Форум » Политика » Die Welt//Демократия во многих странах оказалась "дефектной" » Ответить
Die Welt//Демократия во многих странах оказалась "дефектной"
BNE: Демократия во многих странах оказалась "дефектной" Мириам Хольштайн Не везде, где на вывеске написано слово "демократия", демократия существует на самом деле. Этот вывод содержится в новом исследовании Фонда Бертельсмана. Как следует из него, формально количество демократических государств в мире увеличилось. Однако на практике они все чаще превращаются в скрытые автократии Количество демократических государств в мире возрастает, однако одновременно они все чаще превращаются в скрытые автократии. Этот тревожный вывод содержится в новом исследовании Фонда Бертельсмана, презентация которого состоится во вторник в Берлине. Его результаты имеются в распоряжении редакции WELT ONLINE. С целью определения индекса BTI (Bertelsmann Transformation Index) в 2008 году уже в третий раз с 2003 года были исследованы политические и экономические трансформации в 125 государствах. За рамками исследования остались ведущие индустриальные государства, например, Германия. Полученные результаты указывают на новый феномен: притом что все больше стран официально считаются демократическими, одновременно растет количество государств, в которых демократическая система все больше выхолащивается. Так, в 75 из 125 исследованных стран официально провозглашена демократическая система со свободными выборами, разделением властей и гражданскими правами – это на пять государств больше, чем по результатам предыдущего исследования 2006 года. Число стран, в которых с 2006 года были введены свободные и честные выборы, даже увеличилось с 69 до 79. Однако во многих странах эти тенденции нестабильны. Так, только 23 из исследованных демократий не имеют существенных недостатков. 41 государство было названо "дефектными демократиями", 10 из них – даже "существенно дефектными". Хотя официально они все еще отвечают минимальным демократическим стандартам, но на практике в них были выявлены значительные отклонения от принципов правового государства, например, препятствование деятельности оппозиции и манипуляции выборами. "Они находятся в серой зоне между демократией и автократией", – говорит руководитель проекта Хауке Хартман. Самый видный пример "существенно дефектной демократии" – это Россия. В эту группу вошла также и Венесуэла. Более всего, по мнению Хартмана, под угрозой находится демократия в тех странах, в которых она остается хрупкой в течение достаточно длительного срока. "Чем дольше страна пребывает в таком состоянии, тем с большим скепсисом население воспринимает демократическую систему и ее институты". По сравнению с 2006 годом демократические условия заметно ухудшились в восьми странах. При этом наибольший спад отмечается в Таиланде, где к власти пришло авторитарное военное правительство. Если в индексе 2006 года Таиланд еще обозначался как "дефектная демократия", то в новом исследовании страна попала в категорию "умеренных автократий". Либерия, напротив, поднялась на более высокую ступень. После президентских выборов 2006 года эта африканская страна может снова называться демократическим государством. После избрания президентом Эллен Джонсон-Сирлиф, бывшего экономиста, Либерия, измученная многолетней гражданской войной, вскоре приступила к многообещающим демократическим реформам. Высшая оценка для Чехии Согласно исследованию, только 14 государств могут считаться консолидированными демократиями с социально-политическим окружением в виде рыночной экономики. К ним относятся восемь новых членов ЕС, два азиатских государства (Тайвань и Южная Корея), а также три латиноамериканских государства (Чили, Уругвай и Коста-Рика). Наивысшую оценку получила Чехия. По сравнению с предшествующим исследованием 2006 года только одна страна поднялась в группу ведущих. Это Латвия. Все страны этой группы характеризуются тем, что их системы без какого-либо ущерба переносят кризисы и смену правительства. А вот в Польше режим братьев Качиньских и их популистская политика ничего не изменили в демократических стандартах страны. Румыния и Болгария попали во вторую группу Удивительно, что самые молодые члены ЕС, Румыния и Болгария, попали во вторую группу, для которой характерна "прогрессивная трансформация". В начале февраля Еврокомиссия высказала свое сожаление в связи с тем, что обе страны принимают недостаточно мер для борьбы с коррупцией. Авторы исследования приписывают успехи Болгарии и Румынии вступлению в ЕС, которое оказалось для них сильным стимулом в осуществлении политических перемен. Что же касается Турции, то здесь авторы отмечают противоположный эффект. После начала переговоров о вступлении в ЕС реформаторское рвение в этой стране ослабло, а уважение к демократическим институтам остается здесь по-прежнему недостаточным. Зато в экономическом развитии страны отмечаются успехи. 50 государств не отвечают даже минимальным демократическим критериям. В хвосте оказалось Сомали. Это государство заняло последнее место как по политическим, так и по экономическим трансформациям, как, впрочем, и по реформаторским усилиям правительства.
Ответов - 12
BNE: Москву обвиняют в подавлении общественной деятельности Свитлана Кореновска В докладе, подготовленном Human Rights Watch для обнародования сегодня в Москве, сказано, что Россия намеренно использует средства государственного регулирования, чтобы задушить независимую общественную деятельность. В этом докладе, который называется "Удушение бюрократией: государственные барьеры на пути независимой деятельности гражданского общества", собраны документальные материалы о воздействии подобного регулирования на неправительственные организации (НПО) в России. Согласно докладу, принятые в 2006 году законы, по-видимому, специально разработаны для того, чтобы вмешиваться в деятельность финансируемых из-за рубежа НПО, которые связаны с оппозиционными движениями, занимаются вопросами прав человека или оспаривают политику правительства. По словам руководства Human Rights Watch, этот закон, который, в том числе, уполномочил Федеральную регистрационную службу регулировать деятельность НПО, представляет собой попытку правительства установить контроль над гражданским обществом и воспрепятствовать инакомыслию в обществе. В докладе отмечается, что после революций 2003 года в Грузии и 2004 года на Украине Кремль все подозрительнее относится к НПО, финансируемым из-за границы. Российская сторона полагает, что рекомендации подобных организаций способствовали свержению дружественных России правительств в обеих вышеназванных странах. По данным доклада, закон о НПО наделил государственных чиновников широкими полномочиями, позволяющими вмешиваться в деятельность этих организаций. "Любое правительство имеет право регулировать деятельность НПО; это право мы никогда не стали бы оспаривать, – пояснила Рейчел Денбер, заместитель директора отделения Human Rights Watch по Европе и Центральной Азии. – Но эти ограничения должны выдерживать проверку на необходимость их существования в демократическом обществе, а решение принимается на основе определенных критериев – критериев, которые установлены Советом Европы, куда входит и Россия ". Исследователи провели 40 интервью с сотрудниками НПО в России, а также ознакомились с официальными документами регистрационной службы. На этой основе они пришли к заключению, что бесконечные инспекции и бюрократические требования используются, чтобы притеснять НПО и отвлекать их от конструктивной работы. "Властям необязательно закрывать вашу организацию, – сказала Денбер в телефонном интервью. – Но если власти хотят заткнуть вам рот, они могут поставить дело так, чтобы вы все свое время тратили на служебные тяжбы и улаживание отношений с чиновниками". Human Rights Watch ссылается на случаи, когда регистрационная служба выносила предупреждения НПО за несвоевременное предоставление отчетов о проделанной работе либо отказывала в регистрации из-за опечаток в заявке организации. Как сообщается в докладе, в реестре регистрационной службы значится, что в России более 240 тыс. НПО, но организации, которые получают средства из-за границы или занимаются щекотливыми вопросами, чаще других сталкиваются с бесконечными инспекциями. "Мы не утверждаем, что российское правительство пытается закрыть институты гражданского общества, но оно определенно сузило его жизненное пространство", – заявил Кеннет Рот, исполнительный директор Human Rights Watch.
BNE: После Путина Джозеф Р. Байден-младший Через полтора месяца Дмитрий Медведев вступит в должность президента России. Его инаугурация приходится на решающий период. Отношения между США и Россией максимально ухудшились за весь период с окончания холодной войны. Вне зависимости от того, насколько Медведев будет независим от своего предшественника Владимира Путина, который при новом президенте предположительно займет пост премьер-министра, Соединенные Штаты должны воспользоваться промежутком до прихода Медведева и разработать новый подход к поддержанию отношений с Москвой. Какой бы стратегии ни придерживались США доныне, она явно неэффективна. Опираясь на "шальные деньги" – нефтегазовые прибыли, российские лидеры смогли заретушировать давнишние проблемы внутри своей страны и вернуться к менталитету холодной войны, основанном на принципе "игра без ничейных результатов" в своих внешних сношениях. Подавляя инакомыслие, насаждая подозрительное отношение к Западу и запугивая более мелких соседей, администрация Путина умудрилась подорвать престиж Москвы и вернуть моду на русофобию. Недавняя кампания против иностранных инвесторов в российской энергетической сфере – лишь новейший акт этого печального спектакля. С приснопамятного момента в 2001 году, когда президент Буш заглянул в душу Путина, Вашингтон пользовался официальными фотосессиями как суррогатом продуманного курса по отношению к России. Администрация подретушировала воинственность России и отвергла ряд разумных предложений Кремля – например, о дополнениях к договорам о контроле вооружений, имеющих обязательную силу. Вопрос о том, чего ждут друг от друга США и Россия, остается довольно неясным, а возникшая амбивалентность порождает взаимное недоверие. Чтобы вырваться из этого порочного круга, Вашингтону понадобится совместно с европейскими союзниками выдвинуть четкую программу действий в будущем. Первостепенное значение мы должны уделять нераспространению ядерного оружия и контролю над вооружениями, в том числе единой позиции в отношении Ирана и обеспечению безопасного хранения российского ядерного оружия и материалов. В некоторых ключевых областях сотрудничество стопорится. Два ключевых соглашения – Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) и Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ) – оказались в серьезной опасности. В декабре Путин подписал закон о приостановлении выполнения условий ДОВСЕ, что создает угрозу для одного из основных столпов безопасности Европы. Договор СНВ истекает в 2009 году, а между тем он лимитирует количество боеголовок и содержит ключевые условия инспектирования. Исчезновение прозрачности и стабильности, что обеспечивают эти договоры, стало бы громадной неудачей и для США, и для России. Буш и Путин в основном сняли с себя ответственность за случившееся. Их преемникам придется незамедлительно принимать меры для воскрешения обоих соглашений. Второй по важности задачей Запада должна быть защита молодых государств Восточной Европы. Разъясняя, почему представителям Запада не следует вмешиваться в дела России, Кремль ссылается на аморфное понятие "суверенная демократия". Однако он игнорирует собственные догматы, когда оказывает нажим на другие "суверенные демократии" по соседству с Россией. Кремль попытался вызвать крах демократически избранных правительств Эстонии и Грузии, а других соседей наказал за независимость, прекратив поставки энергоносителей. Россия также поглотила сербскую государственную компанию – нефтяную монополию, завладев ею в качестве гонорара за сопротивление соглашению о предоставлении независимости Косово, одобренному ООН (так в оригинале. – Прим. ред.). Успешная стратегия отношений с Россией непременно должна обеспечить, чтобы молодые государства региона оставались суверенными и демократическими в подлинном смысле слова. Хорошим почином стала бы согласованная стратегия энергетической безопасности. И наконец, Запад должен поощрять более эффективное, более подотчетное обществу государственное управление в самой России. Это не будет вмешательством извне. Вопрос касается национальной безопасности. Россия – крупнейший в мире экспортер энергоносителей, а также единственное государство, у которого хватит ядерного оружия и его носителей, чтобы опустошить США. Кроме того, она страдает от эндемической коррупции, демографического спада и зреющих мятежных настроений на Северном Кавказе. Применяя "управляемую демократию", Кремль не сумел заняться этими и другими крупными проблемами. Внутренние беды России, будь то попадание атомных бомб неизвестно в чьи руки или экологическая катастрофа, повлекут за собой негативные последствия и за ее пределами. Запад вправе беспокоиться из-за положения дел внутри России. Мы должны поощрять ответственных россиян в продвижении к политическому устройству, которое будет лучше приспособлено для решения многочисленных проблем России. Президент Медведев вряд ли принципиально отклонится от нынешнего курса Кремля. Он много лет был частью "политической машины" Путина, возглавлял совет директоров энергетического гиганта "Газпром". Однако Медведев скептически оценил поворот России к авторитаризму, раскритиковав обхождение правительства с политическими противниками и оспорив преимущества "суверенной демократии". Будучи экономистом (так в оригинале. – Прим. ред.), он, возможно, понимает, как дорого могут обойтись недавние выходки Кремля. Не исключено, что с Медведевым Запад сможет работать эффективнее, чем с его предшественником. Тем не менее, пора пересмотреть наши отношения с Россией. Ни та, ни другая сторона не выиграют от продолжения дипломатии показными, "потемкинскими" методами. Американцы – и россияне тоже – заслуживают большего. Байден – член Демократической партии, сенатор США от штата Делавэр http://www.inopressa.ru/wsj/2008/03/24/13:33:04/putin
