лет с момента создания Содружества Независимых Государств. Оглядываясь назад, считаете ли вы, что процесс трансформации Советского Союза в СНГ был неизбежен? Борис Ельцин | Это, безусловно, именно так. Я напомню, что происходило в конце 80-х, в 90-м и начале 91-го года с Советским Союзом. Экономическая ситуация приближалась к коллапсу. Заканчивались стратегические запасы продовольствия, стремительно надвигался крах финансовой системы государства. Многомиллиардные кредиты, которые страна брала у западных стран, испарялись в считанные месяцы. Кто интересуется подробностями происходившего в тот момент в стране, это можно в деталях узнать в фундаментальном исследовании Егора Гайдара "Гибель империи". Все это, конечно же, привело и к политическому кризису в стране. Внутри некогда стабильного и незыблемого Советского Союза произошло несколько кровавых конфликтов. Война в Нагорном Карабахе, страшные события в Тбилиси, в Прибалтике. И всякий раз союзная власть совершала ошибки, то не признавая очевидных фактов, то применяя избыточную силу. Все это не могло не привести к кризису доверия между национальными республиками и Москвой. Кремлю стало очевидно, что в старом каркасе Советский Союз не удержать. И тогда было принято решение о создании нового Союзного договора, с новыми, расширенными полномочиями республик в составе СССР. И этот договор, скорее всего, и был бы подписан, если бы в августе 91-го не произошел путч, попытка переворота, который возглавили ближайшие соратники президента Советского Союза. Путч завершился провалом. Но он похоронил и все договоренности о создании нового Союза. Украина, Молдавия, Казахстан, Грузия - все республики тогда еще существовавшего Советского Союза - в считанные недели объявили о своей независимости и создании собственных государств. Представляете, что это такое, когда огромная держава с мощнейшим ядерным потенциалом разрушается на обломки, и нет сил, которые могут это остановить? Некоторые политики с короткой памятью пытаются нарисовать эдакую странную картину. Вроде того, что был замечательный, мощный Советский Союз, где платили пенсии и зарплаты, давали бесплатно квартиры и исправно выдавали путевки в санаторий. И вдруг собрались в Беловежье руководители трех национальных республик, подписали соглашения, какие-то бумажки, и после этого могучий Советский Союз развалился. Понятно, что это бред. Но сегодня этот бред усиленно навязывается в том числе и с виду благопристойными политиками и политологами. Создавая СНГ, руководители республик пытались смягчить те последствия, которые могли испытать жители бывшего Советского Союза от развала государства. Именно поэтому были провозглашены правила безвизового въезда между вновь образованными странами, отсутствие таможенных барьеров, свобода передвижения капитала и так далее. Мы пытались создать что-то вроде модели сегодняшнего Евросоюза, но с меньшей бюрократизацией и централизацией. Кстати, все эти годы мы оказывали и финансовую помощь бывшим республикам СССР, хотя у самой России экономическая ситуация была не из лучших. В свое время канцлер Германии Гельмут Коль мне сказал: "Западная Германия до сих пор не может переварить Восточную". А ведь у нас никакой "Западной России" не было, приходилось делать все самим. Но мы понимали, что в странах СНГ осталось огромное число наших соотечественников, и бросать их на произвол судьбы мы не имели права, поэтому и продолжали помогать бывшим советским республикам. И почему, оглядываясь назад, я сегодня позитивно оцениваю роль СНГ? Именно потому, что благодаря созданию СНГ удалось избежать тех глобальных потрясений, потенциальных войн между бывшими республиками, финансовых, гуманитарных катастроф, которые могли бы возникнуть при распаде такого колосса, как Советский Союз. РГ | Остались ли под грифом "секретно" какие-либо детали переговоров о создании СНГ и подписания итогового документа в Беловежской пуще? Ельцин | Все, что происходило тогда в декабре 91-го года, известно по часам, минутам. К счастью, практически все действующие лица того времени живы, многие уже написали мемуары о тех событиях. Ни одного секретного документа не могло быть, потому что все принципы объединения должны были быть понятны людям. Да и ни один лидер не смог бы ничего скрыть от своего народа. Не надо забывать, это был особый период в жизни страны, когда после десятилетий застоя, несвободы, секретов у людей возникло новое чувство: мы - хозяева своей страны. От нас зависит, как мы будем дальше жить. Люди хотели перемен, они были политически сверхактивны. И оскорбить доверие десятков миллионов людей какими-то секретными протоколами - это было невозможно. РГ | Решения подобного масштаба по-человечески принимать очень непросто. Ответственность, которую они возлагают на политика при их дальнейшей реализации, огромна. Если бы можно было повернуть время вспять, что бы вы сделали иначе? Ельцин | Конечно, понимание колоссальной ответственности было, но именно это понимание и требовало от нас быстрых, эффективных и точных решений, не дожидаясь необратимых последствий, когда центростремительные движения наберут такую силу, что нам уже ни в какой добровольный союз бывшие республики не собрать. В частности, мы так и не смогли уговорить лидеров стран Балтии присоединиться к нашему Союзу. Все годы, что я был президентом, я всегда помнил, что поставил подпись под соглашением о создании СНГ. И Россия всегда честно выполняла и выполняет свои политические, экономические и моральные обязательства перед ближайшими соседями. Экономики бывших республик смогли выжить, восстановиться и начать развиваться во многом благодаря помощи России, благодаря нашим энергоресурсам. Многие межнациональные военные конфликты удалось избежать также благодаря усилиям российских миротворцев. Я по-прежнему считаю, что создание СНГ было единственной альтернативой неминуемому и неуправляемому катастрофическому развалу бывшего Советского Союза. И я и сейчас выражаю благодарность всем, кто подписал наш договор о создании СНГ, за проявленную ответственность перед историей и своими народами. РГ | А что вы чувствовали в тот момент? Ельцин | Я вырос в Советском Союзе. Почти вся моя жизнь прошла в СССР, поэтому ностальгия в какой-то степени остается. И, я думаю, это естественно. Но в то же время я прекрасно понимаю, что распад - удел всякой империи. Смотрите, не смогли сохраниться ни Александрия, ни Римская, ни Османская империи. Все известные истории империи прекратили свое существование. Это исторически неизбежный процесс, который был предопределен и для СССР. Другой вопрос, как это должно было произойти. Если бы процесс пошел стихийно, могла случиться гражданская война. Мы же ставили перед собой цель предотвратить такое развитие событий, сохранить по возможности экономические, социальные связи. И ведь сохранили. И ведь гражданской войны не допустили. А сердечная ностальгия по СССР - от нее никуда не деться. РГ | Конфликт сердца и разума. Ельцин | Да, ностальгия существует. Но все-таки не стоит забывать, что в последние годы в СССР людям жилось очень тяжело. И материально, и духовно. Все сейчас как-то забыли, что такое пустые прилавки. Забыли, каково это - бояться высказать собственные мысли, идущие вразрез с "генеральной линией партии". А забывать это ни в коем случае нельзя. РГ | Одним из следствий создания СНГ стала проблема "непризнанных государств". Каким вы видите ее решение? Ельцин | На мой взгляд, неточно сформулирован вопрос. Нельзя считать проблему "непризнанных" республик следствием создания СНГ. Это наследие большевистской, затем сталинской национальной политики, когда росчерком пера рисовались границы республик, никакого отношения к реальной истории не имеющие, переселялись целые народы, уничтожались многовековые традиции, унижались религиозные чувства людей. Все это привело к затаенным конфликтам, которые в мгновение взорвались, когда тоталитарное государство перестало существовать. Решение этих вопросов я вижу в кропотливой, осторожной работе политиков, с главным принципом - не навреди. Еще один важный момент - чем лучше будет экономическая ситуация в районе этих конфликтов, тем проще будут решаться, казалось бы, неразрешимые проблемы. И здесь огромная роль принадлежит России, и в виде политического посредника, и в виде мощной экономической державы, которая оказывает позитивное влияние на экономику региона. РГ | Вот уже 15 лет, как СНГ пророчат скорый распад. Считаете ли вы эту структуру по-прежнему жизнеспособной, требует ли она реформирования или же ее стоит заменить межгосударственным союзом иного типа? Ельцин | Вы правы. Содружеству уже пятнадцать лет прочат распад, периодически то один лидер государства, входящего в СНГ, то другой сообщает, что собирается покинуть Содружество, но проходит время, и они как ни в чем не бывало продолжают работу в составе Содружества. СНГ живет, решает сложные задачи взаимоотношений между государствами, развивается. В первые годы существования СНГ и золотого запаса у России почти не осталось, и нефть стоила от 8 до 14 долларов за баррель, и многомиллиардные кредиты на нас давили, но СНГ мы все-таки сохранили, вот уже пятнадцать лет никак "развестись" не можем. Значит, и не надо этого. РГ | Но страны, входящие в СНГ, порой идут диаметрально противоположными путями государственного строительства. Могут ли эти противоречия стать непримиримыми? Ельцин | Действительно, государства, входящие в СНГ, двигаются разными экономическими темпами, у них разные политические построения. Но всех объединяет понимание, что вместе нам лучше, чем по отдельности. Что у нас у всех общая история, у нас у всех общий язык межнационального общения - и это русский язык. Эйфория по поводу того, что где-то там хорошо, бесплатно раздают много денег и там нас ждут - она закончилась. Нас нигде не ждут, и денег бесплатно никто не даст, все надо делать самим. И строить все самим. Вот это понимание есть сегодня у всех лидеров СНГ. Поэтому я с оптимизмом смотрю на будущее Содружества. Неважно, как наше Содружество будет называться. СНГ или как-то еще. Главное, что бывшие советские республики всегда будут вместе. Даже если какой-то амбициозный лидер одной из стран захочет иного поворота истории, народ не даст это сделать. К счастью, мы обречены быть вместе. РГ | Вы упомянули лидерские амбиции, ведь СНГ - это не только союз постсоветских республик, но и клуб сильных политических личностей: руководителей государств. На ваш взгляд, все ли оказались готовы к столь серьезной роли и в 1991 году, и позже? Ельцин | То, что нам удалось вырваться из глобального кризиса начала девяностых без кровавых конфликтов, без гражданских войн - это и есть оценка работы всех руководителей, которым пришлось возглавить свои страны в то чрезвычайно сложное время. Кто-то покинул уже свои посты, кого-то, к сожалению, уже нет среди нас, но Содружество существует, оно продолжает приносить пользу всем народам бывшего Советского Союза - и это безусловный факт. РГ | А какими качествами должен обладать президент России, учитывая не только специфику страны, но и ее лидерство в СНГ? Ельцин | Что касается ответственности лидера России - она была и есть не просто повышенная, а запредельная. Мы самая большая страна СНГ, с самым большим экономическим и политическим потенциалом. Как и куда будет двигаться СНГ, от России зависит в первую очередь. Я рад, что Владимир Владимирович с этой колоссальной ответственностью справляется. И обратите внимание, как много сегодня президент России отдает времени именно вопросам взаимоотношений между странами бывшего Советского Союза. Так что я оптимистично смотрю на будущее нашего Содружества. И я рад, что главные его принципы, основы его были заложены пятнадцать лет назад, когда мы создавали СНГ. 07 декабря 2006, 10:40
Ответов - 8
BNE: 15 лет назад: как это было… Глава из книги Леонида Лопатникова «Перевал. К 15-летию рыночных реформ в России»15 лет назад, 2 января 1992 года, произошло событие, оценки которого сегодня остаются крайне неоднозначными. Некоторые считают, что, начиная с этого дня, Россия вступила в полосу совершенно ненужных ей реформ и это была страшная трагедия. Другие полагают, что, может быть, реформы и были нужны, но они были проведены "антинародным правительством" Ельцина и Гайдара, неправильно - не в интересах народа. Наконец, есть люди, считающие, что 2 января по праву следовало бы помечать в календарях красным цветом как день начала демократических и либеральных реформ, которые вернули Россию в стан цивилизованных государств мира и, в конечном счете, способны обеспечить ее народам достойную жизнь. В книге "Перевал. К 15-летию рыночных реформ" Леонида Лопатникова дается ответ на многие вопросы, волнующие читателей, которые интересуются экономической историей страны последних полутора десятилетий. Предлагаем вашему вниманию одну из глав книги, посвященную 1992 году и началу рыночных реформ. О «шоковой терапии», инфляции и точности прогнозов 1.1. А была ли программа? Может быть, программы-то и не было? Исторической датой - началом рыночных реформ в России принято считать 2 января 1992 года, первый рабочий день после праздников, наполненных не столько обычной радостью и весельем, сколько сумрачным ожиданием непонятного и пугающего будущего... В этот день были освобождены цены. Впрочем, вопреки широко распространенному мнению, не все. Либерализация не затронула, например, цены на топливо и энергию (об этом еще пойдет речь), но зато были освобождены цены на большинство потребительских товаров, непосредственно касающихся каждого человека (хотя и здесь разрешались исключения на региональном уровне). Освобождение цен стало в общественном сознании неким рубежом, чуть ли не единственным актом «шоковой терапии», которая была прописана тяжело больной экономике России ее «реаниматорами» - экономистами либерального толка. Многие противники реформ, опираясь на это представление, даже запустили в обиход версию о том, что в отличие от программы «Пятьсот дней» Шаталина-Явлинского, программы Рыжкова-Абалкина, а также некоторых других подобных документов (например, программы Е.Сабурова) , у «команды» Гайдара, собственно, программы реформ-то и не было. Все свелось, мол, к повышению цен (из-за которого, действительно, на прилавках со временем появились товары - но они оказались недоступными для населения), а значит, к инфляции и - соответственно - обесцененению денежных вкладов населения (У противников реформ это называлось «Гайдар ограбил старушек!», на что Гайдар и другие реформаторы резонно отвечали: «отдавать было нечего, вклады советская власть давно растранжирила, проела!»[1] На самом деле, Программа существовала; она была плодом почти полугодовой работы группы молодых высокообразованных экономистов-единомышленников под руководством директора Института экономической политики доктора экономических наук Е.Т.Гайдара. Но эта программа была подготовлена не в виде многословной брошюры, которую удобно почитать и обсудить с коллегами за чашкой чая, а в виде комплекса взаимоувязанных, совершенно конкретных документов, прежде всего - проектов федеральных Законов, Указов Президента, постановлений Правительства и т.