BNE: Генри Киссинджер Три революции Общенациональные дебаты о национальной безопасности, о необходимости которых говорят уже давно, все никак не начнутся. По сути, вопросы тактики затмили самую важную проблему, с которой столкнется новая администрация США, а именно, как "вычленить" некий новый мировой порядок из трех революций, которые сейчас одновременно происходят на нашей планете: это а) преобразование традиционной государственной системы Европы; б) угроза радикального исламизма, бросающего вызов исторически сложившейся концепции суверенитета; и в) смещение "центра тяжести" международных отношений с Атлантики к Тихому и Индийскому океанам. По распространенному мнению, корнем разногласий между Европой и Америкой является гипотетическая доктрина однополярности, которой придерживается президент Буш. Но вскоре после смены администрации США станет очевидно, что главное разногласие между двумя сторонами Атлантики состоит в другом: Америка остается традиционным национальным государством, и ее население откликается на призывы чем-то пожертвовать ради национальных интересов, понимаемых намного шире, чем в Европе. Государства Европы, истощенные двумя мировыми войнами, согласились передать Европейскому союзу важные аспекты своего суверенитета. Однако, как оказалось, узы политической верности, которые ассоциируются с национальным государством, автоматической передаче не поддаются. Европа переживает переходный период – она на полпути между своим прошлым, от которого стремится уйти, и будущим, которого еще не достигла. В ходе этого процесса подвергся метаморфозе характер европейского государства. Поскольку страны больше не мыслят себя как имеющие индивидуальное будущее, но сплоченность Евросоюза пока не подвергалась испытаниям на прочность, большинство европейских правительств теперь намного менее способно просить свое население чем-то пожертвовать. Государства, дольше всего существующие как преемственные структуры, – например, Великобритания и Франция – наиболее охотно берут на себя международные обязательства, связанные с применением военной силы. Все это видно на примере разногласий вокруг использования сил НАТО в Афганистане. После 11 сентября 2001 года Совет НАТО, действуя без каких-либо просьб со стороны ООН, призвал к взаимопомощи на основе 5-й статьи Североатлантического договора. Но когда НАТО приступило к практической реализации обязательств, касающихся военной сферы, многие союзники были вынуждены, подчиняясь ограничениям в законодательстве своих стран, сократить численность воинского контингента и сузить количество миссий, сопряженных с опасностью для жизни. В результате Североатлантический альянс находится в процессе перерождения в двухъярусную систему – этакую структуру с гибкими правилами членства, потенциальная способность которой к слаженным действиям не отвечает ее общим обязательствам. Со временем произойдет трансформация либо в одну, либо в другую сторону: общие обязательства будут пересмотрены или будет формально закреплена двухъярусная система, где политические обязательства и военный потенциал будут как-то уравновешиваться путем некой системы альянсов по доброму согласию. В Европе традиционная роль государства уменьшается, поскольку так сознательно решили правительства. На Ближнем Востоке сужение роли государства заложено в том, как были основаны местные государства. Государства, которые стали преемниками Оттоманской империи, были учреждены державами-победительницами после окончания Первой мировой войны. Их границы, в отличие от границ европейских государств, отражают не рубежи расселения народностей или распространения определенных языков, а соотношение сил между европейскими державами, споры которых не имели прямого отношения к данному региону. Сегодня этим и без того хрупким государственным структурам угрожает радикальный ислам, что выражается в фундаменталистском понимании Корана как основы некой универсальной политической организации. Джихадистский ислам отвергает национальный суверенитет, основанный на моделях светской государственности; он стремится распространять свое влияние на все районы, где значительная доля населения – мусульманского вероисповедания. Поскольку в глазах исламистов не имеет законного статуса ни структура международного сообщества, ни внутренние структуры существующих государств, эта идеология почти не оставляет места для западных концепций переговоров или равновесия в регионе, который жизненно важен для безопасности и благополучия промышленно-развитых государств. Эта схватка имеет эндемический характер; мы не имеем возможности от нее отстраниться. Мы можем отступить из какой-то отдельно взятой области – например, из Ирака, – но это лишь вынудит нас оказывать сопротивление на других огневых позициях, которые, вероятно, будут для нас еще менее выгодными. Даже приверженцы идеи одностороннего вывода войск из Ирака говорят о том, что надо оставить там некий контингент, дабы предотвратить новое усиление "Аль-Каиды" и радикализма. Эти преобразования происходят на фоне третьей тенденции – смещения "центра тяжести" международной политики с Атлантики к Тихому и Индийскому океанам. Как это ни парадоксально, такое перераспределение мощи благоволит части мира, где страны пока сохраняют черты традиционных европейских государств. Основные государства Азии – Китай, Япония, Индия, а со временем, возможно, Индонезия – смотрят друг на друга так, как участники европейской системы сил и противовесов в былые времена: как на конкурентов по определению, даже когда изредка участвуют в совместных делах. В прошлом подобные перемены в структуре мощи обычно влекли за собой войны; так случилось после укрепления Германии в конце XIX века. Сегодня многие встревоженные комментаторы приписывают сходную роль Китаю, который усиливается. Верно, что в китайско-американских отношениях неизбежно будут содержаться классические элементы геополитического соперничества и конкуренции. Не следует упускать их из виду. Но есть и другие элементы, которые служат противовесами. Экономическая и финансовая глобализация, срочные задачи, касающиеся окружающей среды и энергетики, а также разрушительная мощь современного оружия – все это требует активно заняться международным сотрудничеством, особенно между США и Китаем. Если эти страны будут видеть друг в друге противников, обе они окажутся в том же положении, что и Европа после двух мировых войн, когда другие страны заняли то видное место, которое стремились занять европейские страны путем саморазрушительных конфликтов друг с другом. Еще ни одному поколению человечества не приходилось иметь дело с несколькими различными революциями, одновременно происходящими в разных частях света. Попытка разработать единый, универсальный рецепт – это погоня за химерой. В мире, где единственная сверхдержава отстаивает прерогативы традиционного национального государства, где Европа застряла на промежуточной стадии, где Ближний Восток не вписывается в модель национального государства и находится на грани революции по религиозным мотивам, где государства Южной и Восточной Азии до сих пор практикуют принцип баланса сил, – как должен выглядеть в этом мире международный порядок, способный удовлетворить все эти разнородные перспективы? Какую роль следует играть России, которая декларирует понимание суверенитета, сравнимое с американским, и стратегическую концепцию баланса сил, сходную с азиатской? Годятся ли в этих обстоятельствах уже существующие международные организации? Какие реалистичные цели Америка может поставить перед собой и перед мировым сообществом? Достижимо ли внутреннее преобразование крупнейших стран? Каких целей следует добиваться сообща, и в чем состоят чрезвычайные обстоятельства, оправдывающие односторонние действия? Вот о чем нам следует дискутировать, а не о слоганах, разработанных с расчетом на целевые группы и попадание в заголовки газет.
BNE: Факел демократии тускнеет Джерри Бейкер Демонстрации из-за Олимпиады напоминают нам, что свобода отступает перед авторитаризмом В гневных демонстрациях, которыми было встречено прибытие олимпийского огня в Европу и США на этой неделе, было нечто, пробуждающее приятные ностальгические воспоминания. Уже некоторое время современные принципы, выводящие молодых бунтарей на улицы Лондона, Парижа и Сан-Франциско, предполагают, что корнем всех зол являются Соединенные Штаты и их верная союзница, Великобритания. Правительства от Пекина до Каракаса могут втаптывать своих граждан в землю, но людей, которых это трогает, можно собрать в одной телефонной будке – и то будет просторно. Но призовите отрубить головы поджигателям войны Бушу и Блэру, и миллионы храбрецов выскочат на улицы, чтобы вас поддержать. Итак, есть нечто приятно-старомодное в том, что те же самые толпы – правда, далеко не столь многочисленные – громко протестуют против действий людей, для которых тирания – любимый метод государственного управления, а не дурацкий ярлык, который навешивают политики, воспринимающие мир с подростковым максимализмом. Схватки, случившиеся на этой неделе, напоминают о реальных исторических событиях – будят отголоски холодной войны. Они будят воспоминания о тех днях, когда Олимпийские игры были полем битвы в великой идеологической борьбе. Бойкот московской Олимпиады 1980 года, организованный по инициативе США, и ответные меры СССР, коснувшиеся Олимпиады в Лос-Анджелесе спустя четыре года, в конечном итоге были всего лишь жестами, такими же многозначительными, как все олимпийские игры той эры, когда две сверхдержавы боролись за золотые медали не менее рьяно, чем за симпатии стран третьего мира. Вариант сходной битвы в 2008 году не столь масштабен, но этот бой местного значения отражает важнейшую политическую реалию нашего времени – глобальную борьбу за господство между либерализмом и его врагами. Когда холодная война закончилась, распространилось мнение, что это стало триумфальной кульминацией неуклонного движения к свободе, которым была пронизана история человечества. Это старый соблазн, искушающий историков: убежденность – назовем ее гегельянской или виговской – что некая великая невидимая рука толкает человечество в направлении, именуемом "прогрессом". Одно время казалось, что так и есть. С 1974 года 90 стран стали свободными. К 2000 году 60% обитателей планеты проживали в демократических государствах. Даже те страны, на которые эта тенденция не распространилась, казались исключениями, лишь подтверждающими правило. В 1990-е годы сохранение коммунистического режима в Китае воспринималось как исключение, которое служит лишь для проверки закономерности. Против китайского руководства выступала сама история. Экономический либерализм, который китайцы приняли в качестве защитного механизма, вскоре должен был повлечь за собой революцию в политической сфере. Но в последние несколько лет для демократия по всему миру характерно отступление. Если не считать мелких случайных триумфов там и сям, в Латинской Америке, Африке и Восточной Европе прилив сменился отливом. Самое значимое поражение наблюдается в Китае, где успех ограниченного капитализма не сопровождается политическими свободами. Спустя два десятка лет, разбогатев трехкратно по сравнению с прежними временами, Китай, по-видимому, менее подвержен подлинным переменам, чем в 1989 году, когда студенты заполонили площадь Тяньаньмэнь. Успех Китая больше не воспринимается как преходящее отклонение от нормы, трюк эквилибриста, который рано или поздно упадет. Амбициозные автократы в других странах все чаще смотрят на Китай как на альтернативу западной модели, ибо последняя раздражает их своей непредсказуемостью. Главной поклонницей китайской модели является Россия Владимира Путина, которая все крепче сжимает бразды политической власти, меж тем как ведущие российские бизнесмены исследуют выгоды свободных глобальных рынков. Как убедительно утверждает Роберт Каган, историк-неоконсерватор, иногда выступающий спичрейтером Джона Маккейна, в своей статье в New Republic, это предопределяющая историческая битва XXI века. На поверхностный взгляд кажется, что ставки несколько ниже, чем в период холодной войны, а угрозы не столь близки. Специалисты по Китаю говорят, что пекинскими лидерами прежде всего движет желание удержаться у руля неуклюжей страны, величина и многообразие которой создают постоянный риск для ее внутренней стабильности. Пусть в России и нарастает авторитаризм, но ее ракеты больше на нас не нацелены (будем надеяться). Во многих отношениях тот факт, что эта битва не кажется столь безотлагательной, ослабляет наши позиции в ней по сравнению с холодной войной. Начнем с того, что, несмотря на наши страхи перед советским коммунистическим режимом, наша экономика ни в коей мере не зависела от того, что могла предложить эта неудачная система. Сегодня Китай, располагающий громадным запасом облигаций Казначейства США, держит в своих руках благополучие Америки. Россия, жестко контролирующая запасы энергоносителей на континенте, может запугивать европейцев. Вот почему Джордж Буш никогда не объявит бойкот пекинской Олимпиаде, а европейцы, подобострастно преклоняя колена перед "озабоченностями" России, на прошлой неделе шарахнулись от предложений по расширению НАТО. Тем временем глобальная борьба против исламизма истощает решимость, ресурсы и единство Запада, пока Россия и Китай отражают амбиции джихадизма, соглашаясь на полезные уступки его сторонникам в Иране, Сирии и Палестинской Автономии. И, наконец, самое главное: мы, граждане демократического мира, разжиревшие благодаря экономическому благополучию и благодушно уверенные в неизбежном триумфе наших ценностей, более чем когда-либо уязвимы перед пагубной роскошью сомнений в себе – том внутриполитическом позерстве, которое заставляет лондонского мэра восхвалять добродетели Фиделя Кастро или Уго Чавеса. Для того чтобы либерализм одержал верх, необязательно потребуется открытая конфронтация, или наращивание вооруженных сил, или даже такие пустопорожние жесты, как бойкот Олимпиады. Но от Запада потребуется намного большая готовность защищать себя и свои интересы, а также отстаивать либеральную демократию во всем мире намного эффективнее и пламеннее, чем в последнее время. Нам не следует забывать, что исход битв между либеральной демократией и ее врагами в XX веке был не более предрешен, чем сегодня (вспомните, в каком положении мы находились в 1940 или в 1979 году). В то время наши ценности одержали победу лишь благодаря выдержке жителей западных государств и блестящим решениям государственных деятелей. Разве можно быть уверенным, видя современных лидеров и состояние нравственности, что в нынешнем веке подобный триумф неизбежен?