п. Этот комплекс был даже полнее и шире, чем перечисленные программы, потому что охватывал не только чисто экономические материи (либерализация цен, приватизация государственной собственности, организация рынка, изменение системы налогов), но и политические - построение Российской государственности, системы взаимоотношений с другими странами СНГ, а также правовые вопросы. И даже гуманитарные, например, об оказании государственной помощи слабым, тем, кто сам себя в новых условиях обеспечить не сможет. В чем были главные отличия программы Гайдара от других ? Во-первых, авторы этой программы отрицали возможность некоего “особого пути” развития российской экономики, понимая, что экономические законы, как законы природы, действуют неотвратимо и повсеместно. Поэтому, подобно большинству опробованных в мировой практике стабилизационных программ, программа Гайдара сосредоточивалась прежде всего на вопросах реформирования и оздоровления денежного сектора. Если все годы советской власти деньги в истинном смысле не существовали, а были лишь цифры, в лучшем случае как бы квитанции, обслуживавшие выполнение государственных планов, то теперь они должны были стать полноценным всеобщим средством платежа, и «деревянный» рубль, даже не имевший признанной в мире стоимости, должен был стать нормальной валютой, в перспективе - свободно конвертируемой как доллар, марка или франк (о евро тогда речи еще не было). Во-вторых, программа Гайдара была не только программой экономических реформ, но и (может быть, даже в первую очередь) программой формирования национальной государственности в России после распада СССР. Она обеспечивала прежде всего суверенность российского хозяйственного законодательства, становление национальной денежной политики, национальной валютной системы, собственной налоговой, бюджетной и внешнеэкономической политики, государственной собственности и формирование новых рыночных инструментов государственного регулирования экономики. По существу, общие принципиальные вопросы готовившихся преобразований были изложены лишь в двух документах из программного пакета. Они назывались “Стратегия России в переходный период” и “Ближайшие экономические перспективы России”. Все остальные документы - а их несколько десятков - это скорее технологические карты, определяющие, что и как нужно делать, а также проекты нормативных актов, которые для этого потребуются. Реализация отдельных положений этой программы началась задолго до 2 января 1992 года - в решениях V Съезда народных депутатов (октябрь - ноябрь 1991 г.), в первых Указах президента и постановлениях нового правительства, образованного этим съездом. Наиболее важными среди них были: Указы Президента «Об отмене ограничений на заработную плату и на прирост средств, направляемых на потребление», «О повышении заработной платы работников бюджетных организаций и учреждений», « О социальном партнерстве и разрешении трудовых споров (конфликтов)», подписанные 15 ноября 1991 г., «О либерализации внешнеэкономической деятельности на территории РСФСР» ( тоже 15 ноября 1991 г.), О коммерциализации деятельности предприятий торговли (25 ноября) и бытового обслуживания населения (25 и 28 ноября). Указ « О мерах по либерализации цен» (4 декабря 1991 г.) и постановление Правительства того же названия от 19 декабря. Указы «О едином экономическом пространстве РСФСР» (12 декабря 1991 г.) и «О неотложных мерах по осуществлению земельной реформы в РСФСР» (27 декабря 1991 г.) «Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации на 1992 г.» (29 декабря 1991 г.). Наконец, следует добавить частное, но действительно революционное по духу решение правительства о пересмотре порядка выдачи квот на вывоз нефти и нефтепродуктов, принятое в ноябре 1991 г. (один из участников событий рассказывал мне: представьте себе ситуацию, когда уже выплачены миллионные взятки, ведь внутренние и мировые цены различались тогда в сотню раз, дело идет о миллиардах долларов – и вдруг все рушится! Удивительно, что нас тогда не перестреляли…). Каждый, кто с этими документами знаком не понаслышке, понимает, что все они пронизаны единой идеей, четкой последовательностью - это и была программа экономических реформ в России. Позднее она будет развиваться, изменяться (мы рассмотрим далее очень важный документ – правительственную «Программу углубления экономических реформ»), будут и прорывы вперед, и, к сожалению, отступления вспять - но основа реформ этим комплексом была заложена. Нельзя здесь не упомянуть также Указ Президента «О свободе торговли», обнародованный в последних числах января 1992 года и оказавший огромное влияние на весь ход дальнейших событий. Таким образом, «шоковая терапия» далеко не сводилась к освобождению цен – она носила комплексный характер. Простое сравнение того, что было в социалистической централизованно планируемой системе, с тем, что стало в новой системе (пусть еще не рыночной, но начинающей движение к рынку) покажет поистине революционное значение происшедших в одночасье перемен: Было Стало Все цены в народном хозяйстве устанавливались и изменялись централизованно, для чего существовал государственный комитет по ценам с подразделениями на местах. Предприятиям разрешено самостоятельно устанавливать цены на производимую ими продукцию. Производственные ресурсы распределялись централизованно, по фондам. Предприятия были лишены возможности выбирать себе поставщиков – покупать сырье дешевле, лучше, ближе (впрочем, это им и не было нужно: все затраты, записанные в план, считались оправданными).Они не могли и свободно продавать свою продукцию. Предприятиям предоставлено право самостоятельного сбыта и покупки продукции. Торговые предприятия могли применять только централизованно назначаемые цены на товары, в результате чего при избытке образовывались запасы «неликвидов», множились потери, а при дефиците (что было намного чаще) на перепродаже товаров наживались спекулянты. Предприятиям торговли разрешено применение договорных цен на все виды товаров и услуг. В стране действовала жесткая система монополии внешней торговли (которую не без оснований называли монополией Министерства внешней торговли). Предприятия и фирмы получили право осуществлять внешнеторговые операции при соблюдении определенных правил и ограничений. Органы материально-технического снабжения во главе с Госснабом СССР и разветвленной сетью его подразделений, были по существу управленческими организациями, диктовавшими предприятиям, для кого, что и как производить. Были заложены основы коммерциализации государственных органов материально-технического снабжения, то есть превращения их в торгово-посреднические службы, материально заинтересованные в наилучшем обеспечении предприятий всем необходимым. Деятельность негосударственных торгово-закупочных предприятий запрещена (кроме потребительской кооперации на селе, которая, впрочем, была негосударственной только по названию). Разрешена частная торговля, деятельность негосударственных торгово-закупочных организаций Тем самым закладывались основы демонополизации оптовой и розничной торговли. То есть все то, о чем годами дискутировали экономисты и политики в период перестройки, вводилось одним актом, полностью разрушая основы замшелой планово-распределительной хозяйственной системы. По существу, экономика России перестала быть социалистической. Конечно, она далеко еще не стала капиталистической, но российский капитализм в большой степени именно из этой отправной точки начал возрождаться после тяжелого и продолжительного перерыва. Была ли альтернатива освобождению цен в тот момент? Да, была. Более того, можно указать на две альтернативы. Первая состояла в том, чтобы оставить все по-прежнему. Оставить прежде всего фиксированные государственные цены, при которых то немногое, что в торговлю поступало, не доходило до покупателей, доставаясь узкому кругу привилегированных или просто «сидящих на товаре» и причастных к его распределению. Очевидное последствие такого решения - голод, который должен был разразиться примерно в марте - апреле, когда, как ожидалось, кончатся запасы у основной массы населения. Причем голод повсеместный, а не ограниченный какой-нибудь территорией, которую можно было бы как-то изолировать от внешнего мира, как это сделал Сталин, организовавший голод на Украине в начале тридцатых годов. Голодный человек работать не может - остановились бы заводы, фабрики, железные дороги. Наступил бы паралич хозяйства, начались бы «голодные бунты», о которых, как мы помним, предупреждали даже академические ученые. Вторая альтернатива либерализации цен: введение карточной системы, чтобы голод хоть как-то предотвратить. Она широко обсуждалась, но расчеты показывали, что государственные «закрома» России просто не располагали запасами ряда продуктов, достаточными для установления хотя бы мало-мальски удовлетворительных норм (пусть даже на уровне военного времени). Кроме того, и это самое важное, карточная система в розничной торговле неизбежно влечет за собой всеохватывающую систему обязательных поставок продовольствия. А если колхозы и совхозы не все захотят выполнять «первую заповедь»? Как поступать с непокорными? Это мы тоже знаем, это мы проходили: штрафы, потом продотряды, потом аресты... Словом, с большой степенью вероятности от карточек до ГУЛАГа - один шаг. Стоило ли сворачивать на эту дорогу?. При всех трудностях, которые мы пережили за последние годы, давайте все это учитывать, вспоминая 2 января 1992 года. Учитывать, что голод, казалось бы, неизбежный, не состоялся. Что бунты, а за ними и гражданская война, не разразились. Что продотряды по деревням не рыскают и за укрытие хлеба от них ревтрибуналы (или, может быть, демтрибуналы?) людей не расстреливают. Что живем мы хотя и трудно, но все-таки живем. Вот за все это нам всем, россиянам, следует поклониться правительству молодых реформаторов, какие бы ошибки - действительные или мнимые, у них впоследствии ни обнаружились! Освобождение цен было мерой чрезвычайно болезненной - как, собственно, и предполагалось. В книге «Экономика переходного периода» приводятся очень важные сведения об эволюции общественного мнения. Оказывается, на рубеже 1991-92 годов, несмотря на готовность к экономическим реформам «вообще», большинство россиян либерализацию цен не одобряли и испытывали желание вернуться к регулируемым ценам. Возможно, многие и не связывали в своем сознании рыночные отношения со свободными ценами. Еще в 1990-1991 гг., когда обсуждался выбор между свободными ценами и карточным снабжением, только 6% предпочитали свободную торговлю, а около 60% - карточки. «Общественное сознание хорошо усвоило советский урок, более всего опасаясь повышения цен». Практически только одна общественная группа - предприниматели - с самого начала высказала положительное отношение к освобождению цен, позднее к ним присоединились фермеры и управленцы. Во всех остальных группах число противников свободных цен было как минимум в два раза больше, чем сторонников. И в дальнейшем, когда проблема товарного дефицита была в основном решена, население все равно в целом отрицательно относилось к свободным ценам, не признавая, по-видимому, связи между этими двумя явлениями: свободными ценами и полными прилавками. Более того, читаем: «В целом можно сказать, что либерализация цен была крайне непопулярным шагом. Фактически, после нее рухнула вся былая готовность идти к рынку. Из привлекательной перспективы, противоположной социалистической действительности, рынок превратился в жестокую реальность, которая не имела ничего общего с мечтой»[2]. Рост антирыночных настроений, причиной которого была либерализация цен, серьезно сказался на всей последующей политической и экономической жизни страны. С этим нельзя не считаться, когда мы теперь пытаемся оценить ход и достигнутые на сегодняшний день результаты реформ в России, перипетии ее трудного пути. 2 января 1992 года в «Известиях» было опубликовано интервью, озаглавленное: «Будущее принесет нам новые цены и забытые товары, - считает Егор Гайдар». Один из вопросов газеты был такой: Каковы ваши прогнозы на ближайшее будущее, что нас ждет? Е. Гайдар ответил: «По наиболее благоприятному сценарию рост цен в январе-феврале составит примерно 100 процентов в месяц. За первые три месяца мы ожидаем трехкратного повышения цен. Резко возрастет спрос на деньги, и к февралю начинается стабилизация на потребительском рынке. К марту-апрелю должно наступить замедление темпов роста цен до 10-12 процентов и одновременно упадут темпы роста доходов. Будут отпущены цены еще на некоторые товары, по которым сохраняется государственное регулирование... К концу года темпы роста цен замедлятся до нескольких процентов, курс рубля стабилизируется, возникнут объективные предпосылки для притока иностранных инвестиций. - А что говорят иные сценарии? ( допытывается корреспондент – Л.Л.) - На развитие событий может оказать влияние политическая ситуация. Например, жесткие требования по увеличению компенсаций (речь идет о компенсации роста цен увеличением заработных плат и пенсий - Л.Л.). Темпы роста зарплаты приближаются к темпам роста цен. В итоге инфляция «зашкаливает» за 50 процентов в месяц, экономика функционирует в бартерном режиме, так как при такой инфляции деньги теряют смысл, и мы выходим на новый, более тяжелый виток проблем...» К сожалению, если не считать первых двух-трех месяцев, сбылся не «наиболее благоприятный сценарий», а, можно сказать, наихудший: получилось примерно так, как предсказывал Гайдар во втором «сценарии» . Может быть, прав был ярый критик «гайдаровских» реформ академик Олег Богомолов? Ссылаясь на расчеты своих коллег, он однажды так процитировал одного из них: «Когда команда Ельцина-Гайдара готовила шоковый удар по России, Е.Гайдар обещал повышение цен в несколько раз, которое вскоре сменится стабилизацией и экономическим ростом. Но академик А.Петров, владеющий развитой системой математических моделей российской экономики. «проиграл» гайдаровский вариант. В результате вышло повышение цен в 4 – 5 тысяч раз. Тогда я думал, что Гайдар плохо считает. Теперь понимаю: он просто ничего не считал, ибо не умеет этого делать».[3] Тут следует напомнить, что 50-процентная месячная инфляция, о которой говорил Гайдар, излагая второй сценарий, в расчете на год даже больше результата модельного расчета А.Петрова (не 4 – 5, а 12 тысяч раз). Более того, экономисты считают именно эти 50% рубежом, с которого экономика обычно срывается в разрушительную гиперинфляцию, то есть в рост цен не в тысячи раз, а порой в миллионы раз! Чего, к счастью все-таки не произошло. Так что расхожий миф о несостоятельных прогнозах Гайдара, повторяемый академиком Богомоловым, так мифом и останется. А судить о том, кто умеет и кто не умеет считать, предоставим читателю… И все же очень важно разобраться, почему оправдался не первый, а второй сценарий Гайдара. Собственно, ответ на этот вопрос - ключ к пониманию всего того, что происходило в нашей стране за прошедшие очень трудные полтора десятка лет. 1.2. «Монетаризм» в действии Как и предсказывал Гайдар, на развитии событий сказалась политическая ситуация. Если исполнительная власть после августовских событий попала в руки демократических, реформаторских сил, то в депутатском корпусе, избранном в советских условиях, их влияние было значительно слабее. Правда, раздавались предложения о досрочных парламентских выборах, но взвесив все «за» и «против», команда Ельцина их отвергла. По моему личному мнению, это все же была ошибка: многое могло бы пойти совсем иными путями… Между тем, парламент, то есть (согласно действовавшей тогда Конституции РСФСР) Съезд народных депутатов и выделяемый из его состава Верховный Совет, определял все аспекты политики и в том числе - политики экономической. В его руках оставался Бюджет государства, ему подчинялся Центральный банк России - святая святых экономики. Более того, руководство Верховного Совета вмешивалось даже в решение текущих вопросов денежного регулирования, что совершенно несвойственно парламентам. К чему это приводило? Вот один пример из многих, очень показательный, хотя и курьезный. Среди многочисленных кризисов, постигших Россию за последние годы, как немногие уже помнят, был так называемый кризис наличности в начале 1992 года.[4] А история его такова: еще загодя, предвидя неизбежный рост потребности в наличных деньгах после освобождения цен, правительство поручило Гознаку отпечатать некоторое количество крупных (пятисотрублевых) купюр - но руководство Верховного Совета запретило это делать. Объяснение было, с точки зрения любого грамотного экономиста, поразительно нелепым: якобы «печатание наличных денег ускорит инфляцию». Как говорится, слышали звон, да не знают, где он: спутали технический процесс печатания денежных купюр с метафорой «печатание денег», которая означает эмиссию, увеличение денежной массы в обращении! (Для чего, собственно, печатание купюр и не обязательно, можно просто «нарисовать» цифры с нулями в соответствующих документах банка - и это будет эмиссией). Это далеко не единственное проявление экономической неграмотности депутатов, да и не только депутатов: даже многие ученые-экономисты, не говоря уже о промышленных руководителях, не имели понятия о том, что такое, например, структурная перестройка экономики (которая на самом деле была одной из основных целей реформы), или макро- и микроэкономика, или эластичность цен, маркетинг, взаимоотношение реальной и номинальной денежной массы, оптимальность по Парето и так далее, и тому подобное. Они изучали в институтах марксистскую политэкономию, а представление о современной экономической науке получали из присно памятного курса «Критика буржуазных экономических учений» - представление не только неполное, но предельно искаженное. Об этой неграмотности позднее в удивлением писали западные экономисты, приезжавшие в Москву для работы в качестве советников правительства. Наши политики и экономисты подменяли современный экономический анализ банальностями типа призывов к «прагматизму» в политике правительства. Застывшее за советские годы «вечно живое» марксистское учение, причем в его вульгаризированной форме, сковывало творческую мысль; советские экономисты (за ничтожными исключениями) просто прозевали бурное развитие экономического знания в капиталистических странах, где зарождались, конкурировали между собой и сменяли друг друга многочисленные научные концепции и течения. Презрительное отношение к современным научным теориям на заре реформ в России было, я бы сказал, чем-то вроде моды - реформаторов, читавших труды иностранных авторов в оригинале, порой высмеивали и осуждали именно за это. Финансово-денежная сфера оказалась, как говорилось выше, в центре внимания реформаторов. Почему? Многие оппоненты в полемическом раже объясняли это очень просто: нахватавшись верхов западной экономической теории и особенно такого ее направления, как монетаризм, начитавшись об опыте финансовой стабилизации экономики в некоторых западных странах, эти «шибко грамотные умники» не нашли ничего лучшего, как перенести чужой