BNE: Почему Россия боится НАТО Мари Жего Саммит НАТО в Бухаресте ничего не изменил. Россия более чем когда-либо обеспокоена расширением Североатлантического альянса, воспринимаемым как попытка взять ее в осаду. "Появление на наших границах мощного военного блока, действие членов которого регулируется в том числе и статьей 5 Вашингтонского договора, будет воспринято Россией как прямая угроза безопасности нашей страны", – напомнил Владимир Путин по окончании заседания Совета Россия-НАТО, состоявшегося 4 апреля, сразу после саммита. Москва прекрасно понимает, что в Бухаресте Грузия и Украина получили нечто большее, чем столь желанный "План действий для вступления" (MAP). На первый взгляд, самолюбие России пощадили, не приняв Украину и Грузию в МАР. Но двум бывшим сателлитам Москвы было дано твердое обещание со временем быть принятыми в атлантическое семейство. Такая перспектива вывела Владимира Путина из себя. "Что такое Украина? Часть её территорий – это Восточная Европа, а часть, и значительная, подарена нами!" – вспылил он на саммите Совета Россия-НАТО, сообщает газета "Коммерсант". Затем глава российского государства объяснил своим партнерам, что Украина, вступив в НАТО, прекратит существовать в своей нынешней форме. Намек касался Крыма, русскоязычного полуострова на юге Украины, где особенно сильны антинатовские настроения. Они регулярно разжигаются представителями российского патриотического движения, так и не смирившимися с фактом, что этот аванпост империи времен Екатерины Великой был в 1954 году подарен Никитой Хрущевым Киеву. Именно в Крыму, в Севастополе, дислоцируется Черноморский флот РФ. В 2017 году, по условиям подписанного с Киевом соглашения, флот должен покинуть полуостров. Россия обеспокоена тем, что произойдет потом, потому что Украина ясно дала понять, что продлевать договор не намерена. СМИ без конца муссируют этот сюжет. Недавно государственный телеканал "Россия" показал флотского священника, отца Александра, который сказал "молиться за то, чтобы флот остался". Страшно подумать о том, что войска НАТО займут освобожденные российскими военными объекты... уже через девять лет. Сколько бы власти в Киеве ни утверждали, что ничего подобного не случится, потому что конституция страны запрещает размещать иностранные военные базы на украинской территории, Россия упорствует в своих опасениях. Ощущение осады, часто возникающее после официальных выступлений, сконцентрировано на Черноморском регионе. Большинство стран побережья (Турция, Болгария, Румыния) уже в НАТО. Вступление Грузии и Украины замкнет кольцо. Россия, у которой тоже протяженный выход к этому морю, считает, что ее оттесняют от доступа в Средиземное море. Напряженность между Россией и НАТО – не новость. В 1994 году Борис Ельцин резко выступил против вступления Польши в альянс. В 2002 году Владимир Путин предсказывал худшее в случае вступления в НАТО прибалтийских стран – Литвы, Латвии и Эстонии. Польша присоединилась к альянсу в 1999 году, прибалтийские республики – в 2004. Тем не менее, эти страны не стали представлять для России угрозу. К тому же, насколько известно, у НАТО нет никакого плана массированного вторжения в Российскую Федерацию. Откуда же этот страх? В действительности, российская элита больше всего боится не военной угрозы НАТО, а того, что альянс несет с собой демократизацию. "Номенклатура в погонах органически не переносит демократию. Она боится одного: что ей, ставящей себя над законом, придется играть по общеустановленным, а не по своим собственным правилам", – объясняет Андрей Миронов из правозащитной ассоциации "Мемориал". Присоединение к демократическому пространству В Киеве, как и в Тбилиси, вступление в НАТО рассматривается правящими кругами как возможность присоединиться к демократическому пространству Старого континента. Статус кандидата на вступление не является гарантией демократизации, но требования, которые необходимо выполнить в преддверии вступления, способствуют насаждению демократии, в первую очередь, в армии. В этой сфере Украина и Грузия на тысячи лье опережают Россию. Их армиям неведомы случаи дедовщины со смертельным исходом, являющейся уделом российской армии. Их призывников не отправляют на картошку или строительство дач для высшего командного состава. Прежде всего, НАТО – привлекательная модель. Российская модель, если таковая вообще есть, вряд ли покажется кому-либо привлекательной. Людям в погонах в Кремле надо бы задуматься. Почему бывшие вассалы Москвы так спешат покинуть общее пространство безопасности? Почему, как говорит экс-министр обороны Украины Анатолий Гриценко, "кандидаты толпятся у дверей НАТО, а не ОДКБ", военного соглашения постсоветского периода? Российской элите совершенно чужда идея привлекательности, она способна мыслить исключительно в терминах баланса сил, эмбарго, шантажа и угроз. Именно эта тенденция преобладала на протяжении двух сроков правления Владимира Путина, с 2000 по 2008 год. Российский президент, выходец из КГБ, испытывающий ностальгию по СССР, иначе и думать не мог. Последствия оказались катастрофическими. Чем чаще Россия показывает зубы, тем сильнее ее периферия хочет присоединиться к НАТО. Присутствие на саммите в Бухаресте двух глав государств Средней Азии – Ислама Каримова из Узбекистана и Гурбангулы Бердымухаммедова из Туркмении, – стремящихся к более тесному сотрудничеству с альянсом, подтверждает эту тенденцию. "Сила убеждения" (soft power), или влияние через культуру и идеологию, скорее, чем военные или энергетические рычаги, могла бы дать России шанс при условии ее отказа от имперских амбиций. Была бы даже определенная логика в том, чтобы Грузия и Украина, очень близкие Москве в культурном и лингвистическом плане, строили бы привилегированные отношения со своим бывшим сюзереном. Ничего подобного не происходит, потому что российская элита, приверженная геополитической концепции XIX века, понимает только один язык – язык силы. Ценности – пустяки для успокоения народных масс. К тому же в Бухаресте Владимир Путин цитировал Бисмарка: "Важно не намерение, а потенциал".
BNE: Россия идет по стопам Нигерии, где преемственная передача власти провалилась: преемник объявил своего патрона врагом народа Ровно год назад в Федеративной Республике Нигерии был опробован путь преемственной передачи власти: бывший президент Олусегун Обасанджо передал власть в руки преемника Умару Яр-Адуа. И также как в России, решение власти поддержал народ, для которого президент был национальным лидером. Однако спустя год модель "дала трещину": преемник не захотел служить интересам своего бывшего патрона, и в итоге Обасанджо был признан "крупнейшим вором за всю историю Нигерии". Российский журнал Esquire предложил сравнительный анализ политических систем России и Нигерии. С точки зрения издания, политическая ситуация в Нигерии близка к российским реалиям. "Проблема преемника", о которой много писали, к примеру, в нигерийских и российских СМИ, не имеет прямого отношения к особенностям проведения выборов и подсчета результатов голосования, пишет еженедельник "Дело". После выборов можно ожидать "междуцарствия", но оно длится лишь до тех пор, пока не окрепли позиции нового руководителя страны. Очевидно одно: двух лидеров одновременно в президентской республике, по-видимому, быть не может. - Модель передачи власти преемнику повторилась в России - Преемник в Нигерии назвал своего босса "крупнейшим вором за всю историю страны" - Опрос BBC: Больше всего Россию любят в Нигерии Нигерия и Россия – страны похожие, начиная от политических институтов власти и заканчивая экономическими показателями. Но очень бы не хотелось, чтобы судьба нигерийской передачи власти преемнику повторилась в России. Хотя в СМИ об этом упоминалось неоднократно. Нигерия, также как и Россия, идет дорогой нефтедолларов Нигерийский путь развития - это экономика, основанная на прибыли от нефти при слабых политических институтах. Характеризуется консервацией общественной жизни на фоне общего инерционного развития. Хотя экономический рост зависит здесь главным образом от состояния мирового рынка углеводородов, считается, что даже при высоких ценах на нефть, его темпы будут неуклонно падать, поскольку подобная модель снижает эффективность управления и экономики в целом. Топливно-энергетический комплекс постепенно концентрируется в одних руках, создавая базу для авторитарного режима: мощные финансовые ресурсы, не связанные с ростом производительности труда, позволяют построить систему власти, которой не интересно мнение налогоплательщика. Еще одна характерная черта нигерийской модели - это популизм в экономической политике. Доступность финансовых ресурсов позволяет покупать политическую поддержку за счет бюджетных вливаний, а важнейшим фактором экономического роста становятся государственные инвестиции, поскольку иностранные инвесторы относятся к стране скептически. Политолог И. Ю. Смирнов в своей книге "А чем Россия не Нигерия?" сопоставляет эти страны как два идентичных государства по становлению и развитию экономики. А также исследует причины коррупции в государствах и объясняет, почему в этих богатейших нефтью странах население бедствует, инвестиции в экономику малы, а капитал утекает в западные банки. "К концу 1990-х годов общие размеры вывезенного из Нигерии капитала составляли, по различным оценкам, от 26 до 55 млрд долларов США. Если правильна первая цифра, то сбежавший из Нигерии капитал примерно равен внешнему долгу этой страны и немного уступает годовому ВВП", - утверждает Смирнов. Подобная модель, иначе называемая макроэкономикой популизма, хорошо известна на примере латиноамериканских государств, опыт которых показывает, что после непродолжительного периода экономического роста всегда следует тяжелейший экономический и политический кризис. Любовь к президенту для нигерийцев стала "проблемой 2007" Конституция Нигерии, как и Конституция РФ, позволяет одному человеку быть президентом страны не более двух раз подряд. Правление избранного в конце 1999 года Олусегуна Обасанджо западные СМИ характеризовали как малоуспешное, но стабильное. Однако огромная любовь нигерийцев позволила президенту с легкостью переизбраться в 2003 году, после чего в нигерийской прессе появился термин "проблема 2007", отмечает Esquire. Обасанджо часто повторял, что для завершения начатых им преобразований потребуется время, а срок его полномочий истекает уже в мае 2007 года. При этом нигерийский лидер подчеркивал свою приверженность демократии и заявлял, что не собирается менять политическую систему. Разговоры о преемнике начались после того, как депутаты от правящей Народно-демократической партии предложили внести в конституцию поправку, дающую Обасанджо право на третий срок. Однако эту поправку отклонил сам президент. На партийном съезде 24 декабря 2006 года Олусегун Обасанждо сказал: "Хочу поздравить моего брата, который станет лучшим моим преемником". Представленный как брат, губернатор северной провинции Катсина Умару Яр-Адуа не состоял ни в каком родстве с президентом и на тот момент был мало знаком политической элите страны. Нигерийским СМИ о преемнике было известно лишь то, что он бывший учитель химии, страдающий хроническим заболеванием почек. Тем не менее Умару Яр-Адуа был выдвинут кандидатом в президенты большинством голосов и в тот же день заверил депутатов, что обязательно продолжит дело "отца нигерийской демократии". Одновременно с избранием преемника партия власти гарантировала Обасанджо сохранение контроля над страной после ухода с поста президента. В партийный устав была внесена поправка о его назначении "совестью партии" с широкими финансовыми и кадровыми полномочиями. На выборах 21 апреля 2007 года Умару Яр-Адуа, получив 70% голосов, стал президентом Нигерии. Нигерийская модель передачи власти преемнику повторилась в России Ровно год назад, в апреле 2007 года, на президентских выборах в Нигерии победил Умару Яр-Адуа. Предыдущий президент Олушегун Обасанджо не пошел на третий срок. По мнению некоторых обозревателей, Обасанджо "навязал нигерийцам своего преемника". Не вызывает сомнения и то, что полностью отказываться от власти бывший президент не собирался. Преемник - бывший губернатор штата Кацина - считался слишком слабой и зависимой фигурой, чтобы самостоятельно управлять страной. Сразу после избрания нового президента в нигерийской прессе появились обвинения в адрес Обасанджо. Оказалось, что на годы его правления пришелся не только стремительный рост нефтяных доходов, но и не менее безудержный взлет коррупции. Бывшего президента обвиняли в причастности к широкомасштабным аферам в сфере приватизации. Новый президент Яр-Адуа, по давней нигерийской традиции, начал борьбу с коррупцией. Отметим, борьба с коррупцией, инфляцией, а также рост ВВП являются излюбленными обещаниями и среди российских политиков. Соответственно в ходе антикоррупционной кампании в Нигерии позиции нового лидера укрепились. Сторонники Обасанджо заговорили о "предательстве". Оказалось, что действующий президент не собирается безоговорочно служить интересам своего прежнего патрона и его семьи. Давшего преемнику власть теперь называют "крупнейшим вором за всю историю страны" На сторону "преемника" Умару Яр-Адуа перешли многие нигерийские политики. Обасанджо не удалось сохранить влияние в правящей Народно-демократической партии (НДП). В марте 26 губернаторов - членов НДП - избрали председателем партии Винсента Огбулафора. Новый партийный руководитель немедленно заявил: "Я на сто один процент лоялен к президенту Федеративной Республики Нигерия". После смены руководства правящей партии обвинения в адрес бывшего президента становились все более серьезными. Один из политиков заявил, что Обасанджо выбрал Яр-Адуа своим преемником в надежде, что тот умрет вскоре после выборов. Против Обасанджо выступили политики из его собственного народа йоруба, также заявившие о поддержке нового президента. Они назвали все восемь лет правления Обасанджо потраченными напрасно и проклятием для йоруба. Проблемы энергетики сегодня волнуют всех нигерийцев. По оценкам СМИ, за годы правления Обасанджо в этой сфере были истрачены около 13 млрд долларов, при этом объем производимой электроэнергии загадочным образом не возрос, а снизился. Всплыл также "семейный" коррупционный скандал разразился в начале апреля в имущественной сфере. Нигерийские власти объявили о пересмотре некоторых итогов приватизации, в том числе результатов продажи крупнейшей в стране металлургической компании в Аджаокуте. Завод в Аджаокуте создавался с участием Советского Союза, при Обасанджо он перешел в руки индийской бизнес-империи Mittal. Теперь выяснилось, что сделка была незаконной. Оказалось, что сын бывшего президента - Гбенга - получил от покупателя определенную сумму "за консультации", а сам Обасанджо, возможно, способствовал продаже завода по заниженной цене. После выдвинутых обвинений в национальных СМИ бывшего президента прямо называют крупнейшим вором за всю историю страны, а время его правления - "годами саранчи". За восьмилетие (два президентских срока) Обасанджо богатейшая страна Африки буквально захлебнулась в потоке нефтяных денег, но счастья нигерийскому народу это не принесло. Никуда не исчезла бедность, а в районах нефтедобычи активизировались сепаратисты и прочие вооруженные формирования, требующие своей доли в нефтяном пироге. Как выразился один из нигерийских политиков, "медовый месяц кончился". Новому президенту Нигерии понадобился ровно год для того, чтобы взять в свои руки важнейшие рычаги управления страной (включая выборных губернаторов штатов и правящую партию). Бывший президент смог обеспечить лишь относительно мирную передачу власти заранее избранному преемнику, но так и не стал полноценным "теневым президентом". Опрос BBC: Больше всего Россию любят в Нигерии В начале 2006 года телерадиовещательная компания BBC провела опрос в 33 странах по всему миру. Опрос был призван показать, как люди в разных странах оценивают влияние на мировое сообщество, оказываемое ведущими государствами планеты. Наибольшее количество негативных отзывов получил Иран, второе место заняли США, третье место досталось России. Самое большое число отрицательных отзывов (65% от общего числа опрошенных) Россия получила в Финляндии. Наибольшее количество положительных оценок - больше, чем в какой-либо другой стране мира - России дали в Нигерии. Более 55% опрошенных в этой стране респондентов высказались о России с симпатией. Аналогичный опрос, проведенный компанией BBC полтора года спустя, в конце 2007-го, показал, что за этот промежуток времени граждане Нигерии разочаровались в России и на этот раз отдали ей лишь 50% голосов. На первое место по положительному отношению к РФ вышел Китай, где около 59% опрошенных высказались за благотворное влияние России на мировое сообщество. http://www.newsru.com/russia/15apr2008/nigeria.html
BNE: Между успехом и катастрофой Флориан Виллерхаузен И такие авторитарные режимы, как Китай и Россия, могут быть успешными в экономическом плане. Это только внешне противоречит политической теории Через всю Пушкинскую площадь 31 января 1990 года протянулась очередь в один из ресторанов McDonald's, открывшийся в этот день. 5 часов, до боли в ногах, русские стояли в очереди, чтобы попробовать на вкус американские гамбургеры. Сеть ресторанов все еще пользуется в России популярностью. Американские сэндвичи относятся к последним символам культурного экспорта с Запада, которые обрели успех в России. Попурри из либерально-демократических ценностей, состоящее из политических прав и гражданских свобод, soft power (мягкой силой) которых американский публицист Джозеф C. Най объясняет претензию Америки на моральное господство в мире, напротив, утратило свою притягательную силу. Некоторые государства с авторитарным режимом правления и тем не менее успешной экономикой противопоставляют всему этому свою собственную модель господства. Речь идет о таких режимах, которые в различной степени контролируют политический процесс и экономику. Россия, Казахстан и Китай пытаются позиционировать себя как "демократии". При этом они отвергают западный образец и провозглашают свой авторитаризм как типичную для страны демократию с "традиционными ценностями". Особенность при этом заключается в сравнении со старой коммунистической конкуренцией. Эти страны успешны в экономическом плане: экономика России с 1999 года растет на 7-8% ежегодно после того, как Путин значительно ограничил политический плюрализм и создал бюрократически-централизованное государство-контролер. Казахстан по экономическим показателям даже перегнал большого северного соседа: президент Нурсултан Назарбаев управляет парламентом при помощи только одной партии – своей. Номинальное коммунистическое руководство Китая управляет, начиная с 1980-х годов, экономическим ростом, да так, что у остального мира захватывает дух. Традиционно политологи утверждают, что экономический рост приводит к росту демократии – и наоборот. "Каждый этап экономического развития награждается этапом обретения свобод", – отметил в 1960-е годы политолог Рихард Левентхаль. Однако реалии нового тысячелетия, похоже, вступают в противоречие с этим утверждением: экономическое развитие и авторитарное господство друг друга не исключают. По крайней мере, если судить по сегодняшней ситуации, говорит Аурель Круассан, профессор политологии из Гейдельберга. "Уровень благосостояния сам по себе не является достаточным условием для перехода к демократии. Но он способствует тому, что политическая система остается стабильной". Другими словами: экономический рост укрепляет любой режим, независимо от того, демократический он или авторитарный. Со времен Макиавелли политические умы заняты вечным конфликтом целей между эффективностью и репрезентативностью, то есть согласованностью действий власть имущих с интересами народа. Авторитарные системы могут быть эффективнее демократических по крайней мере тогда, когда они гибки: решения долго не обсуждаются, а сразу же вступают в силу. В переломные периоды, для которых характерна высокая потребность в реформировании, скороспелые решения лучше бездействия. Но если режим переходного периода зашел в спокойные воды, его решениям не хватает легитимности, они в случае сомнений становятся для населения нерепрезентативными. Пока авторитарные режимы экономически успешны и уровень благосостояния растет, они могут оставаться стабильными. Но со временем они неминуемо начинают принимать руководящие решения, расходящиеся с интересами населения. Дееспособные политико-экономические системы нуждаются в конкуренции за идеи, позиции, подрастающее поколение. Если этого не хватает, они вынуждены приспосабливаться, в результате чего может возникнуть угроза развала системы. "По своей экономической эффективности демократические и авторитарные режимы не отличаются, – говорит Круасан. – А вот в вопросах устранения кризисов – очень". Какие кризисы может вызвать необходимость приспосабливаться, можно проследить на примере развала Советского Союза. Руководство партии на протяжении многих лет упускало возможность приоткрыть вентиль национального движения. Когда Горбачев выпустил националистического джина из бутылки, лопнула и сама бутылка. Экономические и общественные интересы коммунисты игнорировали так же долго. Когда с приходом гласности и перестройки товарищам было разрешено заглянуть за кулисы, их взорам предстала неподвижная, не подлежащая реформированию экономическая и социальная структура. Нехватку легитимности партии Горбачев хотел компенсировать тем, что постепенно ввел выборы и политическую конкуренцию. Но более или менее демократически избранные президенты союзных республик вскоре выставили его за кремлевские ворота. С сегодняшней точки зрения демократические реформы в большинстве постсоветских государств были лишь трамплином для новых авторитарных правителей. Демократические конституции, созданные в большинстве своем при содействии западных экспертов, стали просто фасадом. "В России зачаточная демократия оказалась очень коррумпированной и мало эффективной", – считает московский политолог Александр Аузан. Поэтому Путин и перешел к "авторитарной модернизации". При помощи контроля над политическим процессом и доходов от экспорта сырья уходящий глава государства пытается модернизировать самую большую страну мира. Но высокие цены на нефть и газ одновременно являются и ипотекой для модернизации: не хватает импульса для политической и экономической модернизации, ведь экономический подъем сохраняется и без реформ. "Самым слабым местом авторитарных режимов является их неспособность планировать на будущее и обращаться к инновациям", – говорит Аузан. Для таких режимов непростым вопросом всегда остается смена руководства. Вновь избранный президент России Дмитрий Медведев обещает демократию. Но даже если он на самом деле хочет демократизировать страну, вопрос в том, может ли он это сделать. Он должен сражаться с главными фигурами государства-контролера, которые опасаются за свою власть каждый раз, когда чуют плюрализм. "Посмотрите, как нервно они реагируют на маргинальные акции оппозиции. Нервничает и бизнес-элита: она инвестирует свои деньги за рубежом". Страх потери власти, считает Аузан, налицо. Россия не так стабильна, как сама себя в этом пытается убедить. Не менее хрупка и власть в Китае. КНР ходит по краю пропасти, разделяющей успех и катастрофу, считает Эберхард Зандшнайдер из Германского общества внешней политики. Он может представить себе "тысячи причин", которые могут привести к началу катастрофы – например, тяжелый финансовый кризис или выраженное социальное неравенство. Но до сих пор режим в Китае оказывался довольно гибким. КНР открыта не только в экономическом плане, но постепенно начинает идти навстречу и потребностям общества. Это выражается, например, в том, что Пекин, введя прямые выборы в деревнях, откликнулся на потребности крестьян. Но настанет ли время – в результате кризиса или в ходе медленной линьки – когда в конце концов победят демократические ценности? "Это самообман Запада", – опровергает надежды Зандшнайдер. На менторскую критику недостатка демократии такие изощренные главы государств, как Путин, самодовольно отвечают встречным вопросом о нарушении прав человека в Гуантанамо. Подобные выпады нравятся населению страны. Нет причин ожидать того, что такие страны, как Россия и Китай, будут следовать западным примерам и проводить необходимые реформы. В случае возникновения сомнения они скорее будут чинить авторитарный режим до тех пор, пока, как старая "Лада", он снова не заведется, и следовать девизу: "Столько свободы, сколько нужно, столько контроля, сколько можно". Это будет работать до тех пор, пока не изменится политическая культура и жажда свободы граждан не вынудит правителя сложить полномочия. До тех пор они будут наслаждаться плодами экономически успешного авторитаризма. И стоять в очереди в McDonald's.