опыт на российскую самобытную почву. Или еще. Вместо того, чтобы сосредоточиться (как рекомендовала программа «500 дней») на приватизации, демонополизации и формировании рыночных структур, они по примеру и наущению западных монетаристов, ради пресловутой макроэкономической финансовой стабилизации, занялись безоглядным ужесточением денежной и финансовой политики. Вот отсюда, мол, и все беды. Легче всего было бы ответить тем, что экономика повсюду, хоть в Африке, хоть в Америке, хоть в России, подчиняется одним законам и здесь самобытность ни при чем. Это был бы правильный, но не полный ответ. На самом деле реформаторы учли тот факт, что в отличие от приватизации и других перечисленных элементов реформирования экономики, только финансовая стабилизация может быть достигнута в короткие сроки (а обстановка, как мы помним, делала «промедление смерти подобным»!). Для этого, считали они, нужны лишь политическая воля властей и профессионализм исполнителей. Практика последующих лет показала, к сожалению, что как раз политической воли у реформаторской (исполнительной) власти часто бывало недостаточно для преодоления политической воли ее оппонентов (сосредоточенных в законодательной власти). Финансовая стабилизация - основа и главное средство экономической стабилизации, в которой нуждается любая страна, вошедшая по тем или иным причинам в полосу экономических потрясений: падения производства, роста безработицы, инфляции. Финансовая стабилизация это прежде всего укрощение инфляции, для чего применяются такие меры, как введение в стране устойчивой свободно конвертируемой валюты и достижение сбалансированности государственного бюджета (забегая вперед, стоит отметить, что именно последнее оказалось камнем преткновения на пути российских реформ). Почему так важна финансовая стабилизация? Потому, во-первых, что сохранение высокой инфляции делает невыгодными инвестиции в производство, а это наглухо перекрывает перспективу возобновления экономического роста. Это легко понять. При инфляции хотя бы в 8% в месяц, то есть более 120% в год (а как мы знаем, такая ситуация продолжалась в России примерно восемь лет подряд, это сейчас мы слышим разговоры о тех же восьми процентах, но не в месяц, а за год!) банки вынуждены устанавливать такие проценты за свои кредиты, которые иначе как “грабительскими” не назовешь. Но иначе им нет смысла заниматься своим бизнесом. И предприятия такие кредиты брать не могут. А значит, не могут развивать производство, строить, осваивать новые технологии. Опыт многих стран показывает, что только тогда, когда инфляция доводится хотя бы до 20 - 30% в год - только при этом условии! - возобновляется экономический рост, начинается повышение жизненного уровня народа. Так произошло во всех тех бывших социалистических странах, которые в отличие от России провели реформы более решительно, добились финансовой стабилизации и очень скоро вышли на первые места в Европе по темпам экономического роста. Потому, во-вторых, что инфляция непосредственно снижает жизненный уровень населения, обрушивая на него так называемый инфляционный налог (или «сеньораж», этот термин пришел к нам из глубины веков). Он представляет собой потери реальных доходов населения, поскольку имеющиеся у него деньги по мере роста цен теряют свою стоимость (на ту же сумму можно купить меньше товаров). Первопричиной роста инфляции, а следовательно и инфляционного налога, является, как правило, дефицит государственного бюджета, покрываемый путем эмиссии, то есть уже упомянутого «печатания» денег. «Это такая форма налогообложения, ускользнуть от которой наиболее трудно» - писал великий английский экономист Дж.М.Кейнс. И правительство, считал он, может жить за счет такого налога в течение длительного времени. Однако опасность состоит в том. что на определенном этапе ускоренная инфляция начинает «съедать» и доходы от него. Требуется еще и еще увеличивать количество денег, и это ведет к гиперинфляции - не менее разрушительному явлению в экономике, чем катастрофические землетрясения - в природе. Впрочем, здесь надо остановиться. Давайте разберемся, что же такое инфляция. Откуда она берется, каков механизм ее действия? Вокруг этих вопросов в 1992 году развертывались ожесточенные полемические баталии – как среди экономистов, так и особенно среди политиков. Грозное слово - инфляция сегодня знает у нас, пожалуй, каждый. Впрочем, сама по себе она не содержит ничего особо грозного. Экономисты определяют ее как процесс общего роста цен, приводящего к снижению покупательной способности номинальной денежной единицы - только и всего. Скорость процесса может быть различной, причем один из знатоков в этом вопросе, лауреат Нобелевской премии по экономике П.Самуэльсон как-то даже сделал вывод, что легкая инфляция - нечто вроде смазочного масла для экономического механизма. В некоторых ситуациях тонко управляемая инфляция может служить регулятором экономики, например, эффективным средством приведения масштаба цен к среднему мировому уровню, что необходимо для развития внешней торговли. Нормальная инфляция - это когда цены растут, скажем, на 5-6% год или меньше. Но вот если на столько же или даже больше процентов в неделю? Тогда дело приобретает действительно грозный оборот. Не верьте старым советским учебникам, утверждавшим, будто при социалистическом плановом хозяйстве инфляции не бывает. Еще как бывает! Только в скрытой, подавленной форме, когда официальные цены остаются неизменными, а товары исчезают с прилавков и совсем по иным ценам продаются из-под полы. С либерализацией ценообразования инфляция вырывается на волю. И этого джинна загнать обратно в бутылку очень трудно. В России 1992 - 1993 года ситуация была такова, что инфляция в любой момент, при любом неосторожном повороте экономической и финансово-кредитной политики могла сорваться в гиперинфляцию, которая знакома советским людям старшего поколения по событиям в стране начала двадцатых годов (когда зарплату выдавали мешками и была в ходу такая песенка: «Забегаю я в буфет, ни гроша в кармане нет – разменяйте десять миллионов!»). Только после обуздания инфляции и предотвращения тем самым гиперинфляции можно было всерьез рассчитывать на подъем производства и его структурную перестройку, на успех начатой экономической реформы, на возрождение страны. Так быстро, как рассчитывали, покончить с инфляцией, то есть добиться финансовой стабилизации в стране, правительству не удавалось. Помимо названных факторов, этому мешали глубинные процессы, происходившие в экономике, в том числе даже психологические. Освобождение цен 2 января было не реформой, как утверждали оппоненты гайдаровской команды, а лишь сигналом, так сказать, свистком к отправлению поезда. И он, после первого толчка, пошел тихо-тихо, преодолевая инерцию. Мы, простые потребители, этого не понимали: цены выросли сразу так круто, что ни о каком «тихо-тихо» нечего было, казалось, говорить. Для нас это был действительно «шок»! Другое дело - заполнение магазинов: этот процесс пошел очень постепенно, но все же заметно. Это сегодня мы забыли, как выглядели, скажем, магазины в 1993, 1994 годах - теперь нам порою кажется, что они с самого начала были такими, как сейчас. Но лишь небольшую видимую часть айсберга составляют магазины, ателье, товары, розничные цены - словом все то, что непосредственно относится к нам, потребителям. Совсем другое дело - то, что происходит в толще айсберга. Эта толща - общественное производство. Монополизированное сверх меры российское производство отреагировало на либерализацию цен, к сожалению, не совсем так, как прогнозировали реформаторы. Предприятия, поднявшие сразу до небес свои отпускные цены, вовсе не оказались на седьмом небе - отнюдь! Потребители от их продукции стали отказываться, началось затоваривание. По инерции производители продолжали поступать точно так, как поступали семь десятилетий подряд: отгружали продукцию, ничуть не заботясь о том, ждут ли и, главное, оплатят ли ее потребители. Возникла проблема неплатежей, которая несколько лет терзала российскую экономику (к ней мы еще вернемся). Правда, либерализация внешней торговли в принципе позволяла потребителям выбирать: если продукция не устраивала их по качеству и цене, они могли обратиться к зарубежному поставщику – так в определенной степени компенсировался фактор монополизма. Но это требовало, конечно, приближения цен к мировым, валюты для расчетов и, кроме того, коренного изменения коммерческой деятельности предприятий, создания новых служб - маркетинга, менеджмента, управления финансами, рекламы, связей с общественностью (пресловутый PR - «Пи ар»!), а также переобучения управленческих кадров и многого другого. И тем не менее, руководители предприятий видели выход из своих трудностей только в одном: в повышении отпускных цен. Происходила цепная реакция: чем выше были цены на сырье, энергию и другие первичные ресурсы, тем, естественно, были выше цены на продукцию, при изготовлении которых они использовались - в том числе и на те машины, оборудование и другие изделия, которые, в свою очередь, использовали добытчики сырья и энергии. Их издержки росли, и чтобы выжить, они поднимали свои цены еще выше. Круг замыкался... Это называется инфляцией издержек. Некоторые экономисты доказывали, что она-то и является чуть ли не единственной причиной инфляции в России. Собственно, на этом теоретическом основании они строили свои рекомендации о том, что для стабилизации экономики необходимо административное ограничение цен. Действительно, инфляция издержек имеет значение. Но, во-первых, из всего, что написано выше, видно: это все же не единственная и не решающая причина инфляции. Рассмотрим чуть подробнее один пример. В «Известиях» от 9 сентября 2005 года говорилось, что «…цены на энергоносители определяли инфляцию в первом полугодии, а теперь куда важнее стал избыток денег в экономике». Это пример непонимания механизма инфляции. На самом деле, повышение цен на один вид такого абсолютно необходимого (экономисты его называют неэластичным по цене) товара, как энергия или услуги ЖКХ, может не привести к инфляции. Дело в том, что при данном количестве денег у населения это просто сократит платежеспособный спрос на другие товары (на них людам придется экономить, чтобы оплатить обязательные расходы), и в результате цены на эти товары снизятся. Но если добавить денег в экономику, то спрос не сократится и инфляция усилится. А это говорит, что и при росте издержек инфляция зависит от изменений денежной массы, то есть от того, что называется монетарными факторами. Есть к тому же и родственное понятие: инфляция спроса - стремление продавцов, когда спрос превышает предложение, повышать цены на продаваемые ими товары. Есть и такой, очень важный фактор инфляции, как оплата труда, не дающего немедленной отдачи в виде оплачиваемых товаров и услуг (например, труда в строительстве или производстве вооружений): такие выплаты создают превышение спроса на рынке над предложением, а значит – приводят к росту цен. Есть и такие ситуации, когда заработная плата работников той или иной отрасли или производства, повысивших производительность, оправданно повышается, но затем, «по аналогии», повышают зарплату и в тех отраслях, где подобного роста эффективности не наблюдалось. Есть также некоторые другие, не менее убедительные, на первый взгляд, объяснения инфляции. Однако в целом, как доказывают экономисты монетаристского направления, высокая инфляция это прежде всего денежное явление и ее динамика определяется изменением количества денег в экономике, а не перечисленными, пусть даже важными причинами, лежащими в области производства, психологии и т.п. Соответственно, основные меры для снижения темпа инфляции (их называют антиинфляционными или дефляционными мерами) лежат в денежной сфере. Это прежде всего сокращение дефицита государственного бюджета. Дефицит бюджета - главный источник инфляции (поскольку - повторим – для его покрытия требуется эмиссия «пустых» денег). Это, далее, ограничение эмиссии, продажа ценных бумаг, повышение процентных ставок в сберегательных банках, вплоть до проведения денежных реформ, которые обычно повышают уверенность населения в стабильном будущем, то есть снимают так называемые инфляционные ожидания, заставляющие людей как можно скорее тратить свои деньги (у экономистов это называется «бегством от денег»), тем самым ускоряя оборот денег и усиливая инфляцию. Но вернемся в 1992 год. В условиях паралича прежних нерыночных механизмов невозможно было выйти из положения без финансовой стабилизации. Невозможно было создать новые, теперь уже рыночные механизмы обращения товаров и других ресурсов. Невозможно было и переключить предпринимательскую активность из спекулятивной в производственную сферу, привлечь в нее как отечественные, так и зарубежные инвестиции. Теперь, надеюсь, читателю понятно, почему первое, чем занялось новое правительство, приступая к реформам, было резкое сокращение бюджетного дефицита, который, как уже говорилось (в предшествующей главе), к концу 1991 года достиг заоблачных высот. Дефицит бюджета может сокращ
BNE: В основу всего были положены либерализация экономики и финансовая стабилизация, институциональные изменения (приватизация, изменения системы управления и хозяйственного законодательства), структурная политика; большое внимание уделялось социальной политике. Для первого этапа ключевой проблемой признавалась инфляция, для второго этапа - усиление хозяйственных мотиваций и их ориентация на производство, создание активного предпринимательства и слоя эффективных собственников, для третьего этапа – проблема инвестиций. В Программе были подробно расписаны мероприятия, необходимые для решения этих проблем (при разных вариантах реального хода событий), а также денежные и финансовые пропорции, изменения в структуре цен, изменения в системе налогообложения и государственных расходов и многое другое Хочется сказать: какими же они были наивными, эти энтузиасты и идеалисты начала девяностых годов! Они, конечно, понимали (об этом и в тексте Программы было сказано), что их планы встретят сопротивление, что будут трудности – но чтобы сопротивление было такое ожесточенное и трудности столь велики - этого они явно себе представить не могли. Заглядывая, как им казалось, в далекую даль, они говорили об «...импульсе к экономическому росту, заметные признаки которого должны начать сказываться уже в 1996 году». В 1996-м! И далее: «В этом году Россия уже должна иметь качественно иную экономику: демилитаризованную; социально ориентированную, работающую на нужды людей; открытую; с сильным частным сектором, окрепшим предпринимательством; с работниками, усвоившими новые нормы трудовых отношений; с развитой системой социального партнерства; с социальным обеспечением, способным поддержать тех, кто в нем действительно нуждается, и вместе с тем соответствующим экономическим возможностям страны; с государством, взимающим умеренные налоги и экономно расходующим средства налогоплательщиков. Эта экономика еще не обеспечит гражданам России высокого достатка. Но в ней уже будет заложен потенциал роста и будущего процветания». (Курсив мой – Л.Л.) Что касается самой Программы углубления экономических реформ, то ее судьба сложилась, можно сказать, трагически. Предполагалось, что она будет принята не только правительством, но и Верховным Советом и потому в газете «Деловой мир» была опубликована лишь как Проект. Руки у Верховного Совета, по причинам, которые легко понять из нашего дальнейшего рассказа, до утверждения этого документа не дошли. А менее чем через полгода Правительство было отправлено в отставку, и Программа канула в Лету… Надо сказать, что это была не единственная Программа, - в тот период существовали и другие, обнародованные различными группами ученых и политиков, общественными организациями разного направления, в том числе прямолинейно антирыночного, завуалированно антирыночного (когда авторы клянутся в верности курсу реформ, но в конкретных предлагаемых мерах далеко отходят от него), и рыночные по своему существу, но понимающие рынок и пути его построения по-иному, нежели «команда Гайдара». Если что и объединяет столь разношерстную публику, так это две вещи: Во-первых, резко отрицательное, враждебное отношение к курсу действовавшего на тот момент времени Правительства Российской Федерации и Президента Ельцина, причем, как правило, авторы (даже солидные и вполне интеллигентные ученые) не очень сдерживают себя при выборе ругательных выражений («бестолковая экономическая политика» – это самый деликатный отзыв о политике Правительства великой страны, встречаются характеристики и похуже: «распродажа Родины», «жидо-масонский заговор» и тому подобное). Чрезмерная политизированность, на мой личный взгляд, портила даже серьезные научные разработки, выходившие в то время из-под пера некоторых сотрудников академических институтов. В них порой можно было найти толковые, обоснованные конкретные рекомендации, вполне вписывавшиеся и в политику действующего правительства. Но я могу понять тех его сотрудников, которые, прочитав во вводной части серию ругательств по своему адресу, откладывали такую программу в сторону… Во-вторых, абсолютно одинаковые и вполне очевидные (как говорится, хорошо быть молодым и здоровым!) цели предлагаемого экономического развития: достижение высокого уровня и качества жизни населения, обеспечение устойчивых и высоких темпов экономического роста, укрепление суверенитета и обороноспособности страны, развитие человеческого потенциала и гармонизация социальных отношений и так далее, и тому подобное. Как будто бы кто-нибудь был против всего этого? В Программе углубления экономических реформ такого перечисления нет, но все предусмотренные в ней меры, последовательность практических действий и конкретные расчеты, конечно же, направлены на достижение всех этих и других подобных целей. Но вот что хуже: многие оппоненты в своем политизированном анализе не гнушаются искажать принципы, убеждения и действительные цели реформаторов, стремясь вызвать отрицательное отношение к ним в разных слоях населения. Вот как это делалось. Вчитаемся в следующий вполне научный и, казалось бы, логичный текст: «Экономическая политика с 1992 г. формируется под определяющим влиянием ложной дилеммы : либо рыночная экономика, либо государственное регулирование». (Доклад «Основные направления экономической политики государства», 1994 год, курсив авторов – ученых Отделения экономики РАН). Но эта дилемма не просто ложная! Она надуманная, вернее – придуманная авторами! На самом деле она могла звучать иначе: либо рыночная экономика, либо система централизованного планирования и управления народным хозяйством. Чувствуете разницу?