BNE: Грубое возвращение идеологий Роберт Каган Идеология вновь обретает значение. Крупным событием последних лет стало усиление не только великих держав, но и мощных авторитарных государств – России и Китая. Чтобы реалистично оценить международное положение, следует начать с понимания того, как этот непредвиденный поворот скажется на ситуации в мире. Многие полагают, что с утратой китайскими и российскими лидерами веры в коммунизм те прекратили верить во что бы то ни было. Они стали прагматиками, которые преследуют собственные интересы и интересы своих стран. Однако руководители Китая и России, как и прочие авторитарные правители, руководствуются в своей внутренней и внешней политике рядом убеждений. Они верят в ценность сильного центрального правительства и презирают слабость демократической системы. Они верят, что внутри страны должна существовать сильная власть, чтобы государство уважали в мире. Лидеры Китая и России не просто автократы. Они верят в авторитаризм. Впрочем, почему бы им не верить? В России и Китае авторитаризм доказал, что может сочетаться с ростом национального дохода, несмотря на прогнозы либерального Запада. Москва и Пекин научились разрешать открытую экономическую деятельность и одновременно подавлять политическую активность. Люди, которые зарабатывают деньги, не станут совать нос в политику – особенно если знают, что этот нос могут и отрезать. А новоприобретенные богатства позволяют авторитарному государству лучше контролировать информацию – например, монополизировать телеканалы и контролировать интернет – часто с помощью зарубежные корпораций, желающих вести бизнес с властями. В долгосрочной перспективе рост благосостояния может породить либерализм в политике, однако сколько времени это займет? Возможно, процесс окажется настолько длительным, что это уже не имеет ни стратегического, ни геополитического значения. Тем временем сила и устойчивость подобных авторитарных государств будет сказываться на международной системе. Мир не собирается вести новую идеологическую борьбу, подобную той, что имела место во время холодной войны. Однако новая эра не будет эпохой общих ценностей и интересов, она станет эпохой растущего напряжения, а порой и конфронтации сил демократии и авторитаризма. Наряду со своим набором убеждений у них есть и свой набор интересов. Руководители Китая и России прагматичны в основном в вопросе защиты своей власти. Их внешнюю политику определяет стремление к самосохранению. Россия – отличный пример того, как положение в стране влияет на ее отношения с миром. В период демократизации в России и даже в Советском Союзе при Михаиле Горбачеве установилось более мягкое отношение к НАТО. Страна в целом поддерживала хорошие отношения с соседями, которые также пошли по пути демократии. А вот Владимир Путин считает НАТО враждебной организацией, называет расширение блока "серьезной провокацией" и задается вопросом "против кого это расширение?". Хотя сегодня НАТО действует по отношению к Москве куда менее провокационно и угрожающе, чем во времена Горбачева. Так почему же Путин боится НАТО? Дело не в военной мощи альянса. Дело в демократии. С точки зрения Пекина и Москвы, послевоенный мир выглядит не так, как представляется из демократического Вашингтона, Лондона, Парижа, Берлина или Брюсселя. "Цветные революции" в Грузии и на Украине, которые так горячо приветствовал Запад, обеспокоили Путина, поскольку стали препятствием для его амбиций в регионе, а также вызвали страх, что они могут повториться в России. Даже сегодня Путин предупреждает, что России грозят "шакалы", которые "подучились у западных экспертов, потренировались на соседних странах – теперь в России хотят сделать то же самое". Американские и европейские политики заявляют, что хотят, чтобы Россия и Китай интегрировались в либеральный миропорядок. Неудивительно, однако, что российские и китайские лидеры относятся к нему настороженно. Разве могут автократы войти в либеральный миропорядок, не уступив силам либерализма? Опасаясь ответа на этот вопрос, авторитарные руководители, что вполне понятно, сопротивляются и добиваются определенных успехов. Авторитаризм возвращается. Современным либералам, согласным с представлениями о "конце истории", сложно понять, почему авторитаризм в нынешнем глобальном мире сохраняет свою привлекательность. Дело в том, что характер идеологии наиболее влиятельных мировых держав всегда сказывался на выборе лидеров менее крупных стран. В 1930-40-е годы в Латинской Америке был моден фашизм – отчасти потому, что он казался успешным в Италии, Германии и Испании. Рост влияния демократии в конце холодной войны, достигший кульминации во времена краха коммунизма после 1989 года, вызвал по всему миру демократическую волну. Теперь же усиление двух могущественных авторитарных государств способно вновь изменить равновесие. Министр иностранных дел России Сергей Лавров рад возобновлению идеологической борьбы. "Впервые за много лет, – хвастается он, – на рынке идей создалась конкурентная среда". Борьба, по его словам, идет между различными "системами ценностей и моделями развития". С точки зрения Кремля, хорошо, что "Запад теряет монополию на процесс глобализации". Происходящее стало неприятным сюрпризом для демократического мира, который полагал, что подобная борьба закончилась с падением Берлинской стены. Пора очнуться ото сна. Роберт Каган – старший научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир, ведущий ежемесячной колонки в The Washington Post. Его последняя книга называется "Возвращение истории и конец мечтаний".
BNE: Матушка-Россия по-английски Стивен Хейман Судя по последним новостям, Россия семимильными шагами идет к восстановлению былого образа "империи зла". На Красную площадь вернулись военные парады. Ключевые предприятия угнетены коррупцией или находятся под контролем государства. Журналисты, которые слишком глубоко копают, умирают не своей смертью. Критиков Кремля сажают за решетку, не допускают к выборам, одного из них таинственным образом отравили. Но Russia Today, англоязычный телеканал, впервые вышедший в эфир в 2005 году и с тех пор финансируемый российским правительством, рисует другую, более благостную картину. В этой России коррупция подается не как бедствие, а как симптом развивающейся экономики, а страхи по поводу укрепившегося у власти Владимира Путина заглушаются такими проблемами, как уличное хулиганство, бедность и притязания Украины на вступление в Евросоюз. Глазами московского канала на Россию могут взглянуть 120 млн телезрителей по всему миру, в том числе (с лета прошлого года, когда Russia Today вошла в цифровой пакет Time Warner Cable для Нью-Йорка) 20 млн жителей США. Российское правительство вложило в канал более 100 млн долларов, чем навлекло на Russia Today обвинения, что спонсорство Кремля влияет на его информационную политику. Андрей Илларионов, бывший советник Путина, а ныне один из его критиков, в прошлом году назвала канал "главной пропагандистской машиной (России), работающей на внешний мир". Он входит в государственный информационный конгломерат "РИА-Новости", и в СМИ обычно фигурирует как "государственный" (в частности, New York Times однажды написала, что канал был создан для продвижения "прокремлевских взглядов"). Хотя Russia Today был задуман как противовес якобы существующим в западном новостном потоке предрассудкам по отношению к России, канал называется "автономной некоммерческой организацией", а его руководители говорят, что Кремль им не указ. "Я уже немного устала объяснять, что мы независимы, что мне не звонят из правительства – не звонят! – говорит Маргарита Симонян, главный редактор Russia Today. – Мы хотим наработать себе имя, чтобы люди, пожелав узнать, что происходит в стране, переключались на нас". Сама Симонян также попадала под огонь критики. Андрей Рихтер, директор Института проблем информационного права и преподаватель факультета журналистики МГУ, говорит, что главный редактор – 28-летняя журналистка, ранее работавшая в кремлевском пуле, – получила это назначение благодаря хорошим связям. Симонян подтвердила, что однажды на свой день рожденья получила цветы от Путина (Путин в мае ушел с президентского поста, но стал премьер-министром и в этом качестве остался у власти). И все-таки, сказала она, ее возраст часто заставляет людей строить гипотезы относительно того, как ей удалось занять эту должность. "Я понимаю, что человеку, который не живет в России, это может показаться довольно необычным", – сказала Симонян. По ее словам, после падения СССР в журналистику пришло новое поколение молодых людей: "Я начала работать в 18 лет". Отличная студия, гладкая картинка – Russia Today сегодня похожа на большинство кабельных новостных каналов. Но есть несколько отличий. Настоящим бичом прямых включений стали технические неполадки. Хотя все журналисты-россияне говорят по-английски, у некоторых сохраняется сильный акцент. Многие из них не сильно уступают в возрасте главному редактору. Эта молодость просматривается во многих передачах, например в вульгарно-претенциозной "Technology Update" ("Последние новости о технике"). В одном из выпусков репортер вместе с сотрудниками российского спецподразделения испытывал в постановочной "перестрелке" антиснайперское оборудование, – и это действо происходило под "Lose Yourself" Эминема. Но канал освещает и серьезные события. В ноябре, передавая репортаж из Тбилиси, где власти с помощью водометов подавляли антиправительственные демонстрации, корреспондентка Russia Today Катерина Азарова оказалась так близко к месту событий, что получила отравление слезоточивым газом. Круглосуточное освещение беспорядков в Тбилиси создавало впечатление иностранного новостного телеканала, для просмотра которого не нужно владеть иностранным языком. В пику честолюбивым замыслам Russia Today, некоторые ее бывшие сотрудники говорят, что, работая на финансируемом Кремлем телеканале, сложно беспристрастно освещать события в России. "Разумеется, очень непросто соблюсти тонкую грань: выдавать честную и полную информацию и при этом не бить по руке дающего, – говорит Карсон Скотт, бывший ведущий деловых новостей на Russia Today, который теперь работает на Sky News Business Channel в Австралии. – Честно говоря, у нас с моим редактором постоянно случались жаркие споры. Я говорил, что думал: "Мы должны предоставить слово обеим сторонам. Мы должны давать сбалансированную информацию". В ответ я часто натыкался на невидящий взгляд". Но некоторые журналисты Russia Today говорят, что они искренне пытаются открыть миру Россию. "Никто мне не указывает, что говорить", – сказал Питер Лаваль, экспрессивный ведущий аналитической программы "In Context" ("В контексте"). Тем не менее, по его словам, у руководства канала есть собственная точка зрения. "Пиар тоже входит в наши задачи", – добавил Лаваль. На канале существует несколько специальных проектов, призванных выявить и исправить заблуждения Запада по поводу России. В начале очередного выпуска "Cracking the Myths" ("Развенчание мифов"), посвященного российской экономике, показан уличный опрос среди американцев в стиле Джея Лено. Респонденты уверены, что большинство россиян существуют на мизерную зарплату и часами стоят в очередях за хлебом. Потом показывают видеоряд со сценами просперити по-русски: торговый центр до отказа забит представителями растущего среднего класса. По словам Рихтера, это стремление к формированию определенного мнения является одним из главных недостатков телеканала. "Russia Today построена на представлении о том, что наша страна находится в крайне враждебном информационном окружении, – сказал он. – Эта идея ущербна: коль скоро вы уверены, что находитесь во враждебном окружении, у вас возникает желание всех убедить в том, что они о вас неправильного мнения". Концепция государственного СМИ, ориентированного на зарубежного потребителя, не нова. В годы холодной войны существовали финансируемые Западом радиостанции, предназначенные, в числе прочего, и для борьбы с советской пропагандой, – например, "Voice of America", которая начала вещание в России в 1947 году. Russia Today вывернула метод наизнанку и в надежде улучшить делающийся все более зловещим имидж своей страны на Западе транслирует передачи на английском из России. И это лишь первая ласточка на фоне настоящего парада англоязычных новостных телеканалов, которые финансируются из госказны. Со времени дебюта Russia Today вещание на английском начали Иран (Press TV), Китай (CCTV-9), Франция (France 24) и Катар (Al Jazeera English). Безусловный лидер в этой компании – англоязычная версия Al Jazeera, которая опирается на авторитет арабского аналога и толстый кошелек катарского эмира. Бен О'Лафлин, преподаватель международных отношений в Royal Holloway University of London, занимается феноменом государственных новостных телеканалов, которые всеми правдами и неправдами пытаются заполучить доступ к "англосфере". "Возможно, журналисты Russia Today не считают себя политическими заложниками, – сказал О'Лафлин. – Они могут говорить, что добиваются не объективности, а сбалансированности – когда представлены обе стороны. Если мы заинтересованы в плюрализме мировых СМИ, тогда это во многих отношениях хорошее начинание, но все это очень условно". Во всяком случае, есть один зритель, для которого вопрос о независимости телеканала просто не стоит. Александр Полин, профессиональный устроитель мероприятий из Манхэттена, в 1991 году переехавший в Америку из Санкт-Петербурга, считает деятельность Russia Today пропагандой, но не в советском смысле слова. "Я вчера смотрел документальный репортаж про ВИЧ, – говорит он. – В советские времена по телевизору ни за что не сказали бы, что в стране вообще кто-то болеет". По словам Полина, в новостях западных СМИ положительные события на его родине часто затеняются: "В России есть не только мафия, Красная площадь, водка и проститутки".
BNE: "Мир в поисках нового порядка" Клаус-Дитер Франкенбергер и Гюнтер Нонненмахер В Берлине, в кулуарах форума Frankfurter Allgemeine, посвященного трансатлантическим отношениям, министр иностранных дел Германии Штайнмайер, а также бывший американский госсекретарь и советник по безопасности Киссинджер дали интервью журналистам F.A.Z. - Господин Киссинджер, облегчает ли сотрудничество Запада с Россией замена Путина в качестве российского президента на Медведева? Киссинджер: При Путине сотрудничество тоже было возможным. Но я полагаю, что новая администрация имеет собственное лицо и создает новую структуру принятия решений. В любом случае, нужно изучать возможности более тесного сотрудничества с Медведевым. - В каких сферах возможно это более тесное сотрудничество? Разоружение – одна из них? Киссинджер: Я полагаю, что русские готовы говорить о разоружении, так же как они готовы говорить об Иране. Господин Штайнмайер может это подтвердить. Но для этого нам надо задать более широкие рамки. В Америке я поддержал идею серьезно заняться российским предложением о создании совместной системы ПРО в Азербайджане. Штайнмайер: Мало учитывать только перемены, происходящие в России. Мир находится в поисках нового порядка, и нам важна роль России, чтобы в результате поиска порядка не возник новый беспорядок. Нам, чтобы решать глобальные проблемы в новом многополярном мире, Россия нужна. Новый российский президент неоднократно демонстрировал свою волю к модернизации России. Эта модернизация – в первую очередь дело России. Но иногда у меня складывается впечатление, что мы слишком срослись с ролью выжидающего наблюдателя. Мы недооцениваем возможность повлиять своим отношением к России на тамошнюю свободу действий в области модернизации и реформирования. Эта мысль стоит за моим предложением о партнерстве в деле модернизации, которое может охватить все сферы – от модернизации правового государства до модернизации энергоснабжения. Итак, я вижу возможности сотрудничества с Россией, причем совершенно определенные, в частности, в области разоружения. А это также приоритет обоих американских кандидатов в президенты и российского президента. Поэтому 2009 год, когда в обеих странах у власти будут новые президенты, может стать годом новых возможностей. - Можно ли развивать тему вступления Украины в НАТО таким образом, чтобы дело не дошло до эскалации отношений Запада к России? Штайнмайер: Вы правы, год новых возможностей не защитит нас от необходимости разрешения существующих конфликтов. Конфликт в НАТО между некоторыми европейскими членами и Соединенными Штатами возник вокруг членства в НАТО Украины и Грузии. У меня по этому поводу сложилось впечатление, что значение решений саммита НАТО в Бухаресте недооценивается. И хотя на нем не было принято решение о пошаговом плане к членству, но обеим странам была представлена ясная перспектива к вступлению в альянс. Теперь на этой основе мы должны продолжать свою работу, озаботившись конкретными проблемами, которые имеются, например, в Абхазии, грузинской провинции. Здесь Германия как председатель ооновской Группы друзей внесла несколько конкретных предложений. - С российской точки зрения вступление Украины в НАТО, вероятно, является более драматичным, чем Грузии. Киссинджер: Украина – это для России достаточно эмоциональная тема, так как большая часть российской истории связана с территорией Украины. Я считаю важным сначала дать Украине возможность установить наитеснейшие политические отношения с Европейским союзом и Америкой. Этого можно было бы достичь без фундаментального ухудшения наших отношений с Россией. - Без России также невозможно урегулировать ядерный конфликт с Ираном. В середине июня уполномоченный ЕС по внешней политике Хавьер Солана передал Тегерану новое предложение о переговорах пяти государств, имеющих в Совете Безопасности ООН право вето, и Германии. Что дают эти дипломатические усилия? Штайнмайер: На данный момент никто не может сказать, каков будет ответ Ирана. Есть ряд признаков, которым нужно дать оценку. Одним из признаков было открытое обсуждение темы при передаче предложения Хавьером Соланой в Тегеране. Солана имел возможность пообщаться с представителями разных средств массовой информации. Вопрос о предложении Ирану широко освещался в прессе. Совершенно очевидны попытки активизации Ирана на мировой арене. Мы видим, что в руководстве нет никакой сплоченности. Поэтому нам только и остается, что убеждать наших иранских партнеров по переговорам в необходимости занять умную, дальновидную позицию, лежащую также в интересах Ирана, которая даст нам возможность вернуться к переговорам и взять курс на решение проблем дипломатическими методами. Удастся ли это, неизвестно. Но если все останется по-старому, если не будет достигнуто никаких успехов, не будет получено никаких конструктивных ответов из Тегерана, нам предстоит новый раунд в Совете Безопасности, обязательно с Россией и обязательно с Китаем. - Если дипломатическим путем нельзя воспрепятствовать переходу Ирана в разряд ядерных держав, будет ли оправданным использование военных средств или ставка, вероятнее, будет сделана на устрашение? Киссинджер: Сначала я бы хотел еще раз сказать кое-что министру иностранных дел. Я всегда подвергал сомнению возможность достижения нами успеха на базе мелких санкций и мелких стимулов. Я полагаю, в конечном счете, ядерная тема должна вылиться в более широкое обсуждение роли Ирана и отношения к Ирану. - Имеются в виду прямые переговоры Соединенных Штатов? Киссинджер: Да, при непосредственном участии США в определенном месте. Кроме того, мы должны говорить о том, сколько времени у нас еще есть и какова будет наша позиция, если иранская ядерная программа достигнет "точки невозврата". Нам необходима общая позиция относительно того, что нужно делать, если переговоры не приведут к успеху. И нам нужна общая позиция в масштабной политической программе относительно Ирана, и мы, американцы, должны быть готовы участвовать в ней. Если переговоры закончатся провалом, то перед нами встанет серьезный вопрос. Никому не следует абстрактно рассуждать о применении военной силы. Но можно говорить о по-настоящему серьезных санкциях. - И русские будут в той же лодке? Киссинджер: В конце процесса, когда будет ясно, что Иран находится на грани обладания ядерным оружием, когда будет ясно, что все другие возможности исчерпаны, то русским, уже исходя из собственных интересов, придется примкнуть к серьезным усилиям по решению проблемы. Потому как для них угроза является непосредственной. Правда, сейчас она используется исключительно в качестве устрашения. Когда я еще был наделен официальными полномочиями, эта проблема занимала меня больше всего. Что произошло бы, если бы ко мне пришел президент и сказал: "Мы использовали все возможности, теперь мы должны применить ядерное оружие"? Я знаю, что мы угрожали его использованием, но применить его, зная, что за один день жизни могут лишиться миллионы людей, это большая моральная ответственность. Подобного никогда не происходило, поскольку существовали две страны, которые несли равные риски. Однако если мы возьмем 10-15 стран, которые не только находятся с нами в ссоре, но еще и спорят между собой, то тогда устрашение действенным не окажется. Штайнмайер: Это побуждает нас размышлять не только о шансах на успех ядерного сдерживания, но и над ядерным разоружением в мировом масштабе. Эти дебаты продолжаются все последние недели и месяцы с участием широкой общественности. Господин Киссинджер, возьмут ли инициативу в свои руки ведущие страны, без которых дело с места не сдвинется? Киссинджер: В Америке за это выступили четыре политика: Сэм Нанн, Джордж Шульц, Уильям Перри и я, два демократа и два республиканца. Мы всю свою жизнь выступали за сильную национальную оборону. Я, господин министр, убежден, что проблему разоружения мы должны взять в свои руки. Ведь такого просто не может быть, чтобы требование о нераспространении атомного оружия выдвигалось ядерными государствами для разоружения неядерных государств. - Как соотносится стремление к разоружению с созданием системы противоракетной обороны? Штайнмайер: Проблема всегда воспринималась в урезанном виде. Мы не спорим о том, должны ли мы защищаться от новых угроз, в частности, военными методами. Предмет спора заключается, скорее, в том, не должны ли те, кто считает себя находящимися в опасности, создавать единую защиту против новых угроз. Если, как только что уже отметил господин Киссинджер, Россия чувствует угрозу ядерного вооружения Ирана намного сильнее, чем другие регионы мира, то я делаю вывод, что угроза, исходящая от ближневосточных ракет средней дальности, воспринимается в России очень серьезно. В этой связи мне казалось бы разумным – если уж мы столкнулись с подобной новой угрозой – защищать нас не от тех, кто тоже чувствует себя под угрозой, а искать совместные возможности для обороны. Поэтому я рад, что после споров и диссонансов, возникших вначале, переговоры между Россией и Соединенными Штатами движутся по пути поиска совместных оборонительных возможностей, будь то в Азербайджане или в каком-либо другом месте. Киссинджер: Система противоракетной обороны имеет, естественно, технические и стратегические аспекты, которые нужно обсуждать. Однако совершенно другая история, если решение НАТО будет отменено под российским давлением. В том, что касается элементов системы ПРО в Польше и Чешской Республике, договоренности президентов Путина и Буша в Сочи были довольно конструктивными. Система противоракетной обороны в южной части России или в Азербайджане могла бы иметь стратегический и политический смысл. - Каковы шансы на успех текущего процесса непрямых переговоров Израиля с Сирией, перемирия с "Хамасом" и соглашения с "Хизбаллой"? Киссинджер: Я убежден в том, что переговоры с Ираном начнутся, поскольку Тегеран поймет, что без военного конфликта ему не удастся установить власть над всем регионом. Выбор только в том, когда вести переговоры, до конфликта или после него. - Президент Буш тоже готов к подобным переговорам? Киссинджер: Спросите у господина Штайнмайера, у него больше возможностей для общения с президентом Бушем (смеется). Я считаю, что, если рамки окажутся приемлемыми, он будет готов в них участвовать. Штайнмайер: Конечно, нельзя не видеть, что существует общий интерес к локализации иранского влияния в регионе. И как раз в случае успеха израильско-палестинских переговоров нашей международной задачей является как можно большее сокращение возможных активных противников такой договоренности между Израилем и Палестиной. Поэтому я считаю, что с точки зрения израильских перспектив начало непрямых переговоров с Сирией в высшей степени уместно. - С этими вопросами тесно связана проблема терроризма. Совместный ответ на эту угрозу еще, похоже, не найден. Не стоит ли с этой целью приобщить к переговорам такие движения, как "Хамас" или "Хизбалла"? Штайнмайер: Во-первых, вы правы в том, что мы не нашли окончательного ответа, и, возможно, он так никогда и не найдется, поскольку феномены международного и фундаменталистского терроризма различны. Однако, конечно, мы сделали свои выводы из уроков Афганистана. По сей день я считаю правильным, что Германия приняла активное участие в операции в Афганистане, чтобы после 30 лет войны, в том числе и гражданской, помочь обездоленному народу снова встать на ноги, но также и для того, чтобы защитить нас от опасностей терроризма, исходящего из Афганистана. При этом в Афганистане мы поняли, что военный ответ на терроризм не является достаточным, что в делах, подобных афганским, мы в равной степени должны делать упор на восстановление и просвещение. Но, конечно, мы не сможем сразу перенести то, что поняли в Афганистане, на другие регионы. Стабилизация положения на Ближнем Востоке будет, наверное, отвечать другим критериям, чем в