[7] Что же касается средств и методов государственного регулирования экономики, то они нисколько и никогда не отрицались и не игнорировались реформаторами. Достаточно перечитать ту же Программу углубления экономических реформ, чтобы убедиться в этом. В Концепции программы говорится четко: «… либерализация экономики означает ограничение возможностей вмешательства государства в процессы ее функционирования. Ставка делается на саморегулирование и самоорганизацию. Правительство имеющимися в его распоряжении средствами может лишь направлять естественно протекающие процессы, удерживая в определенных рамках их негативные последствия и ускоряя появление позитивных результатов» Не устранение государства из экономики, а ограничение возможностей вмешательства, но и не «планирование и управление» по постановлениям ЦК КПСС, а способность «направлять естественно протекающие процессы» – все это и есть государственное регулирование экономики, как оно трактуется в любом современном учебнике по этой дисциплине. В Программе углубления реформ есть разделы: «Структурная политика», «Методы (обратите внимание!) государственного регулирования регионального развития», «Промышленная политика», «Приоритетные проблемы» и многие другие, в которых развиваются эти принципиальные установки. Как видим, ничего похожего на дилемму, которой якобы руководствуются реформаторы, на самом деле здесь нет. Как упоминалось, чрезмерная политизированность – порок процитированного доклада, как и иных подобных программных документов. Действительно, в них, наряду с инвективами и неприемлемыми предложениями, возвращающими нас в коммунистическое прошлое, есть, как сказано, и вполне приемлемые, полезные - эту бы энергию да в мирных целях… И вообще, в противостоянии реформаторов и антиреформаторских сил, возглавлявшихся жаждущими реванша коммунистами, большинство видных деятелей академической экономической науки фактически оказались на стороне последних. Это трагедия для страны. Ведь поддержав реформы в целом, они, с их опытом и знаниями, могли бы помочь молодым коллегам, возложившим на себя тяжелое бремя практического реформирования экономики, избежать ошибок и просчетов (таких ошибок, конечно же, было немало). Но не захотели. Россия, как мы знаем, затянула реформы; они дороже, чем можно было, обошлись ее населению. Несомненно, что этому способствовало, среди прочих, и указанное обстоятельство. 1.4. Двоевластие. Или как была сорвана «шоковая терапия» Пользуясь ситуацией, Хасбулатов и руководимые им законодатели захватывали, присваивали себе все более широкие властные полномочия. Например, верный по существу принцип контроля представительной власти за государственными финансами был подменен принципом неограниченного вмешательства депутатов в процесс разработки и исполнения бюджета. Они брали на себя даже пересмотр показателей бюджета на стадии его исполнения, иной раз принимая поправки, как тогда говорили, «с голоса», то есть без расчетов, тщательного взвешивания. Был случай (в июне 1992 года), когда Верховный Совет России в течение нескольких минут проголосовал за удвоение расходов федерального бюджета. Разумеется, без какого бы то ни было указания на источники доходов для покрытия неизбежного дефицита. Порой возникала путаница, когда решения по одним и тем же вопросам могли принимать президент, премьер-министр и председатель Верховного Совета, причем решения эти, как нетрудно догадаться, не совпадали. Более того, органы государственного управления на местах часто получали указания, прямо противоречившие друг другу. Особенно пагубным было то, что противоречивые указания порой давались Правительством и Верховным Советом Центральному банку - о политике учетных ставок, денежной эмиссии и номинации денежных знаков, о взаимоотношениях с другими странами СНГ. Надо добавить, что председатель Верховного Совета имел собственный (внебюджетный) стабилизационный фонд, средства из которого направлялись на поддержку произвольно выбранных им предприятий (а фактически на поддержку политически близких ему директоров). В результате всего этого уже к середине 1992 года в стране вполне оформилась классическая ситуация двоевластия. Причем двоевластие было порождено как нечеткостью конституционных положений, так и самим фактом острой политической борьбы между президентом и большинством депутатского корпуса. Понятно, что более всего такая ситуация сказывалась на эффективности экономической политики, и конкретно - на возможности Правительства реализовать задачи макроэкономической стабилизации. Еще 18 января Президент выступил в Верховном Совете с первым анализом хода экономической реформы. Он сказал: «Реформа еще не стала необратимой, ее нетрудно сорвать. Но если мы потеряем несколько месяцев, то только усилим испытания нашего многострадального народа. И все равно рано или поздно вернемся на тот путь, которым идем сегодня». Парламентарии не вняли предупреждению. В первых числах апреля, на VI Съезде народных депутатов, ими была предпринята первая весьма драматическая попытка срыва реформы. Только благодаря решительной позиции правительства, заявившего о своей готовности немедленно уйти в отставку, депутаты включили в постановление съезда пункт о поддержке курса на переход к рыночной экономике. С другой стороны, депутаты включили целый ряд пунктов, внешне проникнутых заботой о благе людей, поддержке производства и т.п., а по существу перечеркивавших жесткую финансовую и бюджетную политику, проводившуюся правительством. Это дело обычное для так называемого популизма. Предлагается рост зарплаты, компенсация обесценивающихся из-за инфляции вкладов, сокращение налогов, денежная поддержка предприятий, не находящих сбыта своей продукции, и так далее - кто скажет, что все это плохо, неблагородно? Но все это неминуемо увеличивает дефицит государственного бюджета, а значит, как уже объяснялось выше - раскручивает инфляцию. От нее всем, и в первую очередь «одаренным благородными решениями», станет только хуже. Вот вам и забота о благе народа! У меня в архиве сохранилась справка об анализе постановления VI съезда народных депутатов «О ходе экономической реформы в Российской Федерации», подготовленная по свежим следам экономистами Рабочего центра экономических реформ при правительстве. В ней делается приблизительный (поскольку некоторые пункты постановления носят неконкретный характер) расчет бюджетного дефицита, которым грозил этот документ. Прогноз оказался наредкость точным. Цитирую: «Такой бюджетный дефицит приведет к ускоряющемуся росту цен. Инфляция к концу года по сравнению с нынешним уровнем может составить 300-400%, а по сравнению с соответствующим периодом прошлого года 1600-2000%.»[8] И далее: «Гиперинфляция уничтожит не только трудовые сбережения, но и всякие стимулы к производительному труду». После VI съезда период «шоковой терапии» закончился. Если продолжить медицинскую аналогию, то уместно привести анекдот, придуманный, если не ошибаюсь, известным предпринимателем К.Бендукидзе: чтобы долго не мучаться, принимая лекарства, хронический больной предпочел лечь на операцию; только ему вскрыли живот, он вскакивает с операционного стола и кричит: мне больно, хочу лекарственной, щадящей терапии! Правительству пришлось пойти на компромисс. Оно смягчило прежде довольно жесткую денежную политику. Было сменено руководство Центрального Банка России. Усилилось давление на правительство и президента с требованиями усиления финансовой поддержки предприятий, испытывавших естественные для переходного периода трудности – и правительство начало поддаваться этому давлению. С мая по август 1992 года было принято около двух десятков Законов Российской Федерации, Указов Президента и Постановлений правительства о дополнительном финансировании, увеличивавших годовой бюджет на 2,5% ВВП. Новый руководитель Центробанка В.Геращенко, работавший в этой должности еще в бывшем Госбанке СССР, своеобразно понимал задачи центрального банка страны. Во всем мире эти задачи состоят в регулировании и поддержании устойчивости валютно-денежной системы, в условиях же советского социализма заботой банка была поддержка и развитие производства, поскольку оно было сплошь государственным, как и сам банк. Эти принципы В.Геращенко перенес и в новые условия. Выдававшиеся Центральным банком кредиты предприятиям на пополнение оборотных средств и на инвестиции, были льготными (то есть с низкими, а иногда и нулевыми процентами). В условиях высокой инфляции это приводило к массовым задержкам их поступления к получателям, так как банки, через которые эти деньги проходили, многократно их «прокручивали». Особенно большой общественный резонанс вызвала так называемая кампания по взаимному погашению долгов предприятий - казалось бы, благое дело, но оно потребовало колоссальных кредитов Центробанка, значительная часть которых по существу представляла собой бюджетные выплаты. В июле и августе кредиты росли с небывалой быстротой: по 50% в месяц. Такая политика, конечно, принесла некоторые плоды. Спад промышленного производства прекратился. Более того, в сентябре-октябре объем производства начал было расти (в сентябре по сравнению с августом - более, чем на 10%!). Сократилась взаимная задолженность предприятий, уменьшились ставшие к тому времени массовыми задержки зарплаты. Впору было трубить победу. Но это была воистину Пиррова победа… Вспомним: в первом квартале федеральный бюджет был практически бездефицитным, в июле дефицит достиг 8,2%, за восемь месяцев - 10,8% ВВП. А дефицит, как мы знаем - это сигнал к инфляции. К тому же в июле парламент принял «Закон о бюджетной системе Российской федерации на 1992 год», в котором по сравнению с представленным правительством вариантом доходы бюджета были увеличены на 4%, расходы - на 10%. [9] Еще один толчок к инфляции... Если весной-летом 1992 года темпы инфляции несколько снизились, то было это следствием достаточно эффективного контроля за денежной массой в первые месяцы года. Но в силу изложенного, уже во втором полугодии страна встретилась с новым всплеском инфляционных процессов. Что же касается успехов в области сокращения спада производства, или снижения взаимной задолженности предприятий, или задержек с выплатами заработной платы, то, забегая вперед, отметим: и то, и другое, и третье очень скоро вернулось в прежнее состояние. Более того, в начале 1993 года ситуация во всех этих областях существенно ухудшилась. Обычно на первом этапе рыночных реформ сразу после ценовой либерализации начинается процесс финансовой стабилизации - как видим, в России этого не произошло. И это было неизбежно в условиях действовавшей тогда Конституции и при сложившемся распределении политических сил. А если сказать проще - в условиях двоевластия. Правительству пришлось сосредоточить свои усилия на борьбе с новым ускорением инфляции, падением обменного курса рубля. Во втором полугодии это стало для него одной из основных макроэкономических проблем. Была предпринята новая попытка изменения финансовой стратегии. В сентябре-ноябре вновь были резко сокращены расходы государства. Почти одновременно - в октябре-ноябре произошел значительный рост налоговых поступлений (начало сказываться введение налога на добавленную стоимость, правительство получило возможность собирать жатву инфляционного налога и т.д.). В результате осенью дефицит республиканского бюджета России начал снижаться. Правда, при этом возникла задолженность бюджета перед учреждениями социальной сферы по оплате труда, нарушились расчеты за поставки вооружений, расчеты с сельским хозяйством и т.д. Напряжение в обществе усиливалось. Газеты были полны все новых и новых вариантов программ выхода из кризиса. Голос правительства с его трехлетней Программой углубления реформ тонул в море аналогичных документов, выдвигавшихся Союзом промышленников и предпринимателей, экономическими институтами Академии наук, рядом других. Под каждую из этих программ подводилась теоретическая база. Если очень коротко обобщить, разные научные воззрения здесь скрещивались, так сказать, в двух плоскостях. Во-первых, между «шоко-терапевтами» и сторонниками постепенных преобразований (это называется теорией «градуализма» или «эволюционным подходом»), во-вторых, между приверженцами двух широко известных в мире научных направлений – монетаризма и кейнсианства. Теперь-то уже известно, что исторический спор между первыми двумя направлениями был решен практикой: страны, пошедшие по градуалистскому пути (в том числе и Россия, где «шоковая» терапия, как мы видели, была очень быстро свернута), надолго задержались в состоянии глубокого экономического кризиса, а их антиподы - Польша, Эстония, Словения, Чехия - одержали впечатляющие успехи, через два-три года после «шока» преодолели кризис и возобновили устойчивый экономический рост. Но в рассматриваемое время это еще было не так очевидно, как теперь. Что касается монетаризма и кейнсианства, то здесь вопрос сложнее. В мировой экономической науке борьба между этими (и некоторыми другими) ведущими направлениями продолжается уже несколько десятилетий с переменным успехом. И то, и другое течение оказало влияние на экономическую политику многих развитых стран. Кейнсианцы - последователи великого английского экономиста Дж.Кейнса - настаивают на необходимости активного государственного вмешательства в ход экономических процессов; монетаристы (последователи американского экономиста, нобелевского лауреата М.Фридмэна) - сторонники широкой либерализации, свободы рынка и во главу угла ставят роль денег в экономике. Кейнсианцы всегда предлагали бороться со спадом экономики, если он случается, путем искусственного (с помощью эмиссии денег) расширения совокупного спроса на продукцию, монетаристы же считают необходимым прежде всего создать условия для инвестиций в расширение производства продукции, для чего добиваться финансовой стабилизации экономики. На протяжении всей книги мы будем наблюдать, как эти теоретические положения отражаются на предложениях, требованиях и главное - действиях разных политических сил в России... В декабре 1992 года на бурном VII съезде народных депутатов, после сложных политических игр, Е.Гайдар был сменен на посту руководителя правительства В.Черномырдиным. В результате этих событий бюджетная политика была вновь ослаблена и во второй декаде декабря начался уже не всплеск, а взлет инфляции - совершенно реальным стало погружение страны в гиперинфляционную пучину. 1.5. Был ли 92-й год потерян для реформ? В начале 1993 года, незадолго до известного референдума (о котором речь впереди) Руслан Хасбулатов категорически заявил, что 1992 год «потерян для реформы» и что он, Хасбулатов, правильно с самого начала требовал отстранения от власти «правительства Гайдара» Тут надо вспомнить, что в стране осуществлялись параллельно две социально-экономические политики: реформаторская политика Президента и Правительства с одной стороны, и противостоящая ей политика Верховного совета (в лице его «левого» большинства) - с другой. И мы испытывали на себе не каждую из них в отдельности, а результат их взаимодействия. Это означает, что за все, что происходило в стране, по меньшей мере, равную ответственность должны нести две власти - исполнительная и законодательная. Но последняя, будучи вполне реальной, действующей властью, почему-то присвоила себе звание «оппозиции» и удобно устроилась: за все трудности, просчеты и недостатки отвечает правительство, а они, депутаты, создающие законы, по которым живут и правительство, и вся страна - тут ни при чем! Конечно, фактическое двоевластие не могло не отразиться на проводимых преобразованиях. Но суждение о том, что первый год реформы был для нее потерян, носило чисто политический характер и было обычной спекуляцией на трудностях, которые переживал народ. Год был действительно трудным - снизился уровень текущего благосостояния населения, упали объемы производства и строительства (хотя, как мы знаем, спад начался задолго до этого года), не лучшие дни переживала наука. Но что тут удивляться? Это был (не первый, но, к сожалению и не последний) год расплаты за семь с лишним десятилетий социалистического хозяйствования, за жизнь в долг у будущих поколений, то есть, в частности, и у нас с вами... Если же иметь в виду реформу как таковую, то чтобы оценить, потерян ли год, надо обратиться к тем процессам, которые составляют ее существо. Тем процессам, которые должны были перевести экономику страны на рыночные рельсы, только и способные, как показал исторический опыт, направить наш паровоз не к коммуне, а к свободной, благополучной и цивилизованной жизни, вернуть российский народ в мировое сообщество. Но только слепой мог не видеть, сколько изменений, несмотря ни на что, произошло в первом году реформ. Не только об освобождении цен и начале заполнения прилавков идет речь. Принципиально изменились отношения между предприятиями - господствовавший в советские годы бартер был серьезно потеснен, для предприятий стало главным не «достать» предметы материально-технического снабжения, а купить их, и не бездумно отгрузить продукцию по разнарядке, а продать, предварительно изучив рынок, поторговавшись о цене. До реформ экономисты призывали «покончить с диктатурой производителя», считая ее одним из главных пороков действовавшей системы. Теперь она отпала сама собой... Возникли, наоборот, так называемые «спросовые ограничения», которые стали определять объемы производства, а во многом и качество продукции. Госзаказ перестал быть всеобщим средством давления на предприятия: по существу, государство стало выступать как равноправный агент, закупающий продукцию лишь для ограниченного круга именно государственных нужд. В 1992 году ассортимент продуктов и непродовольственных товаров, хотя и скромный по современным мировым понятиям, уже включал все необходимое для жизни. Тем самым началось создание стимулов к труду: есть только одно средство добыть деньги для покупки этих продуктов и товаров (имею в виду честное средство) - больше и лучше работать. В этом году мощное развитие получила частная торговля. Кое-кто увидел в этом минус: становимся, мол, «страной лавочников». Взгляд крайне ограниченный и недальновидный. Самоцитирование - вещь не очень популярная. Но все же повторю то, что писал в одной из газет в начале 1993 года: «Прежде всего подумаем вот о чем. Из ста уличных торговцев, может быть, один, наиболее удачливый, завтра станет владельцем киоска, лавочником; из ста лавочников один, наиболее умелый и оборотистый, скопит капитал на магазин, потом на оптовую базу, станет настоящим купцом, потом, может быть, один из крупных купцов, наиболее образованный и дальновидный, вложит накопленный капитал в сооружение фабрики и завода...». Конечно, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но первый шаг в этом направлении был сделан именно в 1992 году! А сегодня можно было бы привести десятки, как говорят американцы, success stories - «историй успеха», почти в точности повторяющих описанную последовательность событий. Одним из приметных явлений 1992 года были товарные биржи. Собственно, появились они несколько раньше, сначала дополняя, а потом и вытесняя прежнюю административную систему материально-технического снабжения производства. В 1992 году они пережили настоящий бум, многие их участники скапливали на биржевых сделках первые состояния, становились теми, кого вскорости стали называть «новыми русскими». Впрочем, может быть, полезнее было то, что они скапливали не только состояния, но и ценнейший опыт - опыт рыночной деятельности, которого так России не хватало. Хотя и с некоторой задержкой, с середины этого года начался процесс приватизации. Не все получилось с ваучерами - это тема отдельного разговора. Но все же :цифры говорят за себя: всего за один год в России появилось 50 тысяч частных предприятий, были акционированы сотни крупных и даже крупнейших заводов и фабрик. Значит, и здесь тезис о том, будто бы год остался потерянным для реформы - несостоятелен. И вообще, на каждом шагу любому непредубежденному наблюдателю бросались в глаза изменения. Реклама на улицах, на телевидении, по радио, в газетах и журналах, повсюду - день ото дня становилась (нравится ли это или не нравится кому-то - другой вопрос!) более назойливой, яркой, вездесущей. Сначала ей занимались исключительно частные фирмы, потом понемногу стали овладевать этим искусством и государственные предприятия. В ней даже стали проявляться первые черточки конкуренции. Например, 16 сентября 1992 года в газете «Деловой мир» под заголовком «Документ эпохи» была опубликована рекламная листовка, где Магнитогорский комбинат предлагал металл «по цене на 10-15% более низкой, чем любые другие предприятия СНГ»... Появились не только биржи, но и многочисленные коммерческие банки, аудиторские и консалтинговые фирмы, и многое из другого, что в совокупности называется рыночной инфраструктурой. Появился пусть пока незначительный, но растущий слой самостоятельных хозяев, в том числе и на земле. Первые плоды принесла либерализация внешней торговли. Но на начальном этапе свобода оказалась чрезмерной, российские предприниматели не были к ней готовы. Порою они конкурировали между собой на внешних рынках, взаимно снижая цену на вывозимые товары, импортировали скупленные подешевке залежалые и просто недоброкачественные изделия, а потом заваливали ими отечественные прилавки, и так далее. Поэтому правительству пришлось прибегнуть к возврату некоторых ограничений в области внешней торговли, ввести импортные и экспортные пошлины, состав которых со временем изменялся в зависимости от экономической конъюнктуры и изменений приоритетов экономической политики. Не все удалось правительству реформаторов. Намеченная им программа была выполнена не до конца, часть прогнозов или, скажем так, обещаний не оправдалась. Главное, не получилась финансовая стабилизация - несмотря на все усилия правительства, инфляция продолжалась, а к концу года даже стала угрожающе раскручиваться. И это отозвалось на всем дальнейшем ходе событий, вплоть до наших дней. О причинах сказано, повторять не стоит. И еще: не удалось разрушить исторически обреченную, бесплодную колхозно-совхозную систему на селе, отдать крестьянам по праву принадлежащую им землю. В этом можно было считать год потерянным, но задача окончательно не решена и до сих пор. Подведем короткий итог. Нет, год 1992-й в целом не был потерян для реформ. Но его нельзя назвать и удачным стартом, после которого процесс реформ пошел бы так, как задумывалось, без сучка и без задоринки. К сожалению, как мы знаем, этого не случилось. То громче, то тише звучали все прошедшие годы упреки в «провале реформ» и обвинения реформаторов в том, что они пошли методом «шоковой терапии», а не более «мягким, щадящим», в том, что это именно они, реформаторы, принесли народу тяготы и страдания.. О том, в какой мере эти обвинения справедливы, можно судить по примеру Эстонии, начинавшей реформы в исходных условиях не просто похожих на российские, но, собственно, в тех же самых. 1.6. Истина познается в сравнении Как и все другие бывшие советские республики, ставшие самостоятельными государствами, Эстония полной мерой хлебнула тех трудностей, которые были связаны с переходом от социалистического хозяйства к рынку. На ее долю к тому же выпали испытания, вызванные отлучением от сложившихся источников сырья, особенно энергоносителей - разрыв хозяйственных связей куда больнее отзывался в малых странах, нежели в России. Люди испытали полную чашу страданий в холодную и голодную зиму 1991/92 года, когда в домах не работало отопление и многие, кому удавалось, уезжали из столицы в деревню, где можно было хотя бы протопить печку дровами. В магазинах были пустые полки, а старики неделями дежурили у почтовых отделений, дожидаясь своей скудной пенсии... Как и в России, здесь забушевала инфляция, например, только за январь 1992 года цены выросли почти вдвое (причем здесь цены и без того были очень высоки: частично их начали освобождать раньше, чем в России, еще с 1989 года). Вот в таких условиях и было принято смелое решение: в кратчайшие сроки, без промежуточных этапов покончить с инфляцией, для чего провести денежную реформу и восстановить собственную валюту - эстонскую крону. Проект реформы был разработан группой эстонских экономистов (Э.Сависаар, С.Каллас и др.) при участии бывшего тогда ярым поборником «шоковой терапии» американского профессора Джеффри Сакса - кстати, того самого, который на начальном этапе российской реформы был одним из советников правительства президента Б.Ельцина и подвергался нападкам в парламенте и прессе за якобы «вредные монетаристские рекомендации». Разработке проекта содействовал также Международный валютный фонд (опять-таки обвинявшийся российскими противниками реформаторского курса во всех смертных грехах). Был избран вариант предельно жесткой кредитно-финансовой политики - примерно аналогичной тому, что на первом этапе пыталось проводить в России правительство Ельцина-Гайдара. Надо ли объяснять, что такой курс очень серьезно сказался на жизненном уровне населения? Но люди держались.[10] И главное - здесь действовали заодно, согласованно все: правительство, парламент, центральный банк. Комиссия по денежной реформе во главе с премьер-министром Т.Вяхи обладала, по существу, чрезвычайными полномочиями. Было принято конституционное решение: запретить принятие дефицитных государственных бюджетов. 20 июня 1992 года начался обмен рублей на кроны - событие, круто изменившее всю жизнь страны. Крона была привязана к немецкой марке, причем банк эмитировал строго ограниченное количество денег, в меру имевшихся золотовалютных запасов - ни кроной больше. ( В пополнении валютных запасов сыграли роль два обстоятельства: возврат из западных стран части эстонского золота, вывезенного в 40-х годах, помощь Международного валютного фонда). Банк Эстонии стал работать только с коммерческими банками, отказавшись от прямого кредитования хозяйства, в том числе и аграрного сектора. Ни кроны государственных кредитов предприятиям, как бы они ни требовали, как бы ни жаловались на невозможность выплачивать людям заработную плату! Но резкий спад производства (достигший примерно 40%) вскоре прекратился. Замедлился, а потом и прекратился рост оптовых цен. Быстро стала расти заработная плата. Была проведена приватизация государственного сектора, причем многие крупные предприятия бывшего так называемого союзного значения просто перестали существовать (в свой первый приезд в Таллинн я видел в центре города пустые глазницы окон - как во время войны - знаменитых в прошлом радио- и кабельного заводов, в следующий приезд их здания сверкали мрамором, там обосновались новые банки и другие учреждения). Самый большой завод в Таллинне, «Двигатель», в советское время выпускавший атомные силовые установки и другую военную продукцию, был разделен на 13 предприятий; часть из них была приватизирована по отдельности, часть просто ликвидирована. Старт эстонских реформ был решительным, и последствия были в точности такие, какие описываются в современных учебниках: сначала была укрощена инфляция (сейчас, в отличие от России, здесь розничные цены на основные товары вовсе не растут уже несколько лет), спад производства замедлился, а с 1995 года возобновился его рост (в России - фактически только с 1999 года, хотя начинали реформы – напомню - одновременно). Средняя заработная плата в стране превысила 600 долларов в месяц (в два раза больше, чем в России), причем дифференциация доходов здесь существенно меньше, и значит, эта цифра ближе к реальности. Итак, есть две страны. Одна отказалась от «шоковой терапии», за что мы должны благодарить законодательную ветвь власти и экономистов – сторонников «щадящего», «эволюционного» пути. И другая – страна «классической шоковой терапии экономики». Может быть, нагляднее и объективнее всего покажет разницу в их развитии простенькая табличка: Валовой внутренний продукт на душу населения (по паритету покупательной способности, долларов) Россия Эстония 1993 4950 3803 1996 6742 6645 1999 6067 8519 2002 7924 10320 Источник: Российский статистический ежегодник. Официальное издание. 2004г., с.с. 685, 687, 689, 693. Словом, теперь жители Эстонии считают реформу хотя и трудным периодом - но давно пройденным периодом истории. Совсем иначе развивались события в России, где «шоковая терапия» была прервана, по существу, так и не начавшись. А ведь и мы могли бы действовать так, как действовали соседи. И, может быть, жили бы соответственно. [1] Кстати, бывший генерал КГБ Н.Леонов (См. его «Крестный путь России, 1991-2000. Часть 1») полагает, что он «подловил» Гайдара: дескать, вклады инвестировались в народное хозяйство, и потому за ними стояли «реальные активы» - заводы, фабрики и т.д. Видимо, не будучи экономистом, он не понимает, что стоимость разрушающихся активов, не способных давать прибыль, в рыночных условиях равна нулю. Между тем, именно такой, разрушающейся, была советская экономика в последние годы своего существования. Кроме того, часть вкладов не инвестировалась и, по идее, должна была оставаться в резерве. Но и она, не только по упомянутому в предшествующей главе признанию председателя Госплана СССР Н.Байбакова, но и по свидетельству самого М.Горбачева, использовалась для пополнения денежных резервов государства. Она была полностью растрачена советским режимом. Наконец, слова об «ограблении старушек» опровергаются проведенными в 1991 году обследованиями вкладов. Выяснилось, что лишь несколько процентов вкладов хранили более 80 процентов денег, они, естественно, принадлежали не «старушкам», а подпольным миллионерам-цеховикам, загранработникам, генералам и т.п. А самые массовые вклады (видимо, тех же старушек) были ничтожны по объему. Не о них, значит,, беспокоились «защитники бабушек», требуя возвращения вкладов… [2] Экономика переходного периода. 1991-97. С. 943 [3] Богомолов О. ШОКОВЫЕ ТЕРАПЕВТЫ РОССИИСКОЙ ЭКОНОМИКИ — ОТ ГАЙДАРА ДО… (Н
BNE: 7 декабря 2006, 13:58 Ельцин нарушил молчание В честь юбилея СНГ Борис Ельцин нарушил долгое молчание и дал интервью «Российской газете», где рассказал и о распаде СССР, и о создании Содружества, и, главное, о его будущем. Первый президент России отметил, что развал СССР был неизбежен, поскольку экономическая ситуация в конце 80−х, в 90−м и начале 91−го года «приближалась к коллапсу», а внутри Союза произошло несколько кровавых конфликтов – «война в Нагорном Карабахе, страшные события в Тбилиси, в Прибалтике». «Некоторые политики с короткой памятью пытаются нарисовать эдакую странную картину. Вроде того что был замечательный, мощный Советский Союз, где платили пенсии и зарплаты, давали бесплатно квартиры и исправно выдавали путевки в санаторий. И вдруг собрались в Беловежье руководители трех национальных республик, подписали соглашения, какие-то бумажки, и после этого могучий Советский Союз развалился. Понятно, что это бред», — отметил Ельцин. Добавив, правда, что сам немного ностальгирует по советскому времени. Хотя и «не стоит забывать, что в последние годы в СССР людям жилось очень тяжело. И материально, и духовно. Все сейчас как-то забыли, что такое пустые прилавки. Забыли, каково это – бояться высказать собственные мысли, идущие вразрез с «генеральной линией партии». А забывать это ни в коем случае нельзя». Развал Союза был, увы, закономерным и очень трудным – центробежные силы в республиках были очень сильны. Однако сохранить его надо было хотя бы в виде СНГ. Не было и никаких секретных документов, касающихся распада Советского Союза и создания СНГ. «Все, что происходило тогда в декабре 91−го года, известно по часам, минутам. К счастью, практически все действующие лица того времени живы, многие уже написали мемуары о тех событиях. Ни одного секретного документа не могло быть, потому что все принципы объединения должны были быть понятны людям», — сообщил «РГ» Борис Николаевич. Что же до будущего СНГ, то Ельцин убежден – ему не грозит скорый развал: «Содружеству уже пятнадцать лет прочат распад, периодически то один лидер государства, входящего в СНГ, то другой сообщает, что собирается покинуть Содружество, но проходит время, и они как ни в чем не бывало продолжают работу в составе Содружества. СНГ живет, решает сложные задачи взаимоотношений между государствами, развивается. В первые годы существования СНГ и золотого запаса у России почти не осталось, и нефть стоила от 8 до 14 долларов за баррель, и многомиллиардные кредиты на нас давили, но СНГ мы все-таки сохранили, вот уже пятнадцать лет никак «развестись» не можем. Значит, и не надо этого». «К счастью, мы обречены быть вместе», — резюмировал первый президент России.