Афганистане. Если посмотреть на переговоры между "Фатхом" и "Хамасом", прошедшие недавно при посредничестве египтян, то еще несколько месяцев назад они были невозможны, в частности потому, что насилие в секторе Газа достигало большого размаха, а еще потому, что палестинский президент категорически не желал наряду с прямыми переговорами с Ольмертом выстраивать еще и вторую линию переговоров. Киссинджер: Израиль справедливо ожидает, что группа, с которой должны вестись переговоры, согласится на определенные принципы. Они не должны заключаться в каком-то определенном территориальном регулировании, но право Израиля на существование должно быть признано. - Президентство Джорджа Буша не пронизано ни одной внешнеполитической темой так, как темой Ирака. Где окажется эта страна через пять лет? И как иракскую политику Буша оценит история? Киссинджер: Я связан с Бушем дружескими узами, хотя в 2000 году я поддерживал сенатора Маккейна. Я думаю, история оценит Буша правильнее, чем современники. Для Ирака я могу представить себе следующее развитие: будет созвана конференция министров иностранных дел всех соседних государств плюс постоянных членов Совета Безопасности ООН; также в ней примут участие Сирия и Иран. Если в Ираке установится своего рода шиитско-суннитское равновесие, если там будет иметься автономия для курдов и центральное правительство с конфедеративными свойствами, то эта международная конференция в течение короткого времени могла бы активизироваться и работать по тем же принципам, что и Европейская конференция по безопасности. Здесь могла бы быть достигнута договоренность об определенных принципах политического статуса Ирака, что, в свою очередь, привело бы к ограничению действий извне. Политического решения для Ирака можно достичь в первой половине срока полномочий нового американского президента, если положение вещей, как в последнее время, будет развиваться в том же направлении. Это позволит даже вывести часть американского воинского контингента. Я не настолько пессимистичен в том, что касается политического решения. Как история оценит Буша? Он правильно поднял большой вопрос нашего времени. Но при его решении были допущены ошибки. - Какие ошибки? Киссинджер: Просто ошибки. Давайте на этом остановимся.
BNE: Нефтяные государства набирают силу на международной арене Меган К. Стэк и Борзу Дарагахи Некоторые авторитарные правительства бросают вызов курсу США и затыкают рты местным инакомыслящим. Но рост государственных расходов в этих странах чреват инфляцией, которая, в свою очередь, может подорвать популярность режима в обществе Взлет мировых цен на нефть укрепляет авторитарные режимы в кучке богатых углеводородами стран. Благодаря этому они достаточно осмелели, чтобы бросать вызов устремлениям Соединенных Штатов и ослаблять собственные демократические движения. Цена барреля нефти головокружительно подскочила – с 80 долларов в сентябре до 147 долларов с лишним, пока в эту среду не замерла на отметке 134 доллара 60 центов. Некоторые аналитики полагают, что в дальнейшем она вырастет до 200 долларов. Последствия этого заметны по всему земному шару. В Ираке враждующие между собой силы стараются урвать свой кусок колоссальных нефтяных богатств. У суданского руководства прибавилось денег на покупку вооружений и ведение военной кампании против повстанцев в Дарфуре. Саудовская Аравия отдалилась от вашингтонских союзников. Но ряд самых очевидных последствий наблюдается в странах, лидеры которых наиболее враждебно относятся к Соединенным Штатам: в Венесуэле, где у власти находится президент-популист Уго Чавес, в Иране с его воинственными правителями-исламистами и в России, где усиливается автократия. Правительства этих трех стран, входящих в "верхнюю восьмерку" по объемам доказанных запасов углеводородов, добиваются для себя расширенной роли в мировой политике, а одновременно расходуют деньги на внутренние социальные программы, повышение зарплаты и создание инфраструктуры – меры, которые позволяют разрядить встревоженность, вызванную сползанием к авторитаризму. "Их никак не контролирует ни общество, ни оппозиция, ни государство, ни кто бы то ни было, – пояснил российский экономист Григорий Явлинский, лидер оппозиционной партии "Яблоко" (ныне лидером "Яблока" является Сергей Митрохин. – Прим. ред.). – Поэтому им легко направить эти деньги на поддержание своей популярности". Но колоссальные нефтяные богатства приносят собственные опасности. Все три страны борются с инфляцией, которая может постепенно подорвать популярность правительств у населения. В России расходы государства с 2004 по 2007 год увеличились вдвое. В 2008 году доходы от продажи нефти и газа, как ожидаются, составят свыше 178 млрд долларов – почти на 33 млрд долларов больше, чем прогнозировалось ранее. Международный валютный фонд, опасаясь инфляции, предостерег Россию об опасности безудержных трат. В Иране инфляция ускорила девальвацию местной валюты. Политические перемены, причиной которых стало нефтяное обогащение, тоже могут обернуться плохой стороной. Объемы добычи в Венесуэле падают отчасти потому, что из страны бегут высококвалифицированные инженеры и иностранные компании. По оценке аналитиков, объемы добычи в Иране потенциально могли бы быть намного выше, если бы не санкции, "утечка мозгов" и скудость зарубежных инвестиций, ибо современные технологии не применяются. Однако на данный момент все эти три страны горделиво гарцуют на гребне нефтяных доходов. "Пожалуй, это самое масштабное перераспределение богатства и ресурсов в истории мировой экономики, – говорит Андрей Илларионов, который был советником экс-президента России Владимира Путина по экономическим вопросам, а сейчас является старшим научным сотрудником Института Катона. – Для этих стран данные деньги – нечто вроде шальных прибылей, компенсирующих их неудачи в других сферах". Девятилетний период роста доходов от торговли нефтью восстановил силы России до уровня, какого она не знала со времен расцвета советского времени. Это больше не сломленная страна, пытающаяся хоть за что-то зацепиться, а крупный игрок на мировой арене. 10 лет назад на России висел огромный долг. Сегодня она располагает третьими в мире золотовалютными резервами, уступая лишь Китаю и Японии. Правительство объявило о популярных инициативах по повышению пенсий и расширению льгот для ветеранов. Новый президент Дмитрий Медведев пообещал сосредоточиться на социально-экономических проблемах, которые беспокоят простых россиян. Тем временем Москва все агрессивнее ведет себя с бывшими республиками СССР, склоняющимися к Западу: она объявила Грузии экономическую блокаду, а с Украиной поссорилась из-за цен на природный газ. Путин спорит с Соединенными Штатами по вопросам о расширении НАТО, американских планов размещения в Польше и Чехии элементов системы ПРО – ракет и радара, а также по поводу признания независимости Косово. Россия также укрепляет связи с Ираном: строит в городе Бушер атомную электростанцию и снабжает ее ядерным топливом, несмотря на то, что иранская ядерная программа стала причиной раздоров с Западом. Медведев недавно заявил, что причиной глобального экономического кризиса стали некомпетентность и самонадеянность Вашингтона и американских компаний. "Именно несоответствие формальной роли Соединенных Штатов Америки в мировой экономической системе ее реальным возможностям и было одной из центральных причин текущего кризиса", – сказал он, выступая перед ведущими политиками и бизнесменами на Санкт-Петербургском экономическом форуме. Медведев сказал, что сегодня Россия является глобальным игроком, так что следует признать ее ответственность за судьбы мира. Россияне охотно приняли эту точку зрения, Путин и Медведев пользуются большой популярностью. Но в то же самое время страна страдает от разгула коррупции и тяги к быстрому извлечению прибыли. Независимые СМИ раздавлены, инакомыслящим затыкают рот. Если не учитывать новое сословие сверхбогачей, вскормленное ценами на нефть и газ, широкие массы остаются нищими. Между тем за первые четыре месяца 2008 года добыча нефти сократилась на 1,5% по сравнению с тем же периодом 2007 года. Существуют опасения, что рост себестоимости и старение месторождений выльются в первое за 10 лет снижение годового объема добычи. В Иране тоже наблюдается рост мирового престижа и ослабление демократии синхронно с подорожанием нефти. Исламской республике удается одновременно расширять свое влияние, укреплять военный потенциал и подавлять инакомыслие. Со времен Исламской революции 1979 года цена барреля нефти играла предопределяющую роль для тональности американо-иранских отношений. Иран сильно зависит от экспорта энергоносителей, за счет которого финансирует свой гигантский государственный сектор, вооруженные силы и зарубежных союзников. В 1990-е годы, когда цены на нефть достигли своего минимума, а внешний долг увеличился, Иран был вынужден перейти к умеренности во внутренней и внешней политике, дабы привлечь европейские инвестиции и наладить торговые связи со странами Персидского залива. Когда цены на нефть под воздействием инфляции составляли 24 доллара за баррель и снижались далее, на президентских выборах победил реформатор Мохаммад Хатами, и общество поручило ему сделать Иран более открытой страной. Но к 2002 году, когда баррель стоил 27 долларов и продолжал дорожать, аналитики выявили тенденцию к усилению авторитаризма, что выражалось, в частности, в гонениях на независимые СМИ и арестах диссидентов и людей из окружения Хатами. В 2005 году, когда баррель стоил 55 долларов, к власти пришел президент-консерватор Махмуд Ахмадинежад. Благодаря рекордным ценам на нефть Ахмадинежад смог предложить сторонникам правительства низкопроцентные ссуды и талоны на продукты, начать строительство инфраструктуры и импортировать большие объемы продовольствия, чтобы держать низкие цены на товары первой необходимости. Тем временем журналистам, политическим активистам и блогерам затыкают рты, запугивая их или сажая за решетку. За май 2008 года Тегеран выручил от продажи нефти больше, чем за весь 1998 год, когда влияние Хатами находилось на пике. Ядерная программа Ирана стала для Израиля и администрации Буша одним из главных источников тревог во внешней политике. Она также сильно беспокоит Европу и арабский мир. Поддерживать радикальные группировки на палестинских территориях и в Ливане Иран начал еще до нефтяного бума. Но его мощная роль в Ираке, а также стремительное расширение программы обогащения урана в последние два года с этим бумом совпали. "Это нельзя объяснять исключительно повышением цен на нефть, – поясняет Пол Сэмпсон, лондонский аналитик издательского дома Energy Intelligence, освещающего нефтегазовую индустрию. – Но факт тот, что твердолобые сильнее упорствуют в своих позициях, так как располагают этим постоянным притоком нефтяных прибылей". "В Иране действует общее правило: чем выше цена на нефть, тем слабее демократизация, – говорит тегеранский экономист Саид Лайлаз. – Чем выше цена, тем меньше демократии в обществе. Правительство осмелело и все контролирует". Высокие цены на нефть оберегают Иран и от последствий санкций, наложенных на него в связи с ядерной программой. "Если убрать с рынка иранскую нефть, это подкосит мировую экономику, – отметил Сэмпсон. – Иран это осознает". Центральный банк Венесуэлы сообщил, что доходы от торговли нефтью за первый квартал текущего года составили 20 млрд долларов, что на 60% больше, чем за первый квартал прошлого года. Чавес направил значительную часть этих крупных средств на программы помощи беднякам. Но наблюдатели опасаются, что шальные деньги укрепляют в Чавесе его авторитарную струнку и он тратит средства на укрепление вооруженных сил и антиамериканские политические инициативы. Другие предсказывают, что в стране, где 70% доходов экономики напрямую зависят от нефти, после падения цен (если, конечно, оно произойдет) экономическая модель Чавеса потерпит крах. В Венесуэле повсюду чувствуется экономический рост: в торговых центрах покупатели скупают одежду, виски и бытовую электронику, на улицах пробки, наглядно свидетельствующие, что за прошлый год объем продаж автомобилей вырос на 47%. Пока никого не волнует, что за последние пять лет объемы добычи резко снизились, поскольку из страны бегут отечественные специалисты и иностранные фирмы, имеющие опыт работы с венесуэльской тяжелой нефтью. Однако некоторые утверждают, что рост цен на нефть маскирует назревающие экономические проблемы. Густаво Гарсиа, экономист из аналитического и учебного центра IESA (Каракас), отмечает, что экономический рост типа венесуэльского, опирающийся на высокую цену нефти, невозможно выдерживать неопределенно долго. "В среднесрочной перспективе, когда эти цены вернутся к нормальному уровню, для экономики начнется период болезненной адаптации, – говорит он. – Мы повторяем циклы предыдущих экономических взлетов, которые опирались на недолговечные нефтяные бумы". Использованы материалы Криса Краула и Рамина Мостагхима
BNE: Распростертые объятия для бандитов Роберт Каган Россию и Китай мало заботят демократия и права человека. Их внешняя политика в стиле "без лишних вопросов" привлекательна для ряда самых отвратительных деспотов планеты Ошибочно считать, что автократия не привлекательна в глазах соседей по международной арене. Благодаря значительному экономическому росту, наблюдающемуся в течение десятков лет, китайцы сегодня могут утверждать, что их модель экономического развития, сочетающая все более открытую экономику с закрытым политическим строем, может быть удачным вариантом развития для многих стран. Она определенно является образцом успешной автократии, рецептом достижения богатства и стабильности без уступок политической либерализации. Российская модель "суверенной демократии" пользуется популярностью среди автократов Центральной Азии. Некоторые европейцы беспокоятся, что Россия "превращается в идеологическую альтернативу ЕС, предлагающую иной подход к суверенитету, могуществу и всемирному порядку". В 1980-1990-е годы авторитарная модель казалась рецептом поражения: диктатуры как правого, так и левого толка терпели поражение от натиска либерализма. Сегодня, благодаря успеху Китая и России, эта модель выглядит более надежной. Возможно, Россия и Китай больше не занимаются активным экспортом идеологии, но они могут предложить (и предлагают) автократам убежище на случай враждебного отношения демократических стран. Когда в 1990-е годы отношения Ирана с Европой резко испортились после того, как иранские священнослужители издали фетву со смертным приговором Салману Рушди, влиятельный иранский лидер Акбар Хашеми Рафсанджани не преминул подчеркнуть, насколько проще поддерживать хорошие отношения со страной типа Китая. Когда в 2005 году диктатор Узбекистана подвергся критике со стороны администрации Джорджа У. Буша за жестокий разгон митинга оппозиции, он в ответ вступил в Шанхайскую организацию сотрудничества и сблизился с Москвой. Китай оказывает неограниченную помощь диктатурам в Африке и Азии, подрывая усилия "международного сообщества" по стимулированию реформ – на практике часто означающие смену существующего строя – в таких странах, как Бирма и Зимбабве. Сколько бы американцы и европейцы ни ворчали, автократии не имеют привычки свергать других автократов по настоянию демократического мира. Китайская сторона, не так давно применившая силу для разгона студенческих демонстраций, вряд ли поможет Западу сместить бирманское правительство в наказание за те же самые действия. Не будет оно и выдвигать условия предоставления гуманитарной помощи африканским государствам, требуя проведения политических и административных реформ, которые сам Китай осуществлять не собирается. В условиях великого раскола между демократией и автократией автократы объединены общими интересами и общими взглядами на глобальный порядок. Собственно, имеет место общемировое состязание. Министр иностранных дел России Сергей Лавров сказал, что впервые за много лет на рынке идей сложились условия для реальной конкуренции между различными системами ценностей и моделями развития. С российской точки зрения, тот факт, что Запад, как выражаются сами россияне, теряет свою монополию на процесс глобализации, – это хорошая новость. Такие заявления – сюрприз для демократического мира, полагавшего, что подобные состязания закончились вместе с падением Берлинской войны. Демократии планеты не рассматривают свои собственные попытки поддержать демократию и принципы эпохи Просвещения за границей как аспект геополитического состязания, так как вместо "конкурирующих истин" видят лишь "общечеловеческие ценности". В результате они не всегда сознают, что пользуются своим богатством и мощью, чтобы принуждать других к переходу на их ценности и принципы. В своих собственных международных организациях и альянсах они требуют строгого соблюдения принципов либеральной демократии. Прежде чем раскрыть свои двери перед новыми членами и предоставить колоссальные преимущества в плане богатства и безопасности, вытекающие из членства, они требуют, чтобы государства, желающие вступить в ЕС или НАТО, перешли к открытой модели экономики и политического устройства. Когда в конце 2007 года президент Грузии объявил чрезвычайное положение, он тем самым нанес ущерб вступлению Грузии в НАТО и ЕС в обозримом будущем. В результате Грузия теперь занимает хрупкое положение в неком промежуточном пространстве между российской автократией и европейским либерализмом. В итоге, если демократии повернутся к Грузии спиной, ей поневоле, в отсутствие другого выбора, придется пойти на уступки Москве. Это состязание нельзя всецело уподоблять холодной войне в уменьшенном масштабе. Это скорее ситуация XIX века в уменьшенном масштабе. В XIX веке абсолютистские правители России и Австрии поддерживали своих коллег-автократов в постреволюционной Франции и применяли силу для подавления либеральных восстаний в Германии, Польше, Италии и Испании. Великобритания Пальмерстона пользовалась своей мощью для помощи либералам на континенте; США приветствовали либеральные революции в Венгрии и Германии и выражали свое возмущение тем, что российские войска подавили либеральные силы в Польше. Сегодня Украина уже побывала полем битвы между силами, поддерживаемыми Западом, и силами, поддерживаемыми Россией, и легко может вновь сделаться таким полем битвы в будущем. Та же судьба может постигнуть и Грузию. Возможно, до войны не дойдет, но общемировая конкуренция между либеральными и автократическими правительствами станет одной из главных черт мира в XXI веке. Крупные державы все чаще принимают ту или другую сторону и самоотождествляются с тем или иным лагерем. Индия, в период холодной войны занимавшая гордо-нейтральные или даже просоветские позиции, начала считать себя частью демократического Запада. Япония в последние годы тоже всеми силами старается позиционировать себя как демократическая великая держава. В международных делах не существует идеальной симметрии. Две существующие параллельно реалии нынешней эпохи – соперничество великих держав и поединок демократии с автократией – не всегда будут влечь за собой одинаковую расстановку сил. Демократическая Индия, состязаясь в геополитическом плане с авторитарным Китаем, поддерживает бирманскую диктатуру, чтобы лишить Пекин стратегического преимущества. Индийские дипломаты обожают стравливать между собой другие великие державы, сближаясь то с Россией, то с Китаем. Демократические Греция и Кипр находятся в тесных отношениях с Россией отчасти из культурной солидарности со своими православными родичами, но в основном на базе экономических интересов. Соединенные Штаты уже долгое время вступают в союзы с арабскими диктатурами, руководствуясь стратегическими и экономическими соображениями, а также с чередой военных, правящих в Пакистане. Как и во время холодной войны стратегические и экономические соображения, а также близость культур, порой идут вразрез с идеологией. Но в современном мире геополитические альянсы государства надежнее всего можно предсказать на основе формы управления, а не "типа цивилизации" или географического положения. Сегодня демократии Азии объединяются с демократиями Европы против автократий Азии. На взгляд китайских наблюдателей, существует "V-образный пояс" проамериканских демократических государств, "простирающийся от Северо-Восточной до Центральной Азии". Когда ВМС Индии, США, Японии, Австралии и Сингапура в прошлом году проводили учения в Бенгальском заливе, китайские и другие наблюдатели назвали эту группу государств "осью демократии". Премьер-министр Японии говорил о "азиатской дуге свободы и процветания", тянущейся от Японии и Индонезии до Индии. Российские официальные лица уверяют, что "встревожены" тем, что НАТО и ОБСЕ "воспроизводят политику блоков", похожую на курс времен холодной войны. Но сами россияне называют Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС) "антинатовским" альянсом и "Варшавским договором-2". На прошлогоднем саммите ШОС собрались пять автократий – Китай, Россия, Узбекистан, Казахстан и Таджикистан – а также Иран. Раскол между США и их европейскими союзниками, ярко наметившийся после вторжения в Ирак, отходит на задний план перед этим более фундаментальным геополитическим размежеванием и в особенности ростом трений между демократическим трансатлантическим альянсом и авторитарной Россией. Позиция Европы по отношению к России становится более жесткой. Но такова же позиция Европы по отношению к Китаю: по данным соцопросов, в Великобритании, Германии, Франции и Испании имидж Китая в последние годы сильно испортился. В 2007 году только 34% немцев положительно относились к Пекину, что, возможно, объясняет, почему канцлер Ангела Меркель позволила себе в прошлом году вызвать раздражение Китая, встретившись с Далай-ламой. Это не означает, что американцы и европейцы придут к единому взгляду на то, как следует общаться с Москвой или Пекином. Китай не дает поводов Европе для повседневных стратегических тревог, а следовательно, европейцы более склонны спокойно взирать на усиление Китая, чем американцы, индийцы или японцы. В отношении России европейцы, возможно, предпочтут проводить Ostpolitik в духе задабривания, как и в период холодной войны, чем более воинственный курс в американском стиле. Тем не менее, в Европе наблюдаются тенденции к усилению демократической солидарности. Вопрос в том, долго ли Ближний Восток останется исключением из этой закономерности? Возможно, что со временем автократии Египта и Саудовской Аравии найдут для себя полезным сближение с такими же автократами из Москвы и Пекина. Возможно также, что демократизированные Ливан, Ирак и Марокко образуют новый блок проамериканских демократий в регионе наряду с более умеренными, склонными к демократизации автократиями Кувейта, Иордании и Бахрейна. Глобальный раскол между клубом автократов и осью демократии имеет глубокие последствия для архитектуры международных отношений. Можно ли до сих пор употреблять термин "международное сообщество"? Это слово предполагает единодушие в отношении международных норм поведения, международной этики и даже международной совести. Сегодня у крупнейших держав мира нет такого взаимопонимания. В том, что касается важных стратегических вопросов – например, необходимости вмешательств, наложения санкций или попыток изолировать некие государства дипломатическими методами – больше не существует международного сообщества, которое можно было бы мобилизовывать или возглавлять. Отрывок из книги Роберта Кагана "Возвращение истории и конец мечтаний". Опубликовано с разрешения издательства Alfred A. Knopf, подразделения Random House, Inc. National Post http://www.inopressa.ru/nationalpost/2008/07/25/14:21:47/kagan
полная версия страницы