BNE: Гости:Эдуард Шеварднадзе Ведущие:Андрей Черкизов 30.12.2006 А.ЧЕРКИЗОВ: Добрый вечер, Эдуард Амбросиевич. Меня очень завлекла идея попросить Вас дать интервью в день, накануне 15-летней отставки Горбачева. 25 декабря 1991 года Михаил Сергеевич сказал, что он ушел. И что Советского Союза все, больше нет. Я помню, как мы очень трудно понимали, что нет страны, в которой мы все жили. Ее нету, все, в Кремле другой хозяин. Еще вчера в Кремле было два хозяина – Ельцин и Горбачев, а теперь один хозяин – Борис Николаевич Ельцин. Флаг над Кремлем снят, новый флаг – флаг России, триколор, поднят, но он собственно и висел. Это для меня было событие ожидаемое, но грустное. А для Вас? Отставка Горбачева, распад Советского Союза, его по сути дела смерть - все этого государства больше нет, пусто. Как Вы это восприняли? Как Вы про все это узнавали? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Кое-что придется вспомнить. Я помню, вначале родилась идея создания какого-то славянского союза: Россия, Украина, Белоруссия. Но о Советском Союзе речь тогда не шла. Главной задачей они считали - создание славянского союза. А.ЧЕРКИЗОВ: Но они ждали еще Нурсултана Назарбаева, но он не приехал. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет. Назарбаева тогда не ждали. А.ЧЕРКИЗОВ: В Беловежской пуще? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет, потом. Это уже потом, после Беловежской пущи. Когда собрались втроем, они говорили о возможности создания славянского союза. Но когда эти слухи разошлись, в самой России возникли противоречия. Потому что Россия – не только славянская страна, там живут другие народы, целые автономии, целые Республики: Башкортостан, Татарстан, Ингушетия, Чечня и другие. Когда эта проблема обсуждалась, Горбачева не было в Москве, он отдыхал в Форосе, в Крыму. Та встреча, о которой я вам говорил, это была первая встреча. Потом Горбачев вернулся. Я уже в отставке. А почему я ушел в отставку? Я публично объявил об этом, я не могу убедить людей, моих соратников в том, что контрреволюция наступает. Что от нашей демократии ничего не останется. Среди контрореволюционеров было много военных, они стояли где-то 70 км от Белого Дома. В это время я и выступаю, подаю в отставку. Между прочим, это был съезд народных депутатов. А.ЧЕРКИЗОВ: декабрь месяц. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: В декабре. А.ЧЕРКИЗОВ: 1990 года. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Да. И весь зал стал аплодировать. Выступил Лихачев, академии, помните, из Петербурга, замечательный человек, был депутатом. И он сказал, прошу Эдуарда Амбросиевича остаться на своем посту. Он хороший министр и он нам нужен, нашей стране нужен. Я сказал, что этого не будет. Слово обратно не возьму. Потом приехал Горбачев и он сочинил документ о новом Союзе, обновленном Союзе. И разослал всем президентам, в том числе и Назарбаеву и всем другим. Естественно, три экземпляра получил Ельцин. В этом документе были условия необходимые для членов нового Союза. Там же было уточнение, приписка, любая страна, например, Украина, может внести любые изменения в этой Конституции. Но это Конституцией не называлось. Может внести эти изменения после того, как она подпишет договор. Ельцин сказал: я подпишу, двое не согласились – Шукевич и Кравчук, Украина и Белоруссия. Согласились и решили ночью посидеть и написать новый документ совсем другого плана, о новом союзе. Втроем они договорились, к рассвету закончили работу, подписали и послали Горбачеву. Предложения Горбачева не предусматривали разрушения Советского Союза, развал Советского Союза. Я хочу вам сказать искренно и откровенно, может быть, потому что я более чувствителен тем событиям, которые происходили, отсюда и моя отставка. Я знал, что рано или поздно Советский Союз развалится, но я не думал, что это так быстро произойдет. Я думал через 10-12, а может 15 лет. Но говорить об этом не говорил ни с кем, нельзя было говорить. Это мои размышления. А.ЧЕРКИЗОВ: Я прошу прощения, я могу вам сказать, что первый раз я спросил своего папу, что будет, если Союзные Республики захотят выйти из состава Советского Союза. Папа мне дал гениальный ответ: «Мы введем войска». Я сказал и что, зальем кровью? Это был 1968 год, мне было 14 лет, начиналась Прага, события, связанные с Брежневской реакцией на социализм с человеческим лицом. И мы с папой приехали в Вильнюс, и я его спросил, так что некоторые дети, а 14 лет - это еще детский возраст, эту опасность поняли несколько раньше, чем более высокие начальники, говорю себе в оправдание. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Я понимаю, вы были в прибалтийских странах или вы были в Польше? В Польше тоже самое происходило. А.ЧЕРКИЗОВ: Я говорил 1968 год, события в Праге. Мой папа - абсолютный сторонник ввода войск, я абсолютный противник ввода войск, вот так мы разговариваем. А Вы помните, что Конституция бухаринско-сталинская, там была норма – «право свободного выхода для Союзных Республик». Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Была такая. А.ЧЕРКИЗОВ: Совершенно верно. Я говорил, папа, я если Союзная Республика им воспользуется? Право-то у нее есть, оно в Конституции написано. Папа сказал: введем войска. Я сказал и что, кровью зальем? Так мы с ним разругались. Не сложно было поругаться 14-летнему с 50-летним папой. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Понимаю. Но позже были события в Польше. Тогда Валенса возглавил движение за полную свободу Польши и сам претендовал стать президентом. Президентом был Ярузельский, советский генерал, бывший советский генерал. Замечательный человек, очень образованный, очень приятный. Среди простого народа Валенса пользовался огромным влиянием и почти вся Польша поднимается против Ярузельского, против правительства. В это время я дважды бывал в Польше тогда, Ярузельский мне говорит: «Есть один человек, который может успокоить Польшу». Он еще просил, чтобы не в коем случае Советский Союз не вводил войска в Польшу. Я говорю: «О каком человеке идет речь?». «О Папе Римском». Он по происхождению, по национальности был поляк. Это первый случай, когда Папа стал не итальянец. Я полете в Рим, я с ним раньше встречался 2-3 раза, один раз вместе с Горбачевым, дважды – один на один. Объяснил ему, что ситуацию, сказал, что Польша погибнет, погибнут тысячи людей. Ваше слово, Ваше обращение. После меня полете туда Ярузельский. Ярузельский тоже самое говорил ему, я, говорит, не претендую, я завтра же уйду в отставку, в Польше прольется кровь. Поэтому нужен Ваш авторитет. Папа Римский дал согласие, прилетел в Варшаву и через телевидение обратился к полякам, между прочим, поляки с ним считались и гордились им. После его обращения наступление Валенсы остановилось, а Ярузельский подал в отставку, а потом были проведены выборы. Вот так было. Папа Римский тогда спас Польшу, по существу, на лицо была гражданская война, гражданская война жестокая, там военные и т.д. А.ЧЕРКИЗОВ: А вы знаете, как поляки выражали свой протест Ярузельскому и свою поддержку Папе Римскому? Потрясающий, с режиссерской точки зрения потрясающе красивый фокус. Когда шла вечерняя программа, аналог нашего времени, по-моему, это было 20.00, все поляки выходили гулять с собаками, телевизор не смотрел никто. Вся Польша выходила на улицы с собаками. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Понимаю. А.ЧЕРКИЗОВ: Вот так они протестовали против. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Но факт остается фактом, что Папа Римский приехал в Варшаву и он обратился к полякам. Это было решающее значение. Ярузельский подал в отставку, были назначены выборы, а потом Валенса стал законным президентом Польши. Сейчас там другой президент, Валенса… А.ЧЕРКИЗОВ: Там уже второй сменился. Вначале был президент Квасневский, а теперь президент Качинский. Их два брата-близнеца. Один - премьер-министр, а другой – президент. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Давайте вернемся в бумаге, которая была составлена в Белоруссии, в лесу. Вместо того, чтобы согласиться с соображениями Горбачева о новом Союзе, Обновленном Союзе. Горбачев понимал, что что-то нужно делать, что-то предлагать народу, и оппоненты тоже. И он предложил такую, вроде Устава, программу Обновленного Союза. Но я вам уже сказал, что двое не согласились, Ельцин, правда, сказал, что подпишет, но те сказали, что не подпишут. Сели, до утра работали со своими помощниками, написали новое положение, новый договор об Обновленном Советском Союзе. Вся трагедия состояла в том, что основой развала Советского Союза стали противоречия между Ельциным и Горбачевым. Ельцин – президент России. Когда наступала контрреволюция, Ельцин стал главнокомандующим вооруженными силами, которые дислоцировались на территории России, это уже сила. А у Горбачева нет никого, никакой армии нет. И Ельцин победил в ночь, о которой мы говорили, когда мы ночевали в Белом доме. На второй день, утром, после победы выступил Ельцин и сообщил народу, что контрреволюция побеждена, что победила демократия. После этого Горбачев попытался еще спасти положение, он внес предложил предложение создать Государственный Совет. А.ЧЕРКИЗОВ: Он его и создал Госсовет. В сентябре. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Да, создал Государственный совет. Он мне позвонил и говорит: я тебе предлагаю быть членом Государственного Совета. Но я не согласился. Потом министром иностранных дел назначил Панкина. Но потом он передумал, Панкин - его человек. У меня авторитет был солидный, поскольку 6-7 лет работал министром иностранных дел, объездил весь мир, имел большую практику общения с Западными странами, социалистическими государствами и т.д. Вдруг Горбачев предлагает другой вариант: мы имеем ввиду назначить тебя членом Государственного Совета и министром внешних сношений. Я тогда дал согласие, правда, со скрипом. Потому что мне уже не хотелось возвращаться на государственную работу. Мы тогда создали свою партию демократических реформ, была такая партия, очень хорошие люди, интеллектуалы пришли. Даже удалось провести первый съезд и утвердить Устав. А.ЧЕРКИЗОВ: По-моему, это была партия с Александром Яковлевым? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Мы были сопредседателями. Яковлев с отчетным докладом на первом съезде, выступил Шеварднадзе, Яковлев с докладом о задачах партии. Хорошая была партия, не очень многочисленная, в основном, это люди из Москвы и Ленинграда, тогда так называли, из Петербурга, из Сибири, их разных уголков России. Поскольку победил Ельцин, они втроем разработали новые положения Обновленного Союза. Не то, что предлагал Горбачев, новые положения. Три президента разрабатывают и одобряют эти положения, а потом в Алма-Ате, если не ошибаюсь, была назначена встреча президентов и предложили новые положения и все президенты одобрили. Это начала разрушения Советского Союза, развал Советского Союза. А.ЧЕРКИЗОВ: Послом Польши в СССР был Станислав Цесек, потом он стал Послом Польши в Российской Федерации. Я в декабре 1991 года, ближе к концу декабря поехал к нему рассказывать, как я придумал название государства СНГ. Государство по имени «снег». Декабрь, метет, государство по имени «снег». Пан Станислав меня послушал, пошел в свою закрытую комнатку, вынул оттуда бутылку водки, это тебе гонорар – хорошая идея, только, извини, растает быстро. Вот эта фраза пана Станислава Цесака стала для меня приговором СНГ – «растает быстро». Скажите мне, пожалуйста, Эдуард Амбросиевич, а в Грузии тем временем у власти первый президент – Звиад Константинович Гамсахурдиа. Что это был за человек? Чтобы вы понимали, почему я задаю такой вопрос, 1988 году, по-моему, Гамсахурдиа голодал, это был его знак протеста. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: О Грузии я расскажу потом, попозже. А.ЧЕРКИЗОВ: А каждую ночь к нему приезжала туда жена и его кормила. Это в это время был в городе Тбилиси в командировке, это знали все, меня возили на машине ближе к полуночи, посмотреть, как она приедет, и будет его кормить. И действительно она приезжала и его кормила. И тогда покойный Ираклий Абашидзе, ваш академик, мне сказал: «Если Мераб Костава выживет и станет президентом Грузии, Грузия станет очень хорошей страной, но его убили в автомобильной катастрофе. Президентом станет этот Звиад – это будет для Грузии катастрофа». В общем, как господин Абашидзе мне рассказал, так это и получилось. Скажите мне, пожалуйста, вы сидите в Москве, а на вашей родине к власти приходит Звиад, причем Звиад приходит на ура. Почти что на руках его приносят к власти. Что делать? Что делать с ним? Его терпеть, его выкидывать? Что с ним делать? Вы же тоже понимали, что это беда для Грузии? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: По поводу Грузии я скажу попозже. Давайте закончим вопрос о Советском Союзе. В Алма-Ате все президенты подписали соглашение, которое была разработано в Белоруссии тремя президентами: Кравчуком, Ельциным, Шушкевичем. Это положение давало свободу по существу всем государствам. Советского Союза по существу нет, вместо Советского Союза создается СНГ, Содружество. Оно и сейчас существует, но это номинально. Никакого влияния на это огромное пространство не оказывает, никакого серьезного влияния. Что происходило в Грузии? Вы правы, действительно, были два среди диссиденты Звиад Гамсахурдиа и Костава. Костава я лично не знал. Говорили, что это нормальный смелый человек. Я хорошо знал отца Гамсахурдиа – Константина Гамсахурдиа. Это один из величайших писателей, очень известный и здесь в Грузии, в России, на Западе, несколько раз издавался. Он со мной дружил. Один раз он приболел, и я посетил его. Вот тогда я познакомился со Звиадом, его позвали. Звиад тогда был очень молодым, наверное, лет 20-23, не больше. Потом получилось так, что Звиада посадили органы безопасности, я в Москве. Он какие-то показания давал, которые его. Если бы опубликовали эти показания, они могли скомпрометировать его, но люди не знали об этих показаниях. А.ЧЕРКИЗОВ: В Москве знали. В Тбилиси не знали. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: В Москве все знали. Пришло время, когда в Алма-Ате подписали этот договор, это давало возможность Грузии претендовать на независимость. А.ЧЕРКИЗОВ: Но ведь Гамсахурдиа уже президент Грузии. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет, нет. А.ЧЕРКИЗОВ: Как это нет? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Подождите, сейчас я вам скажу. Собрался Верховный совет Грузии и Гамсахурдиа избрали президентом. А.ЧЕРКИЗОВ: Извините, Эдуард Амбросиевич, вы тут немножко путаете. Президентом Грузии Гамсахурдиа стал в 1990 году, а вы сейчас говорите 18 декабря 1991 года. Он уже год президент Грузии. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Допустим так. Его избрали президентом на заседании Верховного Совета. А.ЧЕРКИЗОВ: Только на год раньше. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Может быть. Он стал законным президентом и, между прочим, первое время, я не очень близко с ним общался, только по телефону, раза два говорил, когда я был в Москве. По его инициативе. Один раз ему показалось, что по указанию Союзного правительства в Северной Осетии собирают войска, чтобы ввести в Южную Осетию. А Южная Осетия принадлежала и сейчас принадлежит Грузии. Я сразу стал звонить и в КГБ. И службу Горбачева и всем остальным и оказалось, что это неправда. Там всего 20 человек стояли и никакие войска не вводили. Это один случай. Второй раз, после мой отставки он мне позвонил и попросил: «Возьмите ваше заявление обратно, вы нужны Грузии как президент России, допустим. Как министр иностранных дел. Вы много полезного можете сделать». Я сказал, что слово обратно не беру. Этим закончились наши отношения. Потом появилась солидная серьезная оппозиция, он был и главнокомандующим, ему подчинялась гвардия, это основная военная сила, она ушла от него. А.ЧЕРКИЗОВ: … к товарищу Тенгизу Кетовани. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Тенгиз ушел от него. А.ЧЕРКИЗОВ: А потом ушел Джаба. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Иоселиани никогда не был с Гамсахурдиа. Никогда не был. Джаба с самого начала считал, что это ошибка грузинского народа. Так же как и Мордашу, может слышали. А.ЧЕРКИЗОВ: Который умер у трапа самолета. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: У трапа самолета. А.ЧЕРКИЗОВ: Для меня такая боль в этом. Потому что это был мало того, что по-моему, видающийся философ. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Выдающийся. А.ЧЕРКИЗОВ: Это еще был удивительно приличный и порядочный человек. И так ему швырнуть, как эта грузинка, как мы называли …. Черноколготочники. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Я вам скажу сейчас. Знаете что. Амазашвили сказал, что если мой народ изберет Гамсахурдиа, я откажусь от своего народа. И в аэропорту он узнал, что Гамсахурдиа избран президентом. Он не был здоровым человеком, и у трапа самолета разорвалось сердце. А.ЧЕРКИЗОВ: Ему еще женщина бросила в лицо, что мы избрали того, кого мы считаем нужным. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Да. Это другой вопрос. А.ЧЕРКИЗОВ: И все, у него сердечный приступ. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Это не самое главное. Когда он узнал, что избрали, а он с самого начала говорил, что если изберут, то я откажусь от своего народа. Не каждый человек так может сказать. Он был умным, очень образованным, по профессии философ и он такие слова говорил. Когда у трапа самолета, он узнал об этом, разрыв сердца, и он скончался. А потом уже оппозиция. Я вам сказал, что Кетовани ушел со своей гвардией, Иоселиани со своей небольшой армией, правда ребята были сильные, находился в горах. Гамсахурдиа его арестовал. Кетовани арестовать он не мог, потому что у Кетовани была гвардия. Такая была ситуация. Потом Кетовани со своей гвардией, он собрал еще всех оппонентов, противников Гамсахурдиа, пошел в город и ему помогали, по-моему, российские военные. Ему дали самолет, он бросил бомбы и т.д. И так получилось, что парламент полностью сегодняшний парламент полностью был разрушен, первая школа разрушена, гостиница «Тбилиси» то же самое. А.ЧЕРКИЗОВ: Театр Руставели разрушен, магазин «Воды Логидзе» разрушен. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: И Консерватория тоже разрушена, потом я восстановил Консерваторию. А.ЧЕРКИЗОВ: Итак, вас позвали председателем государственного совета Грузии. Это, если мне память не изменяет, январь, может быть, февраль 1992 года. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Это март, 7 марта. День рождения моей супруги, я хорошо эту дату помню. Гамсахурдиа нет уже в Тбилиси, он в Чечне, в Грозном. А.ЧЕРКИЗОВ: Он еще в Армении. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет, после Армении. Он отсюда уехал в Армению и из Армении полетел в Грозный. Значит, президента нет. Грузия разрушена в буквальном смысле этого слова. Есть один военный совет, нет ни парламента, ни министров, нет правительства, ничего нет. Есть военный совет. И в это время ко мне приезжают в Грузию многие представители интеллигенции. Особенно проявлял активность Иоселиани. Чабаи говорили им всем: «Единственный человек, который может спасти Грузию – это Шеварднадзе. Давайте мы уговорим его как-нибудь». Ко мне приезжал и Джаба Иоселиани, и Кетовани приезжал и другие представители интеллигенции приезжали. В общем, мене уговорили вернуться. Я вижу, что Грузия действительно гибнет. И мне удалось, несмотря на то, что была гражданская война, независимость Грузии ни одна страна не признавала, кроме Украины. Одна Украина признавала независимость Грузии. А потом, когда я вернулся, у меня были хорошие отношения со всеми: и американцами, и немцами. Вот, Гейшера портрет. Через 3-4 дня после моего возвращения Гейшер прилетел в Тбилиси и привез деньги 300 тыс. долларов из Европейского Союза на 10 лет безпроцентно. Потом, 26 мая, я точно помню приехал Бейкер, вот его потрет. И Бейкер объяснил народу, почему не признавали Соединенные Штаты Америки независимость Грузии. Потому что принципы, которые были провозглашены здесь Гамсахурдиа и соратниками – эти принципы еще не означали демократию. И я помню, на Площади, это было 26 мая, я 26 мая считалось Национальным Днем, Национальным праздником Грузии. Помню, полная площадь и я повел Бейкера туда. 50 тыс. человек, как минимум. Я предложил Бейкеру: «Давай, поднимемся на трибуну, и ты выступишь». «Согласен». Выступил, сказал хорошие слова. Он сказал: «До сих пор мы не верили, что вы – демократы. И стремитесь к демократии. А когда здесь Эдуард Шеварднадзе – мы верим, мы знаем его, его настроения, его психологию, его убеждения – мы будем помогать Грузии. И действительно через месяц 300 тыс. тонн пшеницы по приказу Буша – Буш вице-президентом был тогда – отгрузили в Грузию. После этого начинается наша дружба с американцами. Вот такая была ситуация. А Горбачев остался безработным. Правда, он потом создал эту организацию, знаете, наверное. А.ЧЕРКИЗОВ: Фонд? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Хорошая организация. Достаточно денег у него, проводит различные мероприятия, ездит много, в различных странах и т.д. Но я с ним больше не встречался. Правда, однажды, он на свое мероприятие приглашал меня, но у меня возможности не было. Вот так обстояли дела. А.ЧЕРКИЗОВ: Скажите, пожалуйста, Эдуард Амбросиевич. 1994 год. Вы принимаете участие в борьбе с независимостью Абхазии, и, в общем, честно говоря, терпите там сокрушительное поражение. Вас вывозят российские моряки на своем корабле. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет-нет. Вы не в курсе. А.ЧЕРКИЗОВ: А тогда расскажите. Я рассказываю ту версию, которая ходит в России. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет, я знаю, разные версии существуют. В Абхазии проживали 48 процентов Грузинов, только 17 процентов абхазов. Российская разведка готовила это восстание абхазов против Грузии. Но 17 процентов что сделает с этим народом? Там не только грузины, там русские, армяне и т.д. И Россия ввела войска в Абхазию. Мы в течение одного года держались. А потом все прибавляет и прибавляет людей, несколько дней воевали против нас. Естественно, мы потерпели поражение. Что еще – они устроили этночистку, то есть всех грузин, только потому что они грузины, они выгнали из Абхазии, ни одного человека не оставили, это чистка. Так и было в международных организациях потом это оценено. Я был вынужден оставить Абхазию. Около аэропорта стоял тогда Иоселиани со своими ребятами. Это Джаба мне говорит: «Вы, правда, потеряли Абхазию. Абхазию вернуть можно, это первое. Абхазия – это не вся Грузия. Грузии нужен хозяин, нужен человек, которого грузины послушают. Поэтому вы немедленно должны вылететь в Тбилиси». Я возражал, я хотел остаться. Но потом, когда все проанализировал, пришел к выводу, что оставаться мне там нельзя было. Потому что здесь не было никого, кто мог руководить Грузией. И случайно, совершенно случайно, нашли трех летчиков, нашли самолет. У этого самолета не было столько нефти, чтобы долететь то Тбилиси. Поэтому мы полетели в Батуми, в Батуми налили нефть и я прилете в Тбилиси. После этого началось создание того государства, которое сейчас называется грузинским государством. Как будет с Абхазией? Здесь очень многое зависит от России. Между прочим, президент Путин вернул людей в один, самый крупный район. Он меня просил разрешить строить железную дорогу от Сухуми. Я говорю: я это сделаю, но хоть в один район верните людей, беженцев. Я обещаю вам, всех людей, которые захотят вернуться, мы возвращаем и за безопасность этих людей не отвечаем. Сейчас в этом районе проживает 70 тыс. людей. Так что Путин – тот человек, с которым можно работать. А.ЧЕРКИЗОВ: Тогда почему же у Михаила Николаевича Саакашвили не получается с ним работать, с Путиным? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Это совершенно другой вопрос. Вопрос этот возник, я не могу сказать, что случайно. Россия, российский рынок – главный рынок для Грузии. Что мы производим: вино, фрукты, овощи и т.д., продукты сельского хозяйства, некоторые промышленные продукты. Все мы продавали в Россию. Но оказалось, что вино, которое завозили в Россию, фальсифицированное. А.ЧЕРКИЗОВ: Вы в это верите? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Я верю. А.ЧЕРКИЗОВ: Вы верите, что грузины давали в Москву фальсифицированное вино? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Это подтвердилось, к сожалению. А.ЧЕРКИЗОВ: Кем? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Была создана специальная комиссия и наши люди тоже не отрицали, что действительно продавали фальсифицированное вино. Правда, в России покупали и пили это фальсифицированное вино. Потом осложнилась ситуация, Путин принял решение: одну большую группу грузин выселить из Москвы. Он действительно выселил, правда, эти люди не причем. Это честные, порядочные люди. В России еще в советское время жили около 3 млн. грузин, сейчас там до 4 млн. И каждый чувствует себя неплохо, там актеры, ученые, директора крупнейших институтов и т.д. Много грузин и всех выслали. Сейчас что нужно? Нужно, чтобы два президента сели о очень серьезно обсудили создавшуюся ситуацию. Включая абхазскую проблему и южноосетинскую проблему. Однажды они встречались на заседании СНГ, но им не удалось поговорить основательно по всем этим проблемам, им нужна специальная встреча. Я даже хочу написать Путину, чтобы он дал согласие встретиться с Саакашвили, обсудить нынешнюю ситуацию. Потому что Россия нужна Грузии, это основной рынок. Но Грузия тоже нужна России, ведь через Грузию проходит дорога, соединяющая Азию с Европой. А.ЧЕРКИЗОВ: Скажите мне, Эдуард Амбросиевич, а почему Вы с такой легкостью ушли в отставку? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет, с легкостью я не ушел. А.ЧЕРКИЗОВ: А как это было? У нас было впечатление, что Вы ушли с легкостью. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет-нет. Я обсуждал эти вопросы со своими помощниками, это не просто помощники мои, это мои друзья – один в Тбилиси, другой - москвич. Тарасенко, есть такой. Очень умные ребята, я с ними обсуждал эту ситуацию. Я знаю, что контрреволюция - наступление к Белому дому…. А.ЧЕРКИЗОВ: Вы имеете ввиду отставку с поста президента Грузии? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: А, это другой вопрос. Это другая история. Здесь другого выхода не было: или кровопролитие, потому что я, оставаясь президентом, вы помните, как это происходило? А.ЧЕРКИЗОВ: Да. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Позвали в зал, я был вынужден прекратить свою речь, выступить, вышел на улицу. Я все же остаюсь президентом, я остаюсь главнокомандующим, то есть армия подчиняется мне. То, что произошло, я расценил как попытку переворота. А.ЧЕРКИЗОВ: То есть, Саакашвили попытался сделать переворот? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Я так расценил тогда. Там не только Саакашвили, но и Жвания, Бурджанадзе и другие. А.ЧЕРКИЗОВ: В данном случае я называю их словом «Саакашвили». Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Да. Я объявил об особом положении. Что такое «особое положение». Я – главнокомандующий, я даю приказ войскам выступить, у вооруженных сил есть танки, пушки, автоматы, все остальное. А здесь, с другой стороны, почти невооруженные люди. Сижу в машине, еду домой и в машине передумал. Я буду для тебя, не президента Грузии. Ты гражданин Грузии, хорошо. Ты, допустим, победишь, но погибнут же люди, прольется кровь. Какая разница, кто погибнет – с этой стороны или с той стороны, и те и другие – граждане Грузии. Я предпочел кровопролитию – уйти в отставку. У меня еще оставалось 1 год и 8 месяцев президентства и кое какие планы были. А.ЧЕРКИЗОВ: Скажите, Эдуард Амбросиевич, глядя на себя, президента Грузии, но уже сбоку. Вы видите ли какие-то свои ошибки? Делал бы дело снова, так бы не поступил. Или вы считаете, что Вы во всем были правы? Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Нет. То, что произошло, то, что люди ворвались в зал, мои противники – это моя вина. Потому что у меня есть войска, полиция подчиняется мне, значит, в полиции нет порядка. Парламен6т не охраняется должным образом, а я должен был разобраться. И быть готовым к любому случаю, это моя вина. Но я все же считаю, что я прав, поскольку кровопролитию я предпочел уйти в отставку, и этим ребятам сказал: давайте, проведите выборы, если вас изберут, если я вам понадоблюсь, я буду вашим советником. Вот так обстояло дело. А.ЧЕРКИЗОВ: Спасибо Вам огромное. Я еще раз выражаю вам свое соболезнование. Э.ШЕВАРДНАДЗЕ: Спасибо. А.ЧЕРКИЗОВ: Я знаю, кем для вас была ваша жена. Поэтому примите еще раз мои соболезнования. Спасибо Вам за очень откровенный разговор. Тот самый случай, когда… я слова ищу…. Когда человек, что бывает редко для политика, говорит так, как думает. Спасибо вам огромное. Еще раз мир - мир Вашему дому, храни его Бог. Спасибо всей Вашей команде, которая мне сегодня помогла сделать с Вами интервью.
BNE: Суд не позволил Росрегистрации закрыть "Марий ушем" 6 февраля Йошкар-Олинский суд отклонил иск Росрегистрации, в котором она требовала прекратить деятельность общественной организации "Марий ушем" ("Союз мари"), сообщили ИА REGNUM в ассоциации "АГОРА". Ранее, 8 ноября прошлого года, этот же суд иск удовлетворил, однако руководитель организации Нина Максимова обжаловала это решение в Верховный суд республики. Позиция "Марий ушем", интересы которой представляет специалист Ассоциации "АГОРА" по делам Росрегистрации Аркадий Охотников, заключается в том, что нельзя закрывать активно и постоянно действующую организацию по формальным основаниям. Верховный суд с данной позицией согласился, и в конце декабря судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда Марий Эл признала решение городского суда незаконным, отменила его и направила дело на новое рассмотрение. Йошкар-Олинский суд в итоге также признал доводы председателя "Союза мари" обоснованными, несмотря на настойчивость Росрегистрации. Организация "Марий ушем" образовалась в марте 1917 года. Возобновила деятельность в 1990 году (зарегистрирована в Минюсте в 1998 году). Деятельность "Союза мари" направлена на национальную и культурно-этническую консолидацию народа мари. "Марий ушем" проводит различные культурные мероприятия, в частности, направленные на толерантное отношение друг к другу разных народов. Организация имеет представительства в 12 районах Марий Эл, а также в Удмуртии, Башкирии, Ханты-мансийском автономном округе и Кировской области. Численность народа мари в России более 600000 человек. Постоянный адрес новости: www.regnum.ru/news/778706.html
BNE: известия: Егор Тимурович, вы хорошо знаете человека, которого зовут Борис Николаевич Ельцин? Егор Гайдар: Я долго работал с Борисом Николаевичем. известия: Работать с человеком можно всю жизнь, но так и не узнать его... Гайдар: ...Я много раз с ним общался, причем в разных ситуациях, в том числе и кризисных. Мне кажется, что я его понимаю. Тем не менее должен сказать, что именно потому, что я его понимаю, для меня он человек загадочный. известия: Ельцин демократ? Гайдар: В то время, когда я работал с Борисом Николаевичем, у меня не только не было оснований сомневаться, что он убежденный демократ, но, имея в виду множество ситуаций, которые складывались в России и о которых я был хорошо информирован, твердо убежден, что демократия для него - не игрушка, а серьезная ценность. По-моему - подчеркиваю, по-моему, - он воспринимал себя как человека, который принес России свободу. И для него это было ценно. известия: Но разве не было конфликта между этой его исторической миссией и его генетикой, воспитанием, жизненным опытом, скажем так, с его человеческой сущностью? Гайдар: Такой конфликт был. Весь он из другого общества, другой эпохи. Но при этом он поразительно яркий и талантливый человек, которого советская политическая элита просмотрела... известия: Проморгала... Гайдар: ...Проморгала. Именно потому, что была склеротичной, деинтеллектуализированной... известия: Проще говоря, поглупевшей... Гайдар: ...Да, поглупевшей, утратившей политическое чутье. Как можно было проглядеть такого политика в тоталитарной стране, где вроде бы все делалось, чтобы таких людей не было и быть не могло? известия: Хочу напомнить, ваше отношение к Ельцину несколько раз круто изменялось: к примеру, в январе 1996 года, после отставки Чубайса, вы заявили о полном разрыве с президентом, добавив, что не можете себе представить таких обстоятельств, которые побудили бы вас восстановить отношения... Гайдар: Опыт показывает, что в политике лучше никогда не говорить "никогда". В этом ракурсе надо расценивать и то, что я сказал в январе 1996 года... Кстати, непосредственным поводом для этого была не отставка Чубайса, а события в Первомайском, слова о "38 снайперах"... Когда я это смотрел по телевизору - про "38 снайперов", мне действительно показалось, что я больше никогда политически не смогу поддерживать Ельцина. Но политика сложная штука... Я потратил немало усилий, чтобы найти и выдвинуть какого-то альтернативного демократического кандидата. Избираемого. Уговаривал Бориса Немцова, который тогда был весьма популярен. Вел переговоры с Явлинским о нашей совместной поддержке Немцова... К апрелю стало ясно, что у нас нет другого выбора, кроме как поддержать Бориса Николаевича Ельцина. И я не пожалел, что его сделал. Реальной альтернативой Ельцину тогда был Зюганов. Поддержать его мы никак не могли. А Ельцина я считаю исторической фигурой. Это человек, который начал революцию, политически пережил ее, не допустил в ее ходе полномасштабной гражданской войны, сохранил власть в процессе тяжелейшего перехода — от старой экономической системы к новой, передал власть человеку, которого он сам выбрал и поддержал. Честно говоря, я не помню других таких примеров в истории. Кромвелю такая передача власти не удалась. Кстати, и Ленину тоже. известия: Ленину много чего не удалось. А что удалось — лучше бы не удавалось... Вот вы говорите, что Ельцин чувствовал себя человеком, который принес России свободу. Гордился этим. Вы уверены, что в этой гордости на первом месте стоит именно "свобода", а не "принес России"? Разве не могло им двигать просто мессианство? Гайдар: Отвечу так: в кругу интеллектуалов можно бесконечно дискутировать о ключевых стратегических вопросах развития ситуации в России. У меня есть много знакомых и друзей, которые высказывают крайне интересные, на мой взгляд, стратегически верные соображения по этим вопросам, но среди них нет ни одного, кто был бы способен получить такую электоральную поддержку, которую, допустим, получил Ельцин в Москве в 1989 году. Что им двигало? Стремление к власти, свойственное всякому амбициозному политику, желание изменить страну и решить комплекс очевидных тяжелейших проблем, дать ей новую траекторию развития, сделать ее свободной, похожей на наиболее развитые страны. Это была сложная смесь мотивов. Но, на мой взгляд, в его мотивах роль чистой идеи о том, что Россия должна быть такой, как развитые, преуспевающие страны, где люди живут намного лучше, чем у нас, была велика. Характерный эпизод, многое расставляющий для меня по своим местам при обсуждении приоритетов Бориса Николаевича Ельцина, произошел в 1992 году, где-то весной. Может быть, вы помните: в ту пору наше правительство много ругали за то, что мы не разъясняли смысла своей деятельности, не вели пропагандистской работы. Это писали и говорили люди, мнение которых я высоко ценю, в том числе мой отец. И в какой-то момент я пришел к Борису Николаевичу и поставил вопрос о создании специальной структуры, которая системно, на регулярной основе занималась бы разъяснением смысла реформ, соответствующей пропагандой... Какова же была реакция Бориса Николаевича? Он сказал примерно следующее: "Егор Тимурович, вы хотите мне предложить воссоздать Отдел пропаганды ЦК КПСС? Так вот, при мне этого не будет!" Отторжение от коммунистического прошлого оказывалось доминирующим, даже когда ему предлагали достаточно рациональное, но в чем он усматривал ненавидимую им коммунистическую традицию. известия: После выборов 1996 года Ельцин основательно занялся поиском "наследника" — такого человека, который обеспечил бы "преемственность власти и курса", а после дефолта 1998 года почти целиком сосредоточился на этой задаче. По-моему, решить ее Ельцину так и не удалось: при Путине, как мы знаем, курс был довольно сильно изменен. Может, Ельцин думал не о преемственности курса, а об обеспечении благополучной и безопасной жизни для себя и своих близких после ухода в отставку? Ведь соответствующий указ Путин подписал немедленно, став во главе государства... Гайдар: Указ этот был, на мой взгляд, абсолютно правильным. Российскую традицию, при которой от власти либо не уходят вовсе, либо уходят вперед ногами, надо ломать. Я могу иметь немало разногласий с сегодняшними властями, но хочу надеяться, что когда Владимир Владимирович по истечении своего второго президентского срока покинет Кремль, у него, его родных и близких все будет хорошо, и никто не будет их преследовать по той причине, что, когда Путин был президентом, он на чей-то взгляд что-то не так делал. известия: Я тоже на это надеюсь, но все же, наверное, это не может быть главным критерием при выборе преемника на президентский пост. Гайдар: Я не думаю, что этот мотив был для Бориса Николаевича главным. Убежден: приоритетом для него был вопрос о том, куда пойдет Россия. Главным для него было — обрести уверенность: то, что он сделал, — не напрасно, не будет пересмотрено. известия: Но это оказалось в значительной степени изменено... Гайдар: Убежден, что Борис Николаевич в первую очередь думал о сохранении курса. Задним-то умом мы все крепки. Между тем по состоянию на конец 2002-го — начало 2003 года мне казалось, что Ельцин не сделал ошибки при выборе преемника. К этому времени были проведены фундаментальные позитивные реформы. Была обеспечена частная собственность на землю. Проведена радикальная налоговая реформа, стабилизированы финансы. Было сделано много по модернизации трудового законодательства. Казалось, что развитие событий в целом позитивное. Оно идет в том направлении, которое было задано при Ельцине, нетрудно было убедить себя в том, что мы успешно прошли этот тяжелейший период нашей истории, вышли на путь поступательного развития страны. Это был момент, когда отношение мировых элит к России — интеллектуальных, политических, финансовых, экономических — достигло высшей степени благожелательности. То есть, по крайней мере, на три года Ельцин спрогнозировал действия своего преемника достаточно адекватно. Три года — это немало. Да, у меня не было убежденности (и я говорил об этом еще до того, как Путин стал президентом), что он верит, что демократия России нужна, по крайней мере сегодня. Для меня здесь стоял большой вопросительный знак. Я был убежден, что он хочет, чтобы в России проводилась полезная и ответственная экономическая политика, что он будет реалистом в вопросах внешней политики... Мне кажется, что ему слишком часто рассказывали, как Горбачев был не прав, когда он пытался соединить либерализацию экономики и политики. известия: Можно ли все-таки теперь, не в 2002-м и не в начале 2003 года, а в середине 2006-го, сказать, каким вам видится выбор преемника — удачным или нет? Гайдар: История покажет. Могу повторить то, что уже говорил вначале: в политике никогда не говори "никогда", не говори, что тебе все уже понятно. Хорошо помню, как по многим ключевым вопросам с изменением политического процесса менялась моя позиция, и менялась сильно. Второе президентство Владимира Владимировича Путина еще не завершено. Время, чтобы подводить его итоги, не пришло.
BNE: Кох Давай поговорим с тобой о морали и эффективности в политике. Заранее предупреждаю, что я буду тебя провоцировать, намеренно неполиткорректно обострять, короче - вести себя как прожженный журналюга. Гайдар Что ж, давай, обостряй. Мораль и эффективность в политике?.. На мой взгляд, в подавляющем большинстве случаев моральные политики неэффективны. Я понимаю, что ты имеешь в виду. А все-таки, нет примеров высокоморальных политиков, которые, тем не менее, оказались эффективными? Ну, первое, что приходит в голову - папа римский, Иоанн Павел II? Да, Иоанн Павел II моральный человек. Но я не могу относиться к нему как к политику, это другая сфера. Его же не избирает народ... То есть, политику, которого не избирает народ, быть моральным легче? Это так. Это странно, но боюсь, что соответствует истине. То есть, моральных политиков нужно искать среди царей, диктаторов? Да, а почему нет? Я думаю, что Александр II был человеком, не лишенным нравственного начала. Особенно по отношению к своей первой жене. Это бывает, и не имеет отношения к его политическим качествам. Как сказать. Кстати говоря, очень высокоморальным человеком в личном плане был Александр III. Он воевал однажды на Балканском фронте во время освободительного, так называемого, похода его отца, и после этого Россия не воевала вообще. Он так наелся всей этой окопной правды... Да, скорее всего. Но при нем были прерваны реформы его отца, которые потом были продолжены лишь через много лет спустя Столыпиным. И за эти годы были упущены возможности и преимущества, которые Россия могла получить, а она их не использовала. Он был высокоморальным, но не эффективным. Это тот случай, о котором я говорил в начале. Все, что мы получили в ХХ веке: революцию, гражданскую войну, сталинский геноцид - это плата за те десятилетия топтания на месте. Ну да, у него была т.н. «теория малых дел». То есть, Александр III - это был первый политик застоя и стабильности в России. Да, совершенно точно. А Рузвельт? Это вопрос сложный. Я недостаточно хорошо знаю его личную историю. Предположим, что она безупречна. Хотелось бы так думать, потому что Рузвельт производит впечатление морального политика. Он был, как бы это помягче выразиться, прагматичным политиком. Одно его заигрывание с Джозефом Кеннеди, про которого говорили, что он был связан с ирландской мафией. Которая всегда была связана с итальянской... Да? Я поэтому и не решаюсь сказать, что он был высокоморальным политиком. С трудом себе представляю, как устроены эффективные высокоморальные политики. Мне они не встречались. Да. Но я все-таки нашел кое-кого. Например, Маргарет Тэтчер? Ну что ж, интересно... Она, действительно, была эффективна, практически никогда не врала, пыталась проводить политику, в которую верила, пришла к власти не путем явных интриг, по крайней мере, то, о чем мы можем знать... Да, согласен, Маргарет Тэтчер. -То есть, получается наоборот, по-настоящему эффективные политики, они всегда высокоморальны? Но тогда что такое эффективность? Вот от Маргарет Тэтчер нет ощущения, что она прямо такая победительница. Ну, сделала свое дело и ушла. А вот у Рейгана есть имидж: он развалил Советский Союз. Но вот что получается: развалил-то он его в том числе и с помощью исламских фундаменталистов, «Талибана», Бен-Ладена, «Аль-Каиды», путем создания проблемы религиозного терроризма. И весь этот нынешний исламский ренессанс делался в восьмидесятые, на американские деньги. И если Советский Союз - это была империя зла, чудовищный тоталитарный режим, подчиняющий себе и другие государства, ужасная, неэффективная и угрожающая мировой экологии экономика - да, все это было, но с ними можно было договариваться, с теми же Брежневым, Андроповым. Они были готовы договариваться, и потом эти договоренности соблюдали. Был какой-то диалог, и в этом мире можно было жить. Но сейчас мы имеем что: договариваться непонятно с кем, люди, которые принимают решения, неуловимы и прячутся, с ними невозможно разговаривать, они не соблюдают слов, которые дают, и они по-настоящему не управляют бандами вооруженных террористов. Нападение может случиться в любой момент в метро, в гастрономе, на работе - бомба, отравляющие вещества, все что угодно. Это хорошая замена «империи зла»? И эти люди - победители? Эти люди - эффективные политики? Тем не менее, мы можем назвать Рейгана эффективным политиком. Он хотел, чтобы не было коммунистического режима, и он к этому пришел, он хотел, чтобы это было сделано скорее, и это произошло. Я знаю людей, которые его не любили, но в целом он для меня - пример эффективного политика. Так как все-таки, не бывает высокоморальных политиков, которые были бы эффективными? Думаю, что есть ситуации, в которых моральная политика выигрывает. Но это исключение. Извини, но я считаю себя человеком нравственным. Но ты же и говоришь, что в политике ты не очень... Как электоральный политик я равен абсолютному нулю. А хочешь, я скажу, не очень, может быть, приятную для тебя вещь: то, что ты делал в начале девяностых - это не политика. И поэтому говорить о твоей эффективности как политика бессмысленно. Да, конечно. Просто я выполнял политические роли в особый, переломный момент, и сделал то, что должен был сделать. Это не политика, потому что ты не стремился к власти. Потому что, если бы ты к ней стремился, ты бы, как Черномырдин, давал бы команды аппарату кого-то не согласовывать. Знал бы, что если кто-то может тебя подсидеть, то ты его без сожаления из правительства выгонишь. А ты с Черномырдиным спокойно сидел и работал. Когда было возможно получение от Ельцина полного премьерского кресла, ты этого не делал, когда можно было «нажать» на Ельцина, не «нажимал»... Ты не политик. Одна, кстати, есть претензия к правительству молодых реформаторов любого разлива, хоть первого, хоть второго, в которое мы оба входили, хоть третьего - то, что мы никогда не стремились получить полную власть. Это правда. В правительстве молодых реформаторов было одно исключение - Боря Немцов. Он-то политик, и хотел власти. На нашем фоне он смотрелся иначе. Он был другим.
BNE: Умер первый президент России Борис Ельцин. Как передает АПА, причиной смерти стала внезапная остановка сердца. Б.Ельцин родился 1 февраля 1931 года в селе Бутка Талицкого района Свердловской области. Окончил строительный факультет Уральского политехнического института по специальности «инженер-строитель» в 1955 году. В 1976-1985 годах он работал первым секретарем Свердловского обкома КПСС. В 1981 году на XXVI съезде КПСС был избран членом ЦК КПСС (занимал эту должность до 1990 года). В том же году возглавил отдел строительства ЦК КПСС. В июне 1985 года - секретарь ЦК партии по вопросам строительства. С декабря 1985 по ноябрь 1987 года - первый секретарь Московского городского комитета КПСС. 29 мая 1990 года на I съезде народных депутатов РСФСР при активной поддержке блока «Демократическая Россия» Ельцин был избран председателем Верховного Совета РСФСР.12 июля 1990 года на XXVIII съезде КПСС вышел из рядов партии.12 июня 1991 года он был избран первым президентом России, а 3 июля 1996 года стал президентом на второй срок. 5 ноября 1996 года Ельцин перенес операцию на сердце. 31 декабря 1999 года он добровольно отказался от президентских полномочий и передал их председателю правительства Владимиру Путину. /АПА/
полная версия страницы